-  Ты помнишь то давнее лето отец? Мы пошли с тобой встречать маму с работы. С утра прошел дождь, и небо было синее-синее, будто выстиранное. Мы шли по тропинке, и ты держал меня за руку, а высоко в небе пела какая-то птаха.

Отец не отвечал, да Иван, кажется, и не ждал ответа. Он свинтил крышку с бутылки и налил водку в пластмассовый стаканчик. Не торопясь, выпил водку, и закурил сигарету.

     -  Тропинка шла через пшеничное поле, и зеленые колосья ударяли меня по лицу. Я морщился, закрываясь от них рукой, а ты все смеялся и говорил, что год будет урожайным. Потом мы стояли у проходной фабрики и ждали, когда выйдет мама. И она выбежала из проходной, молодая, веселая и поцеловала, сначала меня, а потом тебя. Я это помню.

Иван снова налил водку в стаканчик, выпил, и опять глубоко затянулся сигаретой. Он курил и молчал, глядя куда-то вдаль,  туда, где зеленея листвой, стоял березовый лес.

      - Потом мама мне купила шоколадку с орехами, и мы пошли гулять в парк, - вздохнув, сказал Иван, по-прежнему глядя на зеленеющий вдали лес, - я ел шоколадку, а вы целовались с мамой, думая, что я не вижу. А я рвал какие-то цветы и приносил их вам показать. Мама мне говорила, как они называются, а ты курил и смотрел на нее. А потом мы пошли в библиотеку, и вы там пили чай со знакомой библиотекаршей. А я рассматривал картинки в “Крокодиле” и ел конфеты, которыми меня угостила добрая тетенька-библиотекарь.

Иван налил водку в стаканчик, отставил в сторону пустую бутылку, и надолго задумался. О чем он думал? Наверное, о том, что еще помнил. А может быть о том, что он уже забыл? Забыл что-то очень важное, то, что нужно обязательно помнить и никогда нельзя забывать? Кто знает.

Иван допил водку и, морщась, снова закурил.  Потом, все больше хмелея, покачал склоненной головой.

         - Что же было дальше, отец? – тихо спросил он, и снова не получил ответа.

         - Не помню, - сказал Иван после длинной паузы, – но точно знаю, что это был самый счастливый день в моей жизни. Вот только понял я это, когда прошло уже слишком много времени с тех пор. Были, конечно, и другие счастливые дни, но такого безоблачного,  и по-детски наивного счастья, не было больше никогда.

         - Да, - вспомнил Иван, - я же вам с мамой цветы принес. Он покопался в пакете и достал из него букетик красных гвоздик.  Иван встряхнул букет, расправил, как мог, поникшие цветы и поставил их в стеклянную банку с водой.

         - Красные гвоздики, какие ты любишь, мама, - сказал Иван, роняя на колени пьяные слезы.

         - Как же давно это было, - тихо сказал он, не замечая слез, катящихся по лицу,  - уже и крестик на могильной плите позеленел от времени.

Иван замолчал, глядя на фотографию родителей, а они, улыбаясь, смотрели с памятника на него. Смотрели без укора, с любовью, будто он был все тем же маленьким мальчиком, собирающим для них цветы в парке.

         - Как же давно это было, - повторил Иван.

Да, действительно, это было давно, с этим никто не спорит. Но человек жив до тех пор, пока о нем кто-то помнит.

Люди! Помните о своих близких, и может быть, кто-нибудь, будет помнить о вас.