Normal 0 false false false RU X-NONE X-NONE /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin-top:0cm; mso-para-margin-right:0cm; mso-para-margin-bottom:10.0pt; mso-para-margin-left:0cm; line-height:115%; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin; mso-fareast-language:EN-US;}

                 Предисловие.

У каждого живого существа самое дорогое это дети! Рождая их, затем оберегая, сохраняя и воспитывая, родители отдают детям все без остатка, порой, даже жизнь. Чтобы успешно сохранить и воспитать детей, родители должны подробно знать все о них. На этот счет, в природе существует два инстинкта, родительский инстинкт заставляет, как можно больше узнать о детях и лучшее передать и привить родителями детям.  Детский инстинкт подталкивает их к самостоятельности, заставляет детей скрывать свою жизнь от родителей. На пересечении этих природных перекрестков инстинктов, бывают, зачастую, разногласия между родителями и их детьми,  и появляется у детей двойная жизнь, та, которую знают родители, и та, которая скрыта детьми от родителей. Чем больше у родителей преобладает инстинкт познания о жизни детей, тем сильнее у детей развивается инстинкт самостоятельности, который ведет к еще большей скрытной жизни  ребенка. Причем обе стороны, и родительская, и детская убеждены, что именно они делают правильно. Родительская сторона, расширяя свои познания о детях убеждена, что, познав все движения ребенка, они смогут лучше воспитать его. Детская сторона убеждена, что чем больше у них будет самостоятельности и простора для движения, тем больше познает он мир. Тем более, когда касается помощи родителям и ребенок осознаёт, что он ее может осуществить, в  этом случае природный инстинкт к самостоятельности у  детей зашкаливает, и он, теряя голову,  бросается в любой омут!                                      

                                        КРАСАВЧИК.

                                    КНИГА 1

 Петя с выпускного экзамена пришел домой под утро, когда стало светать.

− Ой, уж больно-то долго, Петенька, я заждалась, − сидя на стуле в кухне, сказала Анна Альбертовна.

Петька от неожиданности голоса матери даже вздрогнул.

− Мама, ты что, всю ночь просидела и не спала? − удивленно спросил он.

− Вот, сыночек, когда будут свои дети, тогда и поймешь меня, что уснуть  невозможно, когда единственного дитя нет дома, целую ночь.

− Мама, я же на выпускном вечере был после окончания средней школы. Пойми, мама, не детского сада, а средней школы, ведь я окончил десять классов, − смеясь, обнимая мать, говорил Петька.

− Для меня, сыночек, ты всегда останешься маленьким, даже меньше, чем из садика, − вздыхая, отвечала Анна Альбертовна.

− Да и потом, я скоро пойду работать на завод. Что же ты меня будешь опекать, как рабочий класс?

− Никуда ты не пойдешь работать. Я тебе говорила и тысячу первый раз скажу, что ты пойдешь учиться в институт. Это не только мое желание, это еще и желание отца. Перед смертью отец просил, умолял меня исполнить его заветную мечту, чтоб его сын был ученым, и не только окончил институт, но и защитил диссертацию и продолжил работу отца. На эту тему прекратим обсуждения, это, будем считать, не подлежит сомнению, и ты завтра же идешь в политехнический институт и сдаешь документы.

− Но, мама, тебе же тяжело одной вытягивать весь наш дом и нас двоих. Что я не вижу, что мы сводим еле-еле концы с концами, − перебивая мать, старался убедить Петька.

− Прекрати об этом. Мы живем скромно, но не бедствуем, и пока я жива буду, я не позволю своему сыну остаться без высшего образования. Я хоть и преподаю там иностранные языки, но вижу, что там есть люди, которые перебиваются, но учатся, чтоб получить специальность и обеспечить себя в будущем, - убеждала мать.

− Мама, но специальность я получу и на заводе, и буду получать зарплату, обеспечивающую мне нормальную жизнь, - обидчиво пояснял Петька.

При слове «завод» Анна Альбертовна менялась в лице и все тело ее, как бы съеживалось, протестуя, против работы сына на заводе.

− Я ничего не имею против рабочего класса и их зарплат. Просто для меня предсмертное завещание твоего отца своему сыну, важнее всего. А если для тебя это ничего не значит, то я тебя понимать отказываюсь, − в сердцах ответила Анна Альбертовна.

− Ну, успокойся, мама, ну не плачь, я завтра  же отнесу документы в институт, − пообещал Петька.

− Я же для тебя стараюсь, не для себя. Хочется, чтобы ты, наш единственный сын, вырос не только высокий, красивый, но и умный, ученый, чтоб ты был, наша с отцом гордость. Пусть его нет, но я хожу на могилку и все-все ему рассказываю. Вот завтра, да нет, уже сегодня, пойду и расскажу, что наш сыночек окончил десять классов с золотой медалью и завтра понесет документы в тот институт, где работал он, и что сын продолжит его дело, − вытирая набежавшие слезы, говорила Анна Альбертовна.

− Хорошо-хорошо, мама, я так устал, что с ног валюсь, столько танцевали, я даже на тренировках так не уставал. Мы договорились, что завтра я отнесу документы в институт и буду сдавать экзамены честно, добросовестно, - пообещал Петька.

− Тебе предстоит собеседование, но об этом потом, а сейчас ложись, и спи, - добившись своего Анна Альбертовна успокоилась.

 Петька быстро разделся и завалился на кровать спать, а Анна Альбертовна, поправив одеяло на сыне, присела на стул около кровати. Вскоре сын мерно засопел, слегка причмокивая губами.

− «Я уже взрослый», − прошептала мать, передразнивая сына, − а сам, как в детстве чмокаешь губами.

Она сидела и смотрела на Петьку, красивого, молодого человека. По щекам на месте бакенбардов и под носом был виден чернеющий пушок, который скоро-скоро потребует ежедневного бритья.

 − Да, а, кажется, что все было вчера, − вздохнула Анна Альбертовна, проговорив шепотом и задумалась…

...Анну, как отличницу, после института распределили в Ленинград, но она настояла, чтобы ее направили в село.

−  Хочу работать в сельской местности, в школе-десятилетке, набраться опыта, а потом будет желание, перееду в город, − заявила она комиссии. Анна сама была из небольшого волжского городка, из семьи немецких переселенцев. Ее отец был директором местной школы, и почти каждый житель городка знал Альберта Робертовича Гросса и его семью. Отец в скорости умер, когда Анна была на втором курсе, а мать осталась со своим сыном, сводным братом Анны, который был женат и был намного старше  ее, имел трех детей. Приезжала Анна в отчий дом на каникулы, но там ей явно были не рады. Мать ее старалась, чем могла, сгладить грубость своего сына. Но скандал за скандалом, обвинения все время сыпались на голову Анны во время пребывания на каникулах. Она даже была вынуждена уезжать с каникул раньше на неделю и ходить по пустующему студенческому общежитию, поджидая, когда же начнут съезжаться студентки. Все веселые, разодетые, в обновках, шумно повествующие о проведенных каникулах с родителями. Ей рассказывать было нечего, она днями пропадала на Волге, пекла картошку в костре, жарила яичницу с салом и луком, иногда рыбу, если кто из рыбаков угощал ее, чаще всего знакомые отца. Она была загорелой, светловолосой, красивой, и ей тоже завидовали и при расспросах, как она отдохнула, Анна отвечала загадочно, односложно:   − О! Отлично, хорошо отдохнула!

Так что после окончания института, ей ехать было некуда, а тут в направлении было указано, что она обеспечивается квартирой, и Анна решила ехать.

− Поработаю в деревне, наберусь опыта, поднакоплю денег, а потом уже и в город, − рассуждала она.

Новое место ей понравилось. Село было большое, вытянувшееся вдоль Волги километра на два, а может, и три. По селу тянулись песчаные дороги, прорезанные подводами и машинами. Всюду был песок. Не успеешь вытрясти половички, как они снова набиты песком,  опять тряси, но зато и в дождь и в снег − никакой грязи. Это красота,  осень, дождь, идешь по мокрому песку, возле дома отряхнул туфли или ботинки,  и они чистые.

Его Анна встретила в первый день в школе, он был учителем истории, а летом подменял директора школы, когда тот был в отпуске. Открывая дверь в кабинет директора, Анна никак не ожидала увидеть здорового, молодого, лет под тридцать, мужчину. Загорелый, в короткой спортивной водолазке-безрукавке, он так и пышел здоровьем. Его мощные, загорелые руки приняли из рук Анны документы. Он бегло прочел и, слегка улыбаясь, спросил приятным голосом:

− Что же это Вы сразу после института и сюда, к нам? Обычно после института месяца полтора бывшие студенты отдыхают от напряженной работы, учебы, да некоторые и к первому сентября опаздывают.

−  А я решила освоиться со школой по быстрее, да местечко потеплее захватить, − ответила,  шутя, Анна.

− На счет теплого места,  это Вы зря. У нас ушла Клара Карловна на пенсию, старый учитель иностранного языка, по- немецкому, а молодая учительница английского языка Лариса Васильевна вышла замуж и уехала в город. Так что Вы выбирайте любое тепленькое местечко. А какой язык преподаете? − спросил он.

− Я могу немецкий и английский, − ответила Анна.

− О! Это прямо школе повезло, − протянул он, восхищаясь неподдельно.

− А в чем же здесь  везение? − спросила она.

− Вы не представляете, как трудно у нас, в селе найти замену. А заболеет учитель,  и носятся ребята по школе, как угорелые, − зажигаясь мыслью о работе, говорил он. В нем заговорила струнка администратора.

−Ах, да, извините, я не представился,  учитель истории Морозов Михаил Алексеевич, временно исполняю обязанности директора школы. Я возьму Ваши документы и положу в сейф, а когда выйдет Николай Спиридонович из отпуска, в конце августа, тогда Вас и оформят.

− А чем мне сейчас заниматься? − спросила Анна.

−  Там Клара Карловна оставила на осень несколько неуспевающих учеников, да и Лариса Васильевна, по-моему, тоже двоечников оставила. В конце августа с ними нужно позаниматься. А сейчас займитесь летней практикой. О, не бойтесь! Ученики приходят человек пятнадцать-двадцать, Вы с ними поработайте на подсобном хозяйстве школы. Там у нас посажены огурцы, помидоры, капуста, картошка и всякая-всякая крестьянская снедь. У нас Нина Петровна этим заведует. Но со вчерашнего дня она тоже ушла в отпуск, мы тут вчера решали, как же быть с учениками. Вот Вы нас выручите, их мне навязывали, а мне никак нельзя,  нужно корове сено заготавливать, − так как-то просто, по- домашнему, закончил он.

− Но я же ничего не знаю, − запротестовала Анна.

− О, это сущая ерунда. Это же село, все ученики дома занимаются своими огородами, где все посажено, так что Вы смотрите за ними и учитесь у них, − успокаивал Михаил Алексеевич.

Так и стала Анна работать на приусадебном участке школы. Приходила в 9 часов в школу, забирала учеников, сколько приходило, когда меньше, когда больше, и шла вниз, к Волге, где начинался луг. Вначале по высокой луговой траве, по протоптанной дорожке, а там дальше, на лугу и располагался школьный участок. Он был большой, где-то гектара полтора-два, так что на прополку приходилось привлекать и родителей, но они своим детям помогали с удовольствием. Приходили гурьбой тогда, когда и Анна не знала,  сами ученики  родителям  объявляли,  и  они подсказывали, что и когда нужно делать. А часов в 12 дня приходил Михаил, они набирали огурцов, помидор, молодой картошки и шли к Волге, где разводили костер и варили картошку. А потом, с постным маслом, луком зеленым вприкуску с огурцами и помидорами ели ее с таким аппетитом, что казалось в казане не картошка, а что-то такое вкусное, неземное. Иногда Михаил ловил раков, и они засиживались до вечера, жаря раков на костре. Он так делал это умело, расправляя ракам хвосты и, растопыривая им клешни на костре, а через несколько минут ловко поддевал его палочкой, ловил рака на лету, а затем подавал Анне. Вкуснятина была неповторимая. Рак пах костром, мясо шейки  слегка подгорелое, а клешни даже в некоторых местах прогорали и слегка обугливались, но вкус был сладковатый с попадающейся солью. Михаил как-то пропал на несколько дней, и Анна видела его везущим сено к своему дому. Потом он пропал опять на несколько дней и снова появился на бричке-арбе, отгонял лошадей на скотный двор колхоза уже поздно вечером.

− Садитесь, подвезу, − останавливаясь около идущей по улице Анны, предложил Михаил. 

Анна чувствовала одиночество, никого не знала, проводила большую часть времени дома или уходила купаться на Волгу, но там она никого не знала из купающегося люда. Народу было хоть и много, но все приезжие. Их видно было сразу. Вели себя они беззаботно. А сельские жители прибегут окунуться в речке и убегут, обуянные сельскими заботами. Все они были не знакомы Анне. Поэтому она приходила и, покупавшись , одна уходила домой,  ей тоже особо делать было нечего. Дом располагался недалеко от школы. Построен на два хозяина, вход с одной и другой стороны. С противоположной стороны жила учительская чета, которая уехала отдыхать в отпуск. Поэтому этот дом называли учительским. Увидев Михаила на бричке, Анна его предложению даже обрадовалась.

− А как же здесь сесть, в этой бричке нет сиденья, − с испугом говорила Анна, подходя к арбе, которая представляла собою две лестницы,  расположенные на колесах вдоль телеги. 

−  О, это поправимое дело, − быстро соскакивая с арбы, говорил Михаил.

Михаил быстро привязал вожжи к арбе, подбежал к одному двору и, без особого труда, слегка напрягшись, оторвал доску от лавочки, положил ее на низ арбы и, подхватив Анну, усадил ее на доску. Анна не успела ничего сказать, возразить, только ойкнула и уже сидела в арбе.

− На обратном пути лавочку на место прибьем, − пояснил Михаил, дернул вожжами, и кони рванули с места. Анна, дернувшись, чуть не свалилась с арбы, хватаясь руками за перегородки  борта арбы. Распрягал коней Михаил ловко, сноровисто. Анна даже залюбовалась, одно движение и хомут с лошади оказывался у него в руках. Другое движение,  и второй хомут со второй лошади в другой руке. Ловким движением,  и хомуты висели на длинных штырях. Он привязал коней и вышел в освещенный створ дверей,  красивый, ладный, мускулатура так и играла у него на груди. Он был одет в черную майку с огромными вырезами для рук. Так что на его мощном теле майка казалась маленькой тряпицей, слегка прикрывающей грудь и спину.

Они прошли некоторое время молча, видимо, Михаил о чем-то думал, то ли собирался с духом.

−  Может, искупаемся? − предложил он.

−  Но уже поздно, стемнело, а я боюсь купаться. Ночью вода темная, так и кажется, что она сплошной омут, − слегка ежась, ответила Анна.

−  Да не бойтесь, мы же будем купаться на пляже, где каждый метр знаком, какой уж там омут, − смеясь, уговаривал он.

− Ну что ж, только недолго, − согласилась она.

− Окунемся и назад. Кстати, сегодня танцы, может,  сходим после купания, − предложил Михаил.

− Да я не очень хорошо танцую, − ответила Анна.

− В этом мы, видно, одинаковые танцоры. Я в танцах, как медведь. Даже со стороны, кто смотрит, то говорит, что я раскачиваюсь точь-в- точь, как медведь, − смеясь, говорил Михаил.

Пришли на пляж. Ни души. Песок уже был холодноватый сверху, проваливаясь, нога ощущала легкое прикосновение тепла, но это на доли секунды, и легкая прохлада летнего вечера проникала и туда. Михаил быстро разделся и плюхнулся в воду. Анна, слегка поеживаясь, стала медленно раздеваться. Ей было неловко отказаться купаться, а то,  получается, сначала соглашалась, а пришли к воде и отказываться. Она разделась и подошла к воде. Вода была теплая, казалось на ощупь, что под ногами шелк. Анна медленно зашла в воду. Через секунду Михаил вынырнул перед лицом Анны и снова нырнул в воду. Анна от неожиданности вскрикнула и попятилась к берегу, но тут же попала в мощные руки Михаила, вынырнувшего тихо сзади. Она, ойкнув, повернулась лицом к нему и нос к носу встретилась с ним. Тут же крепкие руки Михаила притянули ее к себе, и крепкий поцелуй застыл на ее губах. Анна не знала, что делать, то ли кричать, то ли отталкиваться, то ли драться, но ни того, ни другого ей не хотелось. Тело стало мягким, податливым, ноги как-то подкашивались. Она не хотела кричать, рот был зажат поцелуем, в горле пересохло сладкой истомой, руки для борьбы не поднимались, и она поймала себя на мысли, что сама скучала по Михаилу и хотела, ждала встречи. Конечно, в думах, в желаньях, такого сценария встречи не просматривалось, но желание встречи было и, гуляя  иногда по селу, при длительном отсутствии Михаила, она желала в мечтах где-то его встретить.

Ему было двадцать девять лет, он был не женат, в его действиях, движениях чувствовалась опытная рука бывалого мужчины. Не переставая целовать, он взял на руки Анну и положил ее на песок. Анна не сопротивлялась, как бы отдав себя на волю судьбы. Михаил купался нагишом, ловким движением руки и купальник Анны оказался рядышком, на песке. После купания они пошли к Анне в дом, и Михаил только рано утром, крадучись, ушел от нее.

…Незаметно подошло первое сентября, начались уроки, поползли слухи об их женитьбе. Поэтому поводу директор школы как-то заметил:

− Вот и хорошо, вот и ладненько, что Анна Альбертовна встречается с Михаилом Алексеевичем, не надо будет нам искать учителей, если бы Анну Альбертовну забрали куда- нибудь в город, то пришлось бы нам искать два учителя.

Уже беременность была сильно заметна. А Михаил ни словом не обмолвился о свадьбе или об их совместной дальнейшей жизни. Тем более, что стал он приходить все реже и реже, объясняя свою занятость подготовкой к урокам, а иногда  тем, что Анне нужно беречь малыша. Ей учителя советовали что-то делать, что-то решать, но она и слышать не хотела об аборте.

− Нет, никогда, я любой ценой сохраню дитя, − твердо заверила она в учительской, когда собрались одни женщины-коллеги на очередное собрание-совещание решать, что делать.

− Ну, как знаешь, − ответили они ей. − Чем можем, поможем.

− На этом спасибо, − ответила Анна.

С лета прошло шесть месяцев до Нового года,  это уже не шуточное дело и ничего уже не посоветуешь. Михаил на Новый год не пришел к Анне. Она одна, нарядив маленькую елочку, просидела, празднуя наступление Нового года. После каникул Анна пришла в учительскую и увидела на себе сочувствующие взгляды своих коллег. Михаила она не видела со дня начала каникул, и в учительскую он не заходил после того, как ему завуч заявила:

− Не выпадают глазки от стыда, Михаил Алексеевич?!

− Не Ваше дело, не лезьте в чужую жизнь, − отрезал  он ей, и больше Михаила Алексеевича в учительской не было.

Анне советовали поговорить с Михаилом, но она наотрез отказалась.

− Женить на себе я его не собираюсь, навязываться не буду, − отрезала она советчикам.

Больше об этом при ней не говорили, а за глаза то тут, то там до Анны доходил слух, что Михаил встречается с дочерью заведующего Районо.  Стали настойчиво поговаривать, что могут сместить старого директора Николая Спиридоновича.

− Никогда этого не будет! Вы, как хотите, а я ему в морду плюну и уйду, и Вам советую, − в сердцах выпалила завуч тогда, когда Михаил зашел на секунду за картами в учительскую. Он зыркнул большими глазами на говорившую  и, молча, хлопнув дверью, вышел.

…О, хо −  хо, − вздохнула   Анна   Альбертовна,   оторвавшись   от воспоминаний.

Сын заворочался, перевернулся на другой бок и тихо стал доноситься  мерный сап. Анна Альбертовна снова стала вспоминать пережитые годы той жуткой зимы, того первого начала самостоятельной жизни после окончания института и первого ее учительства.

...Морозная, снежная зима выдалась в тот год. Анна, молодая девушка, учительница иностранного языка местной школы-десятилетки, сидела в холодной квартире. Квартира отапливалась дровами и углем, а Анне с утра стало плохо, и она, еле двигаясь по дому, зажгла печку и бросила остаток от вчерашних дров. Сходить во двор, и набрать дров и угля уже сил не было. Анна была на последнем месяце беременности и старалась, как бы, подготовиться к таким вот тяжелым временам, когда будет ходить тяжело или вовсе невозможно. Она заранее наносила дров и угля  по- больше, когда еще чуть прихватывало и отпускало, но дрова и уголь, заготовленные впрок, расходились быстро. И так получилось, что очередную порцию заготовленного топлива она израсходовала, потом, почувствовав себя хорошо, решила не заготавливать впрок, и вот сегодня ей стало хуже.

В квартире становилось все холоднее и холоднее. Анна встала с кровати, на одетую кофточку и трико она надела брюки и длинное пальто. Брюки на животе не сходились, она подхватила их шарфом. Закутавшись,  еле передвигая ногами, она вышла на улицу, зашла в сарай и набрала дров. Развернувшись к выходу, она зацепилась за сползающую   халошу  штанины и, вместе с дровами завалилась в сарае, ударившись головой о разбросанные чурбаки дров. Сколько она пролежала, не знала, но ее подобрала соседка-учительница, которая пришла из школы, с первой смены.

− Слышу, кто-то стонет, − рассказывала она в больнице,  а не пойму где. Я  в дом, нет никого, я  в сарай, а она лежит бедная, уже закоченела.

Оттирали Анну долго, боролись за ее жизнь несколько дней.

− Самое основное - сохраните дитя, − шептала она.

 Недоброжелатели, а, может кто из лучших побуждений,  желали  раннего разрешения от бремени.   

 − И будет девочка без забот и тревог свободна, как пташка, − говорили некоторые.

− Только спасите ребенка, − шептала она мольбу в полусознании. Поправилась она быстро, как только прошел кризис. Как-то сразу  было  плохо, а потом день ото дня все лучше, лучше, и она стала кушать, ходить по палате, а в животе ребенок то и дело толкался и толкался, словно тоже почувствовал выздоровление и силу мамы.

Родила она пятого марта, когда стало солнышко заглядывать в окошко и через стекла уже чувствовалось его весеннее тепло. Капель с крыш закапала, но снег еще лежал, и уже кое-где показывались на черной дороге проталины. Малыш родился здоровеньким, 4 кг 200 г, сразу закричал, зашумел, извещая весь мир о своем появлении. Восьмого марта ей разрешили встать и походить по палате. В больнице было народу мало, в палате три женщины о чем-то перешептывались и поглядывали в ее сторону. Анне было неловко, она ощущала взгляды женщин, и было видно, что они говорят о ней. Она подошла к окошку,  выходящему на центральную улицу, и смотрела, как там играли дети, лепили из мягкого, податливого, возможно, последнего снега бабу-ягу. И тут вихрем, откуда ни возьмись, выскочила тройка, запряженная в сани. За ней другая, третья, и вереница саней с бубенцами, с цветами и лентами, украшенные, вытянулась вдоль улицы. Анна смотрела на первую тройку и не могла оторвать глаз, не понимая, не осознавая, что происходит. На первой тройке, в санях-  развальнях, восседал Михаил, в шубе нараспашку, из-под которой виднелся черный костюм жениха с большим красным бантом на груди. А обнимала его, обвив руками шею, черноволосая красавица, и оба радостно хохотали. Ей показалось, что этот смех, зычный, громкий, доносился даже сюда, в палату, хотя это только казалось, так они заразительно хохотали, проносясь в санях по улице мимо роддома. Село, куда ни поедешь, куда ни крути, а улица центральная одна, где рядышком расположены друг за другом школа, больница, клуб и другие заведения. Анна смотрела в окно, не понимая, что происходит, внутренним сознанием  она догадывалась, но разум не желал принимать происходящее на улице. Сани на повороте со всего маху  ударились о раскисший сугроб снега  и медленно, как в замедленной сьемке стали опрокидываться на один бок,  Анна, ойкнув, тихо осунулась от окна на пол. Женщины соскочили со своих мест, подбежали к окну, подхватили ее на руки и отнесли на кровать.

− Доктора срочно, доктора, − кричали они.

−Я тебе говорила, что надо было ей рассказать, или не разрешать подходить к окну, − говорила одна женщина другой.

− А как ты себе это представляешь, не разрешать подходить к окну? Что это, маленькое дитя? – оправдывалась  другая.

Анна вскоре пришла в себя, открыла глаза, увидела хлопотавшего около нее доктора, окинула взглядом вокруг и спокойно попросила:

− Не надо, доктор, это все пройдет, это минутная слабость. Я просто устала, и у меня закружилась голова.  Все будет хорошо, все пройдет, − твердо закончила она.

Доктор внимательно посмотрел на Анну, как бы удостоверившись, что с больной все в порядке и тихо сказал:

− Крепитесь, берегите себя, вы нужны, очень нужны маленькому, беспомощному созданию, своему ребенку. Всего вам хорошего! Вы смелая, стойкая девушка, − он повернулся и быстро ушел.

Через секунду заскочила молодая санитарка в палату.

− Анна, Аня,  ты бы видели,  как я отомстила за тебя! Он посмотрел сюда, в сторону роддома, а лошади рванули в бок, как раз на сугроб, около дороги, и сани перевернулись. Невеста и он свалились на дорогу в раскисший снег, а сверху на них свалились шубы и сено с саней, которые подстилали.  Все вокруг хохотали. А вереница троек напирает, кто объезжает, кто останавливается. А я ему так отомстила, так отомстила за тебя и за всех нас, женщин. Я взяла его ребенка и показала его в окно, а он взял и оглянулся. Вот я ему отомстила! − возбужденно говорила медсестра.

Анна слушала как-то отрешенно, как будто это касалось не ее, а тех женщин, которые были в палате и подбежали к медсестре, и с открытыми ртами слушали ее.

− Нет, Наташа, это не его ребенок, это мой ребенок и больше ничей, и не смейте его трогать без меня, и больше никому не показывайте его  и рассказывать о нем не надо, это касается только меня, − твердо, с расстановкой ответила Анна.

Медсестра сразу как-то сникла, она своей выходкой думала сделать приятное одинокой, брошенной девушке, как она это мыслила, а получилось обратное, даже вроде как обида выразилась с ее стороны.

−  Я не хотела плохого, я хотела ему доказать, кто он после этого, − оправдывалась девушка.

− Уже поздно доказывать, Наташа, у меня в сердце  пустота. Что толку этому доказательству, когда он ни мне, ни ребенку уже не нужен такой, каким он стал за эти дни, − уныло, слегка печально, заключила Анна и отвернулась к стене. Она еще слышала некоторое время шептание женщин.

− А она как вскочит, фата грязная, сползла набекрень, и ну на него орать. А он стоит, как истукан и не может слова сказать. А она разворачивается и- хрясь его по лицу, а он перевернул сани, шубы постелил, ее усаживает, а она еще чего-то капризничает, кричит на него. Ну, комедия, да и только, − смеясь, рассказывала медсестра.

− Молодая, красивая, вот и лапти из него плетет, − сделала вывод одна из женщин.

− Значит  любит, вишь, и сдачи не дал и не одернул на людях. Но если так пойдет, то жить Мишке под пятой у этой крали, намается он с ней, не раз Аннушку вспомнит, − заключила другая, − пойдемте отсюда, пусть поспит, − предложила медсестра, и они вышли. Стало тихо, еще тише, и Анна провалилась в забытье. Нет, она не спала, а только смотрела в одну точку стены и не могла понять, что же с ней произошло за это короткое время, после того, как она закончила  институт ,  и приехала сюда, в это село.

…Малыша назвали Петей и оформили на ее фамилию, а вот отчество в сельсовете не стали ставить Альбертович, как просила Аня, в память отца. Председатель сельсовета, пожилая женщина, как-то загадочно прошептала:

− Я тебе, девочка, оставлю строку свободной, мало чего в жизни не бывает. Глядишь, может, помиритесь, а может хороший человек появиться, там сама и смотри. А что касается памяти твоего отца, так он память оставил тебя, доченька. Гляди, какая ты молодая и красивая, вся жизнь еще впереди,  − заключила председатель.                                                                                                                                 Ни жить, ни работать Анна здесь не могла. Село есть село. Куда ни пойди, везде сочувствующие  взгляды  и  везде  это  проклятущее  «шу-шу  и  шу-шу». Она получила расчет и поехала на железнодорожную станцию. Зашла в зал ожидания маленькой железнодорожной станции, где было установлено несколько деревянных лавок − развальней со спинками. На одной из них сидели молодые ребята и играли в карты. Их шум иногда переходил в крик. На другой сидел мужчина лет  сорока пяти.  Анна зашла, затаскивая вещи в зал,  и посмотрела, где бы остановиться и положить ребенка. Руки затекли от напряжения, и две сумки были еще на улице. Мужчина подошел к ней и тихо предложил:

− Садитесь здесь, на эту лавку. У Вас еще есть сумки? − спросил он.

−  Да, две сумки на улице, черная и синеватая, − ответила Анна.

−  Садитесь, я занесу. Присаживайтесь, не беспокойтесь, − успокаивал он ее. Мужчина занес две сумки, поставил рядышком и присел.

− Вы далеко? − спросил он.

−Я... э... э.., − протянула она, сказать правду, что едет и сама не знает куда, она не смогла, − я еду в Москву, − на ходу придумала Анна.

− В Москву? − переспросил он. – Так  я тоже  в Москву. Вот откроется касса после перерыва, и возьмем билеты.

Анна полезла в карман за кошельком, достала деньги. Их было так мало, что она по студенческой привычке распределила все до копеечки,  а в Москву решила ехать в самый последний момент, подумав, что поживет в студенческом общежитии, пока найдет работу. Домой,  к  маме,  ей ехать не хотелось, да еще в таком положении, уж больно это все случилось быстро, неожиданно.

− Ничего, ничего, не беспокойтесь, я куплю билет, а потом деньги отдадите, − остановил ее мужчина.

Как только касса открылась, он пошел, купил билеты, и ,разворачивая, передал их Анне.

− Вот Вы с... − замялся мужчина.

− Сын, − подсказала Анна. − Петей зовут.

− Вот Вы с сыном, полноправные пассажиры, − подавая билеты Анне, говорил мужчина.  Анна со страхом смотрела на билет, мужчина взял ей купейный. А в планах, расчетах ее билет должен быть в общий вагон. Если так дело пойдет, то дальше ей на хлеб с молоком с сыном не хватит.

− Мне надо в общий вагон, − слегка краснея и смущаясь, прошептала Анна.

− Вы, что с ребенком в общем вагоне будете ехать?  Простудите, потом горя не оберетесь. Там  один входит, другой выходит,  хотя уже вроде и весна началась, но еще холодно, особенно ночью, а в купейном вагоне  протапливают, − по- хозяйски разъяснил мужчина.

Так-то оно, так,  соглашалась она в душе, но кошельку не прикажешь увеличиться. Подошел поезд, они сели, конечно, с мужчиной Анне стало легче,  и сумки занес, и уложил их под сиденье, и постель расстелил на нижней полке, и себе постелил на нижней полке.

− Сразу захватим, а там кто будет садиться после нас, пусть наверх забираются, − заговорчески  пояснил он.

Немного проехали, он представился Алексеем Ивановичем. Затем, ни с того ни с сего стал рассказывать, что ездил хоронить жену, что они родом из этого городка и что здесь похоронены родители, и его, и ее. Она заболела, сделали операцию, и через месяц ее не стало. Потом врачи сказали, что рак был,  лучше надо было не трогать. Перед смертью она просила, умоляла похоронить ее на родине, в этом маленьком городке,  рядом с ее родителями.

− Вот так я и попал на свою родину, нежданно- негаданно ,  да еще с необычной миссией. Вот собрался сразу уезжать,  на два дня раньше, чем планировал,  а потом думаю, что я,  в самом деле, бегом и бегом, дай я денька два похожу, поброжу по родным, знакомым с детства местам, − с тоской, с какой-то  болью,  сказал он.  - Вот и хорошо, что задержался и вас встретил, будет дорога веселее, − оживляясь, закончил он.  

 Слышен монотонный перестук колес, в купе никого пока не подсадили, ну и человек начинает откровенничать, тем более, когда на душе такое горе, такая беда. И неодушевленному предмету хочется все высказать, а тут живой человек, женщина,  участливо слушает, да еще понимает тебя, у нее тоже какое-то горе, то же, чем-то озабочена. Тем более, что Алексей Иванович был хорошим собеседником, умел и слушать, и вставить нужное слово в разговор. И сам умел рассказывать, сочувствуя, сопереживая. Постепенно, по словечку, не спеша, под монотонный стук колес, когда Петя причмокивал губками и беззаботно спал, Анна рассказала вкратце свою эпопею о неудавшемся вхождении в жизнь после студенческой скамьи.

− Это ничего, это еще не так страшно, − успокаивал ее Алексей Иванович, когда у нее набежали слезы, и она чуть не расплакалась, − я преподаю в политехническом институте, заведую кафедрой, насмотрелся и наслушался разных историй. Конечно, у нас больше мужской пол, но есть и девушки, так некоторых с петли вытаскивали, а кто-то травиться собирался. Что только не услышишь? А ведь разобраться,  человеку жизнь дана, чтоб прожить, сколько отведено. Разве можно вторгаться в судьбу и прерывать себе жизнь? Это страшная глупость. Каждый человек, вы посмотрите, цепляется за жизнь, за каждую возможность, а тут человек лишает себя этого святого дара природы, − убеждал то ли себя, то ли Анну, Алексей Иванович.

А что греха таить, ведь и она об этом думала тогда, на Новый год, когда Михаил не пришел, и она одиноко просидела у горящей печки. Видно, Алексей Иванович чувствовал ее состояние и все же больше убеждал ее, как бы укрепляя веру в жизнь, в ее необходимости для нее и для ее сына. В душе она была благодарна Алексею Ивановичу.  Потом Алексей Иванович уговорил Анну пожить с сыном у него, в четырехкомнатной квартире. Комнаты огромные, потолки высокие, от этого казалось, что комнаты были еще более просторные, светлые. Анна устроилась в политехнический институт преподавателем иностранных языков, английского и немецкого. Вначале набрала много часов, а Алексей Иванович нашел нянечку. А потом она сама поняла, что ей нужно меньше часов, так как приходилось разрываться, бегая кормить сына, хотя Алексей Иванович сразу ей советовал взять часов поменьше. Он никогда не настаивал, а как бы советовал, но позже выяснялось  то,  что он советовал, было правильным. Некоторое время они жили независимо, но на летние каникулы они уехали все втроем отдыхать к морю, а оттуда вернулись  отдохнувшими, загорелыми, уже, как  муж и жена. Годы шли быстро, сын рос, Анна как-то украдкой дописала в свидетельство о рождении отчество сына,  Алексеевич. При заполнении невольно вспомнила, что отчество сына совпадает с отчеством Михаила.

 − Ну и пусть, вроде как брат, но не отец,  не его отчество, − упрямо, со злобой, подумала она о предавшем ее Михаиле.

Алексей Иванович ни на чем не настаивал, он безумно любил Анну и ее сына Петюшку, как он его называл, а тот его называл папой, а это для Алексея Ивановича было выше всех желаний. Своих детей у него не было, родителей он похоронил, а когда умерла и жена, Любовь Герасимовна, то Анна с сыном ему стали, как божий дар, подарок сверху, с небес.

Так они прожили 16 лет, и как-то осенью Алексей Иванович простыл, закашлялся, стал на глазах таять, как свечка, и месяца за полтора, поболев, умер тихо, без стона, без хлопот окружающим, как будто заботясь больше о них, чем о себе. Дом и все остальное он давно переписал на Анну с Петей, и одна у него была просьба, отвезти его и похоронить рядом с Любовью Герасимовной, его первой женой.  Анна все исполнила, отвезла в тот маленький, районный городишко тело Алексея Ивановича, еле нашла могилки его родителей и его жены и, в присутствии похоронной службы, тихо, скромно похоронила Алексея Ивановича.

Не заехать в ту деревню,  где она начинала учительствовать , она не могла, хотя ее ничего не тянуло в село, в далекое прошлое, которое ее так окатило, огорошило холодной водой жизни, но все же что-то неведомое, что-то неосознанное, подталкивало ее съездить туда, в эту глухомань. Может та уверенность, что это последняя возможность, что это последний шанс прикоснуться, дотронуться до того далекого, хотя и жестокого прошлого. Она взяла такси и поехала в то село, где  когда-то побывала, как во сне, тем более до поезда оставалось время, чтобы съездить туда и обратно. Как только она въехала в село, какая-то неведомая сила сжала изнутри ее сердце, тело, но по мере продвижения машины по селу, боль постепенно отпускала. Село выглядело куда более захолустным, унылым, чем тогда, 16 лет назад. Заборы, избы покосились, а заехав в центр, она не узнала той аккуратно, чисто побеленной школы. Казалось, что песку стало намного больше, а избы стали меньше, вросли, как бы, в землю. Ее квартира, ее дворик, обнесенный забором, выглядели совсем убого, фундамента дома не было видно, забор полностью отсутствовал, сарай наполовину разобран, и на чем держалась его крыша, одному Богу было известно. Из другой половины вышла пожилая женщина. Присмотревшись, Анна узнала в ней ту соседку, которая когда-то спасла ей жизнь.

− Не такая она и пожилая, − подумала Анна. − Тогда ей  было где−то 30−34 года, а сейчас это ей за пятьдесят, − прикинула она.

 Одежда деревенская намного старила женщину, и Анне казалось, что к ней вышла старушка. Учительница никак не могла узнать в той молоденькой девчушке, которая когда-то уехала из села, стоящую перед ней женщину, хорошо разодетую, слегка раздобревшую, красивую. Но когда Анна, узнав бывшую соседку по квартире, стала обнимать ее и объяснять, кто она такая, учительница узнала ее, даже слегка прослезилась. Зашли в квартиру, во всем чувствовалось убогое существование.

− Так я бы, наверное, жила, если бы осталась, − невольно мелькнуло у нее в голове, когда она зашла в хату и осмотрелась.

 Поговорили недолго, учительница рассказала, что школа потихоньку затухает, так как молодежь уезжает и новых учеников не добавляется, в селе остаются одни старики.

− А вот прошлым летом Михаила Алексеевича похоронили,- ни с того, ни с сего, как будто само собой разумеющее, высказала учительница.

Где-то вдалеке, в глубине, что-то шевельнулось, вроде тревоги и сострадания. 

− Как так получилось? − невольно вырвалось у Анны.

− Да на заготовке сена подорвался, сам арбу переворачивал, да много навалил сена и подорвался, что-то там внутри оборвалось. Поболел, поболел, да и помер. Всей деревней хоронили, он у нас последние пять лет директором школы был. Вначале в районе был директором, потом разошелся со своей красавицей, она его била, чем попадя, с синяками приходил на уроки, − сочувственно рассказывала учительница, − помучался, помучался и переехал сюда, без нее, девочка с ним осталась, лет пятнадцати. Вас все вспоминал, говорил, что если бы знал куда пойти, пешком бы пошел. Вот такие дела, − закончила свой рассказ учительница.

 Невольно набежала слеза. Анна быстренько распрощалась, села в такси  и уехала. Надо было торопиться на поезд,  а то, не дай Бог, опоздать, − подумала она.

− Да, быстро пролетело время, − вслух произнесла Анна Альбертовна, сидя у кровати сына. Петя заворочался, проснулся и уставился на мать.

− Ты что-то сказала, мам? − спросил он у нее.

− Да нет, ничего, вставать пора , кушать будем, − ответила мать, поднимаясь со стула и неуверенным шагом направляясь на кухню. Ноги затекли от долгого сидения на стуле.

− Ты что не прилегла, не отдыхала? − с беспокойством спросил сын,- Ты же ночь не спала, ожидая меня, − нежно проговорил сын.

− Нет, сынок, я отдохнула, душевно отдохнула, − добавила Анна Альбертовна.

 Петька сдал документы и стал готовиться к собеседованию. Он порывался ходить на работу, на разгрузку вагонов, один его знакомый по дому предлагал, но мать категорически заявила:

− Никуда не пущу, только учеба и тренировки, больше никуда. Вот поступишь, будет желание помочь, и самое основное, если будет хорошая успеваемость,  тогда  дело другое, все еще впереди, дальше  видно будет, − заключила Анна Альбертовна.

Целыми днями он занимался, а с16 часов бежал на тренировку, у него был первый разряд по дзюдо и второй по боксу. По этому поводу Анна Альбертовна как-то заметила:

− Знаешь, Петенька, я ничегошеньки не соображаю ни в том, ни в другом виде спорта. Только знаю, что в одном лупят, а в другом кидают человека на пол, как мячик. По-моему, надо тебе определиться в каком-то одном виде спорта. А то, ты целую неделю, ежедневно, ходишь на тренировки, а в институте нагрузок будет больше, и чтоб не в ущерб учебе был этот спорт, − беспокоилась мать.

− Там видно будет, мама, а пока мне нравится лупить и кидать. Ну и пусть тебя иногда зацепят, но ведь это же и есть спорт. Там сразу ощущаешь, когда плохо выучил уроки, или налупят, или  кидают так, что ребра трещат, − смеясь, пояснил сын.

Анна Альбертовна смотрела на высокого, красивого сына и внутренне гордилась им. Она все отдаст, последнюю копейку, чтоб он закончил институт. Петька без особых затруднений прошел собеседование, ответил на все вопросы основного собеседования, а старший преподаватель кафедры задал несколько дополнительных вопросов и был доволен ответами.

− Хорошо, молодой человек, подготовились, молодец, − в заключении похвалил преподаватель.

 ...Актовый  зал  политехнического  института  до  предела  был  заполнен    студентами.  Были  вынесены  все стулья  из зала  и  места,  казалось,  должно быть  много,  но  людей  было столько, что все стояли почти вплотную друг к другу. Институт чествовал первокурсников, и по старой традиции, давался бал. Громко играла музыка, из громкоговорителей, развешанных по всему залу, звучал школьный вальс:

− Давно, друзья веселые, простились мы со школою, но школьный вальс опять звучит для Вас...

Музыка смолкла, и раздался голос ректора института:

− Да, дорогие друзья, совсем недавно Вы простились со школою, и каждый из Вас всю жизнь будет помнить ее и свой выпускной вечер. А вот теперь я от имени ректората института, от себя лично от всей души поздравляю новое поколение студентов, вливающееся в коллектив нашего института.

 В зале зааплодировали, зашумели.

 − В недавнем прошлом вы были абитуриентами нашего института. Но все переживания уже позади. Вами успешно сданы экзамены, и вот вы стали полноправными членами нашего большого, молодого коллектива. Вы стали студентами нашего института. Желаю Вам успешно учиться, и, поверьте мне, время летит быстро, поэтому  я Вам желаю успешно закончить наш институт. А сегодня веселитесь, танцуйте, приобретайте друзей. Здесь присутствуют все курсы. Знакомьтесь с нашим институтом, с его историей. Отдыхайте, а завтра на учебу. Веселья, Вам, всего хорошего!- закончил ректор.

В зале снова зааплодировали, зашумели, кое-где даже закричали: «Ура! Ура!», видимо от радости кричали первокурсники.                                                               − Вот, говорил же, что не стоит идти на вечер встречи со студентами в этот институт, − пробираясь сквозь толпу людей, говорил высокий, широкоплечий парень с огромной копной рыжих, кучерявых волос на голове.

− Ты, Рыжик, помалкивай. Твое дело телячье,  дали сена и ешь. Я лучше знаю, что делаю, − одернул его сзади идущий мужчина лет тридцати пяти-сорока,  со светлыми усами и бородой, с маленькими, ехидными глазками.

− Да я что, я ничего, − заискивающе промямлил рыжий парень в ответ.

− Скорей бы танцы начинались, да хоть повеселиться, − говорила девушка своим двум подругам, идущим вслед за мужчинами по проделанному людскому коридору.

− Подожди, Светочка, натанцуешься и повеселишься, ноги гудеть будут, − успокоил ее бородатый мужчина.

− И голова гудеть будет тоже, только завтра, − хохоча, поддакнул Рыжик.

− Если пить одно шампанское, ничего не мешать, голове ничего не грозит, Рыжик, − мотнув длинными волосами, разбросанными по плечам, ответила чернявая, симпатичная девушка.          

− Вот здесь и постоим, − пробравшись вплотную к стене, обводя глазами зал, сказал бородатый.

 Закончилась официальная часть вечера, после чего объявили, что силами студенческой самодеятельности будет дан концерт.

− Шеф, двинем от этой художественной самодеятельности подальше, − плаксивым голосом обратился Рыжий к  бородатому.

− Действительно, Витек, пойдем отсюда, уж больно скучно, − поддержала Рыжего светленькая девушка.

− Не ныть! Не ваше дело. Сказано стоять, значит так надо, − грубо оборвал Витек.

 Выступили несколько человек с песнями, но в зале стоял невообразимый шум, и исполнителей почти не было слышно.

− Товарищи!  − громко раздалось из репродуктора, − предоставляется слово и право исполнить песню  поступившему в наш институт студенту первого курса. Вновь испеченный студент не только хорошо поет, но еще и хорошо играет на гитаре, а еще он и хороший спортсмен, перворазрядник по дзюдо и боксу.  Итак, поет студент первокурсник  Гросс Петр.

 В зале стало чуть тише, раздались жиденькие аплодисменты. На сцену вышел молодой парень, выше среднего роста с русыми волосами. Он, смущаясь,  медленно прошел к микрофону. Чуть попробовал звучание струн гитары, прислушался.

− Дома надо было настраивать гитару, − послышалось из зала.

 И Петр запел. Мелодичный, звонкий голос поплыл по залу. В зале стало тихо, а после окончания песни, грянули аплодисменты. Петр смущаясь, все кланялся и кланялся со сцены в зал.

− Давай еще! − закричали из зала.

Петр, не зная, что делать в таких случаях, попятился назад, вглубь сцены и все кланялся, а в зале хлопали и ждали, что он исполнит еще. Ведущий вечера, подталкивая его снова на сцену, шептал, чтоб он спел еще что- нибудь. Петр набрал воздуха, как будто собрался нырять в воду, и запел.

− Отговорила роща золотая..., − запел Петька.

После окончания песни в зале снова грянули аплодисменты, и сразу зазвучала музыка, и сквозь музыку послышалось в репродукторе:

 − Объявляются танцы!

− Да, Красавчик , −  выразила общее мнение девушка с длинными волосами.

− Вот ты, Нинок, этим Красавчиком - певцом и займешься, он мне нужен, а вы, Светочка и Танюшка, ей поможете в этом вопросе, − беря под руку девушек, сказал бородатый Витя. 

Девушки покорно, не говоря ни слова, направились в сторону Петра, стоящего на сцене.

− Сейчас они его облапошат в один миг, − улыбаясь, говорил Рыжий.

− Ты бы, Рыжик, тоже от них не отставал, я буду ждать всех на квартире часам к 11−12 ночи, − заключил Витек, направляясь к выходу.

− Будет сделано, шеф, это мы в момент,− пробираясь сквозь толпу танцующих студентов, ответил  Рыжий.

Девушки подошли к Петьке, который оживленно разговаривал с одним парнем.

 − Да, правильно ты решил эту задачку, совсем другим способом, которого я не знал, а я решил простым способом.

− Успокойся ты ради Бога, это чистая случайность, я на подготовительных курсах сам узнал от преподавателя этот способ, − успокаивал парень Петьку, − Самое основное, что мы поступили.

− Есть предложение потанцевать, − перебивая ребят, предложила Нина.

Те удивленно посмотрели на подошедших незнакомых девушек.

− Мы со второго курса. Я Нина, это − Таня, а это Света, − представила ребятам девушек Нина.

− Я Петя, а это Николай, мы только поступили в институт, и стали студентами первого курса,  − пояснил Петька.

– Вы предлагаете танцевать, так пойдемте, потанцуем, − весело ответил Петька.

 Нина плотно прижалась к Петьке, слегка играя роль неуклюжей, невинной девицы, зашептала, то прерывая, то учащая дыхание.

− Как Вы прекрасно поете, а на гитаре как чудесно играете. Это моя мечта познакомиться с парнем, который играет на гитаре, − шептала она.

− Что Вы? Я обыкновенно играю, и голос у меня не больно уж того, − смущаясь и слегка краснея, пояснил Петька.

 −  Нет-нет, ты не скромничай. Можно мы будем на «ты»?

 Петька кивнул головой.

− Да, пожалуйста, я то что, − еще больше смущаясь, ответил он Нине.

 − Так вот я говорю, что ты не скромничай, ты играешь прекрасно, и у меня огромная просьба, даже не у меня, а у нас, с девушками, огромная просьба, и просим не отказать нам.

− А в чем заключается Ваша просьба? − спросил Петька.

− Нет-нет, ты вначале пообещай, что не откажешь, − настаивала Нина.

− Ну, хорошо, я обещаю исполнить Вашу просьбу, если смогу, −ответил Петька.

− У нашего преподавателя сегодня день рождения ,и мы, с девчонками решили преподнести ему подарок и сюрприз. Подарок мы ему уже вручили, а вот сюрприз заключается в том, что мы сейчас поедем к преподавателю,   на квартиру и ты ему споешь,  и сыграешь на гитаре.

− Нет-нет, я этого не могу, тем более я обещал матери вернуться вовремя домой, − заявил Петька.

 Музыка смолкла, и девушки окружили его и стали дружно уговаривать.

− Ты же обещал, ты сказал, что если сможешь, то выручишь нас. Ты же можешь сыграть на гитаре и спеть. Студент студента должен выручать, тем более, что нам нужно еще сдавать экзамены этому преподавателю. А если все хорошо пройдет, то экзамены сразу сдадим, − упрашивали девушки, нажимая на психику начинающего студента.

−  Хорошо, я с вами поеду, если это недалеко и ненадолго, но я должен позвонить маме, − согласился Петька.

− Да, у нас есть машина, и мы домчимся мигом хоть куда, а позвонить можешь от преподавателя, − радостно говорила Нина.

По еле уловимому сигналу все девушки направились к выходу, впереди, расталкивая все на своем пути, двигался Рыжий. Вышли из института, сели в шикарную иномарку и все поехали к Виктору Павловичу на квартиру. Квартира была в многоэтажном доме, на третьем этаже. Она была как явочная квартира, для приемов, огромная, занимающая всю секцию. Так что в ней можно было плясать, играть, танцевать,  соседям слышно не было. Они завалились гурьбой. Их встретил Виктор Павлович в китайском халате,  с огромным драконом на груди, а хвост, как бы обвивая талию, изображая  ремень.

− Вы что-то уж больно радостные и шумливые, − одернул их Виктор Павлович.

− Вот, Виктор Павлович, мы вам в день рождения решили преподнести сюрприз, попросили Петю сыграть на гитаре и спеть, − подмаргивая, говорила Нина.

− Мне бы позвонить маме, − попросил Петька.

− Но не сразу же звонить. Вот там телефон, потом можно позвонить, −  указала Нина, а сама пошла за Виктором Павловичем и стала ему рассказывать.

− Так, друзья, бросим пока разговоры о занятиях и экзаменах. Прошу отметить мой день рождения, − выходя из зала, говорил Виктор Павлович приказным тоном.

− Ну-ка, девушки, накрывайте на стол, а я пока послушаю, как поет Петя.

 Слава, принеси, пожалуйста, гитару, − приказал он Рыжему.

Петька взял гитару, побренчал, настраивая ее, и тихо мелодично запел «Отговорила роща золотая…

− Да ты прямо артист, поешь,  даже  за сердце забирает, − после окончания песни,  заключил Виктор Павлович.

Петька хотел спеть еще одну песню и начал настраивать аккорды гитары, но Виктор Павлович, обнимая его за плечи, сказал:

− Дорогой ты наш соловей, на сухое горло можно сорвать голос, давай шампанским промочим и потом продолжим.

− Нет, нет, я не пью, я занимаюсь спортом, а по правде сказать,  еще не пробовал ни разу, − честно признался Петька.

−  Вот-те на,  в мой день рождения не хочешь выпить? А что спортом занимаешься,  это хорошо.  Наслышаны -  наслышаны,  кажется,  первый разряд по дзюдо? 

Но видя удивленный взгляд Петьки, Виктор Павлович понял, что сболтнул лишнего, так как по легенде  он в институте не был на вечере.

 − Да мне Ниночка рассказала. Эти  девки, знаешь, все запоминают, что надо и что не надо, − пояснил Виктор Павлович.

 Петька вспомнил, что в институте объявляли о его исполнении песни и о его занятии спортом и успокоился

−Ну что ты, как маменькин сынок, не пью, не курю, может,  еще и девчат не любишь, − подходя к нему, говорил Рыжий.

 Он был лет на пять старше Петьки и мог себе позволить обращаться, как наставник.

 − Будем знакомы, Славик, а в быту,  Рыжик, − смеясь и протягивая руку, говорил тот.

Девушки тут же подошли и раздали бокалы шампанского каждому мужчине.

− За здоровье Виктора Павловича, − предложил Рыжий.

− За мое здоровье первую  до дна, − потребовал мнимый именинник.

 Петька, чертыхаясь, еле тянул сквозь зубы шампанское,  задыхаясь  пузырьками углекислоты. Но он смотрел на всех пьющих и старался не опозориться. Все выпили, и, показывая пустые бокалы, переворачивали их кверху дном, а у него еще оставалась половина бокала.

 – Нет, нет, Петя, надо допить до дна, все же за мое здоровье, надо допить, −  наседал Виктор Павлович.

− Пей до дна, пей до дна, − скандировали все хором.

Голова закружилась от выпитого шампанского, от электрической  лампы, почему-то  отходило множество лучей,  в ушах шумело, внутри ощущалась какая-то теплота. Вскоре налили второй.  Допив до середины бокала, Петька начал рассказывать, как он сдавал экзамены собеседованием, как он решал задачу, что у него спрашивали еще.

− Лучше сыграй что-нибудь, и  еще  спой, − предложила Нина.

Для них было как-то в диковинку, что молодой человек выпил немного шампанского и уже заметно был  пьян. Им, проводившим ночи напролет в пьянке,  было как-то дико, что человек,  по сути дела только дотронулся до бокала и потерял слегка ориентир,  разговорился, размахивает руками. Петька был высокого роста, хорошо, спортивно сложен и со стороны смотреть было, конечно, странновато на все произошедшее. А в том, что человек первый раз пригубил бокал спиртного,  присутствующим просто было не понять.

 − Так он еще не целованная девочка, − смеясь, заключила Нина.

 − Вот певцу на конфеты пару косых , а я пошел отдыхать.  Девочки,  вы как раз и займитесь приемкой его в мужскую хартию. Только поаккуратней , а то я вас знаю , вам только попадись, так вы готовы все и сразу, −  улыбаясь предупредил Виктор Павлович.

Рыжий,  подхватив  одну из девушек,  скрылся в одной из спален.  Петька, слегка покачиваясь, допивал бокал шампанского.  Нина и Таня налили себе шампанского и перешептывались между собой.

− Пойдем, немного отдохнешь, Петя, − предложила Нина, беря его под руку.

 − Мне нужно домой,  я обещал маме, − протестовал Петька.

 − В таком состоянии домой нельзя, − уговаривала Нина.

 − Вот отдохнем, а потом и на машине быстро доедем, ты же не маменькин сынок, а взрослый мужчина,  да и Слава выпил, ему за руль нельзя, − ворковала девушка, провожая Петю в соседнюю спальню.

Одним ловким движением Нина откинула подушки и одеяло на кровати   и, воркуя, стала раздевать Петьку. Непослушными руками он старался задержать брюки, рубашку, но Нина настойчиво снимала одну вещь за другой с Петьки, пока он не остался нагишом. Она его уложила в кровать. Она бы и без приказа Виктора Павловича с удовольствием взялась обучать его всем премудростям в постели, а тут требования начальника еще больше придали ей уверенности,  как у учителя юного студента в жизненных ситуациях. Она начала ласкать с лица, целуя в губы и зажигаясь сама, все больше и больше зажигая молодого человека. Петька от алкоголя,  да большую часть от незнания сути дела,  совался то туда, то сюда, чмокая при поцелуе или подсвистывая и причмокивая, впиваясь в пышную грудь Нины. Она вела процесс умело, как опытный лоцман, восседая сверху на Петьке. Отсуетившись в спешке, и в какой- то возне, Петька опять собрался уходить, но Нина налила бокалы шампанского и предложила выпить.

− Я хочу выпить за тебя, за Красавчика такого, пусть тебе в жизни повезет, и будь в жизни счастлив. Ох, как это важно, поверь мне, как человеку, уже кое-что понимающему в этой жизни, −  с какой-то душевной грустью говорила Нина.

Нина старалась сказать хорошие слова, запоминающиеся, но Петька от выпитого шампанского не сильно вникал в сказанное ею, а совался в ее грудь, захватив за соски, причмокивал и сопел, закрывая нос полной грудью. Нина почувствовала прилив желаний и продолжила обучение начинающего мужчины, постоянно угощая  Петьку шампанским. Он стал плохо соображать, где он, что с ним и самое главное для девушки, перестал торопиться домой и куда бы то ни было еще.

− Ну, ты даешь, Нинок, что ты жадничаешь, − шептала Татьяна. − Уходи, дай я поучу несмышленыша.

− Танюшка, нам его до утра на двоих хватит, он настоящий  Красавчик, только не гони лошадей, − отвечала Нина, не уходя с кровати.

− Ты пойди, сходи за шампанским, а я сама разберусь, − чуть не сгоняя с кровати Нину, говорила Таня.

− Хорошо, хорошо, я ухожу, ты сама уже жадничаешь, но я все равно сейчас приду, − пообещала Нина.

Утром Петька проснулся,  голова гудела, во рту пересохло. Он посмотрел в одну сторону, там лежала на подушке темноволосая голова. Он повернулся на другую сторону,  по подушке были разбросаны светлые волосы, кольцами спадающие под одеяло. Ощупав себя, он с испугом обнаружил, что лежит нагишом. Голова гудела и слабо соображала. Он потихоньку вылез из- под одеяла, быстро оделся и направился к двери.

− Где и как я тебя найду? − раздался вопрос Нины с кровати.

− В институте, на первом курсе,  Гросс Петр, − смущаясь, ответил Петька.

− Хорошо-хорошо, этого достаточно, я найду. Пока, если что,  извини и не обижайся, − ответила Нина.

− Да все нормально, все хорошо, − ответил Петька и закрыл за собой дверь.

Было воскресенье, мать была дома, и как только Петька затарахтел ключами и открыл дверь, она набросилась на него.

− Ты где был? Ты посмотри, на кого ты похож? Ой, а запах, это ужас! Ты что, пил? Ты с ума сошел, первый день студентом и такое бурное начало, − не унималась мать.

− Я был на дне рождения одного преподавателя, мы пошли к нему на квартиру  и  я всем присутствующим спел, они мне даже вот заплатили, − доставая из кармана деньги,  слегка  заикаясь, говорил Петька.

− Какого преподавателя? Как его зовут? По какому предмету? Какой кафедры?  − завалила вопросами Анна Альбертовна.

− Зовут Виктор Павлович, больше ничего не знаю, да и откуда мне знать. Что, я бы его допрашивал, как ты меня допрашиваешь? – обиженно оправдывался Петька.

− А как же тебя спрашивать, ты посмотри, уже половина двенадцатого дня, а ты приходишь с вечера встречи студентов. Ты мне позвонил, что скоро придешь. Кто думал, что ты будешь до полудня воскресенья. Тебе наплевать, что мать не спала всю ночь и не сомкнула глаз, пока ты не пришел, − упрекала  мать сына.

− Я тебе даю слово, что этого больше не повторится, это я тебе обещаю твердо, − пообещал Петька.

− Да еще и пил. Кстати, что ты пил? И зачем? – строго спросила мать.

− Пил я шампанское , но зачем , я и сам не знаю. Просили, заставляли, да и просто, чтоб показать себя взрослым ,– откровенно признался Петька матери. 

− Я еще узнаю, что это за преподаватель такой Виктор Павлович, что спаивает детей? – пригрозила Анна Альбертовна.

− Ну,  какое я дитя, мама? − обнимая ее за плечи, убеждал Петька.

− Подумаешь, поступил в институт и сразу взрослый. Ты ума наберись и больше не смей пить, − строгим тоном  приказа ла  мать.

− Я тебе сказал, мама, обещаю, что больше ни капельки! А этот алкоголь,  пойду сегодня на тренировку и выгоню до последней капельки, − пообещал Петька.

Собрав свою спортивную одежду, Петька убежал на тренировку. Хотя до начала оставалось часа полтора, он решил побыть один, в парке, и осмыслить все произошедшее, которое помнил смутно, будто в пьяном угаре,  все казалось, как во сне, как в тумане.

Каждый день учеба и тренировки в двух секциях закружили Петьку.  Поначалу  он вспоминал произошедшее после вечера встречи студентов, высматривал Нину в институте , но он ее хорошо и не помнил в лицо. Что всматриваться? Несколько раз ошибался. Ему казалось, что это та девушка, что была вечером с ним. Но оказывалось, что ее зовут не Нина и что она никогда не встречалась с ним. Мать каждый раз настаивала бросить одну из секций, но Петька никак не мог определиться, какой вид спорта бросить. Может, дзюдо, но там вот-вот ему присвоят мастера спорта, бросить бокс,  там ему недавно  присвоили первый разряд. Он мотался ежедневно по тренировкам, а мать каждый раз грозила его не пускать.

− Учебу запустишь, Петенька, из- за этого спорта. Что, одной секции не хватит? Вполне предостаточно, − убеждала мать.                                                  ...Соревнования уже шли второй день. В субботу Петька победил по очкам, а сегодня ему предстояло выступить с сильным противником, мастером спорта на звание чемпиона среди институтов технического профиля. Бой был трудный, но Петька победил вчистую. Все его поздравляли с присвоением мастера спорта, после этого боя он набрал норматив на мастера. В суматохе поздравлений он услышал женский голос , и ему показалось, что он ему знаком. Он повернулся и увидел симпатичную девушку с длинными белыми, пушистыми волосами, свисающими кольцами вниз. Он вспомнил утро, подушку и эти волосы.

− Нина! − радостно подошел он к девушке.

−  К Вам,.. к тебе и не доберешься, стал знаменит, − с иронией , смеясь, говорила Нина, прижимаясь к Петьке.

− Такая вещь, как знаменитость в спорте, бывает такая изменчивая, − смеясь и обнимая Нину, отвечал Петька. Они вышли из Дворца спорта и направились к метро, но Нина потянула его за руку к стоянке машины.       

  −У меня теперь машина и я сдала экзамены по вождению, могу довезти. Правда,  не очень-то хорошо езжу, но помаленьку доедем, я только учусь, − смеясь и открывая машину, говорила Нина, как бы оправдываясь.

− Ну, у тебя хоть так, а у меня на ближайшее столетие не предвидится даже трехколесного велосипеда ,− со смехом ответил Петька.

− Ну, это как сказать, как все сложится. Вот я тоже не думала и не гадала,  а потом  счастье и привалило, − выруливая машину, говорила намеком Нина.

−  Куда мы едем? − спросил Петька.

− Можем поехать на ту квартиру, где мы были тот раз,  но мне туда не хочется, поедем лучше ко мне ,− предложила Нина. −  Я не хочу туда, но если ты хочешь, поедем туда.

− Если бы ты меня спросила, где я был, адрес и как нужно проехать, я бы не смог сориентироваться, я ничегошеньки не помню, − краснея, пояснил Петька.

−  Прямо ничего-ничего? − хитро сощурив глаза, спросила она.

−  Ну... понимаешь, кое-что я помню, но многое  не помню, − смущаясь и слегка краснея, признался Петька.

 Подъехали к многоэтажному дому, заехали во двор.

− Вот мы и приехали, здесь, в этом доме я и живу, − закрывая машину, говорила Нина.

В квартире было скромно, но уютно. В одной комнате стоял диван, телевизор, неброская мебельная  стенка и пару кресел, в другой  большая кровать, поставленная посреди комнаты и шкафы с книгами.

− Вы... ты любишь книги, много читаешь? − спросил Петька, проходя возле шкафов с книгами.

−  Да, я на четвертом курсе пединститута, − просто, как-то по- домашнему ответила Нина.

− А как же тот..  раз...?,  − удивленно спросил Петька

− За тот раз половину забудь, а может, и все забудь, как знать, − серьезно, даже как-то грустно, сказала Нина.

− Ничего не понимаю, что-то случилось? − спросил Петька.

− Нет, просто плохое у меня настроение. Сколько хотела тебя видеть, а увидела, что-то защемило сердце жалостью к тебе. Но это ничего, пройдет. Вот давай отметим встречу и твою победу, и все будет хорошо, − как бы стряхивая с себя набежавшую грусть, ответила Нина и достала бутылку шампанского и  фужеры.

− Нет, нет, я теперь ни капли, я себе дал зарок и маме пообещал, пить больше не буду, − запротестовал он.

−  Хорошо, ты  сок, а я  шампанское, только ,чур,  поведение веселое, жизнерадостное, без стеснения,− приказным тоном попросила Нина.

−  Намек понял, так и буду вести, − шутя, пообещал Петька.

− Ученик ты способный, я это уже проверила,  − обнимая и оттесняя его к спальне, говорила Нина, целуя его и расстегивая ему рубашку.

− Нет, учитель хороший, − смеясь, отвечал Петька, расстегивая застежку бюстгалтера  на спине у Нины.

Опытная учительница обучала ученика всем премудростям жизненного подхода к  женщине в постели. Она спокойно, не торопясь ласкала мужское тело, целуя живот, шепча ласковые слова, приговаривая:

− Ты же мой Красавчик , как я тебя долго искала, как я тебя желала, и вот ты, наконец-то мой. Иди сюда, иди ко мне, − еле слышно шептала она,  притягиваясь все плотнее и плотнее, постанывая от удовольствия.

−  Нет и нет, моя хорошая Нина, я остаться не могу. Мы и так задержались, я должен идти домой, моя мать сильно волнуется, − после прошедших нескольких часов ,говорил Петька.

− Ну, хорошо. Но у меня есть к тебе просьба. Ты должен помочь мне съездить в Воронеж туда и обратно. Это мне нужно. Кстати, тебе, за это  подруга  заплатит, − попросила Нина.

− Ты что, еще и работаешь?− спросил Петька удивленно.

− Да, понимаешь, дело житейское , моя подруга разошлась со своим мужем, и попросила отвезти ее вещи к ней домой , а он у нее работает милиционером и за ней следит, ну сам пойми мент,  если он против того , чтоб она уходила. Вот она меня и попросила отвезти ее вещи в Воронеж. Если не хочешь,  то я сама могу поехать, − обиженно проговорила Нина.

− Нет, я не против,  но только в субботу и воскресенье, − смущаясь, предупредил Петька. 

Занятия, тренировки,  неделя пролетела быстро.

 − Мама,  да пойми, ты,  я должен ехать , я обещал людям , я битый час вынужден уговаривать , упрашивать тебя , что меня попросили помочь, − пояснял матери Петька.

− Не смей так разговаривать с матерью. Я не против твоей поездки, но я должна, нет, обязана знать,  куда ты едешь, зачем и с кем. Вот этого я от тебя и  добиваюсь,   как  ты  выразился,   битый  час.   Но  ты  мне  ничего вразумительного так и не смог сказать, — в сердцах говорила Анна Альбертовна.

− Но мне самому ничего не говорили. Сказали, что нужно съездить в Воронеж, помочь перевезти домашние вещи, общим побыть носильщиком и грузчиком вот и все, − правдиво признался Петька.

 −Нет, не все! Почему именно ты будешь ехать? Откуда ты знаешь этих людей? Каждое мне не известное действие меня пугает, или, точнее, настораживает,− подспудно материнское сердце ей подсказывало что-то волнующее.

—Мам, ну нельзя же мне так не доверять, что я свяжусь обязательно с жуликами или с убийцами или еще с какими-то плохими людьми. Я уже взрослый человек и еду я с девушкой,− успокаивал Петька мать.

 —А почему я не знакома с твоей девушкой? – настойчиво  спрашивала  мать.

−Если я буду знакомить каждую свою  девушку с мамой, то здесь будет целая очередь девушек ,− смеясь, говорил Петька, беря спортивную сумку и направляясь к двери.

 − Ну,  я пошел, мам, не беспокойся, все будет хорошо, придет время, и  я познакомлю тебя со своей девушкой. Как только приеду, сразу прибегу домой,  а на учебу я успею, − пообещал Петька.

—Что-то уж больно ты быстро стал взрослым, − вздохнув, проговорила Анна Альбертовна вослед уходящему сыну.

—Может, я чрезмерно его опекаю,− подумала она в задумчивости, но что-то материнское сердце ей подсказывало, что надо быть начеку, настороженно, − Нет, лишнего контроля за родным сыном никогда не бывает, − проговорила в слух Анна  Альбертовна, как бы оправдывая себя и свою требовательность  к сыну. 

 На вокзале было много народу и Петьке было нелегко найти Нину.

 — О, Нинок! Привет! Еле-еле отыскал тебя,− подходя к ней, говорил Петька.

 — Ты, молодой человек, заставляешь себя ждать и волноваться. Вот возьми номера двух ячеек, пойдешь и возьмешь две сумки, одна синяя, а другая черная, а вот билет на поезд в вагон 12, поедешь самостоятельно, а я поеду в другом вагоне, − сдержанно обратилась Нина к Петьке.

 − Нина, я тебя не узнаю, ну опоздал, конечно, виноват, но не настолько, что ехать нужно раздельно, − оправдывался Петька.

−Так будет лучше, Петенька. Мне, кажется, муж подруги и за мной может следить. Быстрее бери вещи и поезжай, встретимся в Воронеже,− проговорила Нина.

 Петька остался один среди снующих людей, кто туда, кто сюда, каждый торопился по своим делам. В одной руке он держал бумажку с номерами автоматических камер, в другой руке  билет на поезд. Он развернул билет и посмотрел часы отправления поезда,  надо торопиться, через двадцать минут отправление, а еще нужно взять багаж.

Пошел он вдоль секций камеры, нашел нужные номера, набрал код кабинок и забрал две огромные сумки. Как сказала Нина, одна темно−синяя, а другая черного цвета. Петька вспотел, прибежал к 12 вагону и подал билет проводнику.

 — Быстрее заходи, через три минуты отправляемся, проходи в центр вагона, там твое место,− торопил проводник.

Петька протиснулся в вагон, прошел на свое место, на второй полке, сумки затолкал на верхние полки. Без всяких происшествий прошла ночь.

Утром Петька быстренько умылся и стал готовиться к выходу в Воронеже. Он смотрел в окно на пробегающие здания пригорода, когда откуда-то появилась Нина и тихо сказала:

− Если чего, ты студент, везешь шмотки дяде, который приедет следующим проездом, а тебе нужно ехать в Бобровку,  деревня недалеко от Воронежа,  − сказав на ходу, Нина прошла дальше по коридору вагона.

Пока Петька соображал сказанное, как бы переваривая, Нина, как появилась, так же скрылась в соседнем вагоне. Из сказанных слов Петька понял серьезность своего положения, посмотрел на сумки уже с подозрением, с мыслью: «Что же в них есть?» Но они были закрыты на маленькие бронзовые замочки и замок-молнию, открыть было нельзя. Погремев по перрону, поезд остановился, и тут же репродуктор прогнусавил.

− Поезд но...о..ва...но..сийк..при..л на первый путь, − в конце как будто его прорвало и он заговорил четко и громко.

− Десятки лет проходит, а связь на вокзале не меняется, − выходя из вагона, подумал Петька.

Он вспомнил, как еще в детстве он пытался разобрать разговорный кроссворд на вокзале,  когда ездил с родителями. Он шел по перрону,  натружено нес сумки,  как вдруг сзади, слегка дотронувшись до плеч, его остановили два милиционера.

− Молодой человек, предъявите документы, − потребовали они. Петька достал студенческий билет и подал милиционеру. Тот его прочитал, покрутил.

− Что будем делать? − спросил он у другого.

− Да что ты, Саня, нам ориентир  девица с чемоданами, а это же пацан . Куда едешь, что везешь? − спросил милиционер у Петьки.

−  С Москвы, дядька попросил привезти  шмотки,  а он на следующем поезде приедет, обещал заплатить за доставку шмоток, он торгаш на рынке, − пояснил Петька.

− Ну вот, видишь, а ты заподозрил, что-то подозрительное, надо посмотреть в других вагонах.  Пойдем быстрее, еще посмотрим, − и они быстро удалились по перрону,  вдоль вагонов.

Петька подхватил сумки и вышел к стоянке такси. И, как только он подошел, задняя дверца машины  открылась,  и  Нина тихо сказала:

− Клади сумки в машину и часа два погуляй в парке, рядом  с вокзалом, недалеко от перекидного моста. Я тебя найду сама, и не дергайся, веди себя спокойно, будь паинькой, − сказала Нина, захлопнула дверцу, и машина уехала.

Да, все было похоже на шпионский детектив. И эти два милиционера. Они подошли к нему явно неспроста, что-то они заподозрили,  и потом они кого-то разыскивали.

− Стоп-стоп,  милиционеры  друг другу сказали, что искать должны девушку,  значит, они уже ждали. А не Нину ли они разыскивают? − мелькнуло в мыслях у Петьки.

Он осмотрелся вокруг и решил не идти в сквер к вокзалу. Он прикинул, что если его милиционеры увидят без сумок в сквере, рядом с вокзалом, то они могут что-то заподозрить, да и нужно где-то покушать. Ему есть страшно захотелось .

− Загадочное, неизвестное просто так не бывает, сыночек, − вспомнил он слова матери, сидя за столом в кафе.

Это было вчера, а кажется, что это было давно, что-то отодвинуло время, то ли на расстояние, то ли события последнего мгновения, но ему показалось, что он стал старше. Что-то стряхнуло его детство, юность, взбалмошность и беспечность. Все было реально и по-взрослому. Он поел, походил по магазинам, просто так, рассматривая товары. Он их не очень-то видел,  он все время думал, размышлял над произошедшим за эти последние сутки. Затем начал анализировать.

− Если они ждали девушку, то, может быть, у них была фотография. Ну, может, не фотография, может, просто описание внешности, как она выглядит, − размышлял он.

 Петька подошел к стоянке такси, выбрал удобное местечко на скамейке и стал ждать, то прохаживаясь, то меняя место своего нахождения. Увидел он выходящую из машины Нину, когда прошло уже больше трех часов их разлуки. Петька быстрым шагом подошел к ней, взял под руку и тихо сказал:

− Пойдем отсюда, от вокзала, в сторону города.

 Нина от неожиданности приостановилась и резко посмотрела на Петьку, явно не ожидая, встретить его здесь. Но по содроганию ее он понял, что она подумала, что это подошли совсем другие люди.

− Значит, она знала или догадывалась, − мелькнуло в мыслях у Петьки.

Нина, ни слова не говоря, послушно пошла с Петей рядом. Отойдя метров  пятьдесят за угол, скрылся из виду вокзал, она резко повернулась к нему, вырвавшись из его руки.

− Что это значит? Я тебе говорила быть в парке, почему ты не ждешь меня там? Ты что, за мной следил, ты меня выслеживал? − переходя на крик, завалила вопросами Нина.

То ли она решила показать, то ли напомнить, кто здесь старший,  или была просто так взвинчена и нервы были  на пределе, но она решила сорвать злобу или излить все накопившееся напряжение на этом юном, начинающем свою самостоятельную жизнь  студенте.

−  Нет, я не следил, не подсматривал, а просто решил, что другие бы не прочь тебя увидеть именно в парке у вокзала, − спокойно и тихо пояснил он.

−  Что-то ты говоришь загадками, можно яснее? – уже тише попросила Нина.

−  Конечно, могу. Когда я вышел из поезда, два милиционера спрашивали меня, что я везу и куда,  и говорили между собой, что должна приехать с чемоданами девушка!..

− Что ж ты мне раньше не сказал, − перебивая его, чуть не выкрикнула  Нина.

−   А когда? Ты же из машины мне сказала, чтоб я поставил сумки в багажник,  и умчалась, − пояснил Петька.

−   Да, действительно, прости меня, пожалуйста, − прильнув к груди Петьки, сказала Нина. − Может и хорошо, что я сразу уехала. Ты молодец, ты умница, что не послушал меня и не ждал в парке. Да там сыро и холодно к тому же, − смеясь, говорила Нина.

− А теперь слушай меня внимательно и не перебивай. Моя подруга развелась с мужем, а он работает в транспортной милиции,  вот он и устроил погоню за ней и за мной тоже . А вещи ее нужно было отвезти к ее родителям, − врала Нина, −  А сейчас не задавай никаких вопросов. Сейчас берем такси и едем ниже Воронежа, не в сторону Москвы, а на юг. Если даже нас, то есть меня ищут, то они ожидают, что я сяду здесь или рядом с Воронежем к Москве, а мы их обдурим. Вот так-то, мой милый друг. Так, едем на станцию Лиски, там и садимся и поехали прямо  в Москву, − перелистывая маленький железнодорожный справочник, который достала из сумки, говорила Нина.  От Воронежа  до станции Лиски они добрались на такси без всяких происшествий. Вещей у них не было, у Нины женская сумочка, а у Петьки спортивная сумка.  Покачиваясь в машине, Петька обдумывал все случившиеся, он понимал, что в жизнь Нины он вторгся внезапно, неожиданно, как бы в продолжение ее жизни и ее дел, но она, ее жизнь, что-то была уж  больно не понятна,  и не знакома Петьке.

− Что-то мы уж сильно не похожи на пассажиров, Петенька, да и на пару молодоженов мы тоже не похожи, а нам нужно не заострять на себе внимание.  Пойдем, купим себе покушать, выпить, знаю-знаю ты пить не будешь, а я буду,  мне нужно нервный шок снять, кажется, стрессом называется,− прерывая Петькино размышление, говорила Нина.

 До поезда оставалось еще много времени, они пошли  по магазинам, купили покушать, и Нина взяла несколько бутылок хорошего вина.  

− Зачем так много берешь алкоголя? Упиться можно! − сокрушался Петька.

− Я же тебе пояснила, зачем и почему я буду пить, а ты пей свой сок и молоко, − со смехом, как бы подкалывая Петьку, говорила Нина.

−  Хоть как называй, а пить не буду, − заявил Петька.

− Хорошо,  хорошо, я даже приветствую твое твердое решение. Просто я тебя проверяла. Даже если ты и раздумаешь, то я буду против твоей пьянки. Вот мое мнение и отношение к тебе. Ты хороший парень,  одним словом  Красавчик, − с какой-то грустью в голосе, говорила Нина.

 Петька невольно наблюдал за уходящей девушкой. Она осторожно, как подкрадывающаяся кошечка, пошла по залу. Петька не сводил с нее глаз. В зале народу было мало, и все смотрели на симпатичную, хорошо одетую девушку. Кто с завистью и с любопытством, кто просто, как смотрят мужчины на красивых девушек. Нина пришла с билетами и тихо прошептала:

− Вроде все хорошо, спокойно, никто на меня не обращает внимания.

− Да я бы так не сказал. Все мужчины головы двигали за твоим продвижением,- шутя заметил Петька.                                                                                                    − Это пусть. Если есть здоровье, то пусть крутят головой мужчины на хорошеньких женщин. Но, пошляк ты этакий, я имела  ввиду совсем других, мужчин  в погонах, − садясь на колени к Петьке, шептала она ему на ухо.

Он ее привлек к себе и поцеловал.

−Не привлекай к нам внимание, − строго сказала Нина и положила палец на губы Петьке, − дождись поезда.

Железнодорожный состав стоял долго. Они прошли в вагон, и Петька не мог удержаться от восхищения:

−Вот это да! − ступая по коврам, они прошли в свое купе.

Здесь он присвистнул, еще больше удивляясь.

− Ну, ты даешь, Нинок, так шикарно я еще не ездил ни разу,  даже с родителями на юг. Это же кучу денег стоит?!

−  Кстати, о деньгах, − закрывая за собой дверь двухместного купе, говорила Нина. − Вот твои деньги, − и положила пачку денег на столике.

− Это что, все мои? − удивленно спросил Петька.

− Да , Петенька мой дорогой Красавчик ,это все твои деньги .Ты честно, добросовестно их заработал, а мне подруга заплатила и мы их поделили пополам.  А теперь спрячь их подальше, и будем до самой Москвы отдыхать, - закрывая купе на замок пояснила Нина

Она налила полный стакан вина и залпом выпила.

− Присаживайся, Красавчик ,  поужинаем и повеселимся, − предложила Нина.

Немного погодя, она еще налила вина, слегка подумав, выпила половину стакана, покручивая остаток вина, тихо сказала:

− Вот так и я почти четыре года назад поступила в пединститут юной, несмышленой девочкой, а потом на одном из вечеров  встретила мужчину, и меня пригласили побыть на вечере вроде дня рождения с подругой , а потом этот мужчина пригласил меня или взял меня  с собой. Далеко от Москвы, на Севере, даже не говорю где, чтоб тебя не подставлять, − она залпом выпила остаток вина и тут же налила новую порцию. Петька ел, запивая яблочным соком, и  не перебивая слушал.

− Пробыла я у него каникулы, и меня сильно потянуло в институт. А как он меня просил остаться, горы добра обещал, а я заупрямилась, даже есть отказывалась, так мне он опротивел. Вроде и ничего, а вот какой−то неприятный мужчина. Занимает какую-то должность высокую. Это родной брат Виктора Павловича, его зовут Михаил Павлович. Небольшого росточка, где-то метр шестьдесят пять сантиметров, слегка лысоват и от висков к верху седоват.

− Так он что, старый? − спросил Петька.

− Запомни, Красавчик, при деньгах и должностях молодых не бывает. Правда, сейчас бывает, но это не своим умом и трудом, а больше купленное, а он голова, я тебе скажу честно. Организовать такой синдикат,  дурак не организует,− откровенничала Нина.

 Она опять выпила вина и попросила открыть еще бутылку. Петька послушно открыл и налил ей в стакан, продолжая молча слушать. Ему как будто что-то подсказывало, что человеку надо выговориться, нельзя спрашивать, что да почему, а вот просто молчи и слушай.

− Это он присылает вещи, что и как не знаю, да и знать не хочу, и так многое узнала. Теперь не сплю спокойно, видно, кому-то дорогу перешла, но он Виктор, этот Павлович, такая скотина мстительная, что может любую свинью подстроить. И запомни это, Красавчик, не верь ни одному слову. Каждое слово проверяй и анализируй, если хочешь уцелеть. А присылает он сюда меха, отличные, хорошие меха разных зверьков, и золото, а вот, как ему удается такое количество переправлять, не знаю. Это ужас, то в Воронеж, то в Северную столицу, то в Брянск, да всего не перечтешь. Порой кажется, что целыми вагонами сюда приходит товар, столько его приходится развозить. Все новых и новых курьеров Виктор Павлович привлекает к этому бизнесу. Нина наливала и беспрерывно пила, но не пьянела.

− Я заметила, что Виктор Павлович закручивает еще наркоту, жадностью переплюнуть собрался своего братца. А  Рыжик, это какой-то родственник Виктора Павловича, − как бы вспомнила Нина. − Все ко мне подкалывается, да Виктор Павлович все для своего братца берег, а тут что-то меня к тебе направил, подтолкнул тот раз в вашем институте, он мне велел тобой заняться.

− А ты что, была против? − смеясь, просил Петька , принимая сказанное за пьяную болтовню Нины.

− Нет я даже рада , что все так  случилось, но в нашем деле это о многом говорит, или ты уже не нужна, или тобой недовольны . Придется это выяснить, или, вернее, уточнить после Воронежа. А что это работа Виктора Павловича, так это точно. У него подпольная кличка Поросенок. Видел, какие у него брови рыже-белые и глазки маленькие, бегающие, как у поросенка, −  Нина не могла остановиться,  мысли ее распирали и выпив, она должна была все излить наружу.

− Да причем тут Виктор Павлович ? – вопросом возразил Петька.

− Вот при том, что я должна была ехать с двумя чемоданами и в последний момент я все переложила в сумки, а чтоб не перепутать, где что  находится, взяла разные сумки.

− И что же там, в сумках было? − спросил Петька.

Нина держала наполовину наполненный вином стакан, собираясь его опрокинуть, но затем, как бы раздумала, поставила на столик и тихо сказала:

− Что-то я сегодня разболталась. Что услышал , забудь, это в твоих интересах и в моих тоже. А сейчас я тебе не дам спать до самой Москвы. Бери меня всю такой, какая я есть. Я так устала от этого всего, мне так прекрасно с тобой. Знаю, что не должна привыкать к тебе, но все больше и больше меня тянет к тебе, и я хочу тебя видеть, да что там видеть, я просто хочу тебя, как мужчину. Иди ко мне, мой Красавчик, −  Нина обняла Петьку и стала страстно его целовать.

…Стали подъезжать к Москве, побежали в окнах вагона высотные здания. Поезд то замедлял ход, то снова набирал скорость, дергаясь туда-сюда. Петька проснулся, посмотрел по купе, Нины не было.

− Видно в туалет пошла, − подумал он, потягиваясь. Потом увидел на столе записку: «Все, приехали! Пока! Выйдем в отдельности. Так лучше, особенно для тебя. Деньги матери все сразу не отдавай, меньше будет вопросов от нее, по себе знаю. А отдай позже, всегда повод найдется. Всего хорошего, мой Красавчик! Твоя Куколка!».  Петька прочитал еще раз записку, мелко изорвал и выбросил . Потом стал перебирать все сказанное Ниной ,но ничего не понимал. Домой он  заскочил с вокзала, матери не было, она уже ушла в институт, на работу. В зале лежала записка: «Сыночек, ждать больше не смогла. Кушай! Все в  холодильнике. Не опаздывай на занятия. Целую. Мама».

 Он быстро переоделся, и как ни торопился, все же на первую пару  опоздал. После занятий, дома, он отдал большую часть денег матери.

 − Петя, я тебя серьезно спрашиваю, что это за работа, за которую такие бешеные деньги платят? − держа в руке тугую пачку крупных купюр, спрашивала мать.

− Да успокойся, мама, какие там бешеные. Просто я съездил и отвез одному бизнесмену товар. Ты бы видела, сколько я перекидал груза, да как я с ним носился, то в вагон, то в машину, а там с вагона опять на машину, ты бы не говорила, что много заплатили, − выкручивался, привирая, Петька.

− О, Боже, хорошо, что все не отдал, − подумал он. − Как была права Нина, что подсказала, − с благодарностью вспомнил Петька слова Нины из записки. − Видно сильно ей досталось в жизни, − с теплотой о Нине подумал Петька.

 Раньше  с девчонками из класса Петька встречался, провожал домой, ходил в кино, дальше дело не заходило, а тут с Ниной как в омут головой,  все и сразу. Он о ней думал, хотел ее видеть, хотя в голову лезли разные, нехорошие мысли о прошедшем, но он все отодвигал в мыслях плохое, находя оправдания.

... Недели через три Петьку окликнули в коридоре института.

−  Куда так торопишься, Красавчик?

Он повернулся, еще не очень-то соображая, что это зовут его, и увидел рыжего Славика

− Что ты шумишь, как в лесу. Просто я не понял, кого это зовут, − здороваясь со Славиком, говорил Петька.

− Понимаешь, Петек, здесь много, и если бы я закричал «Петя!»,  тогда сколько бы оглянулось парней, а вот «Красавчик»  и  оглянулся ты один. Вот такие дела. И дальше давай условимся, что я тебя буду звать так, а не по фамилиям и званиям. Это только в других местах так, а у нас, чтоб называли и никто не понял, кого зовут, а только ты да я. Учу тебя, салага. Но ничего, как говорят, тяжело в ученье, легко в бою! Ха−ха−ха, − засмеялся Рыжий. − А теперь слушай. Завтра, в пятницу вечером, выезжаем с вокзала. Вот тут в бумажке все написано, вот билеты, я тебя буду ждать в Курске с машиной,  если что заметишь подозрительное, не подходи,  а если все в порядке, тo подходи, я буду на виду, на стоянке такси. И прихвати, на всякий случай гитару, в дороге сильно помогает, да и большую часть отвлекает.

− Завтра я не могу, сессия на носу, а мне нужно еще зачет сдать, − робко

начал отказываться Петька.

− Жрать сытно, да девок лапать на это время у тебя есть, сучонок, а на отработку нет, говоришь, времени, − подходя к Петьке и хватая за лацкан пиджака, говорил Рыжий.

 Петька не сильно, легким движением, большею частью по привычке, в целях самообороны, отставил правую ногу чуть назад и правой снизу нанес удар под дыхалку, в район солнечного сплетения. Рыжий сразу обмяк, хватая ртом воздух, ухватившись двумя руками за живот, согнувшись в три погибели.

− Петя, что случилось? − спросил мимо идущий парень из группы.

− Да нет, ничего, просто товарищу плохо стало, с желудком что-то, наверное, от пирожков, − успокоил Петька подбежавшего.

Рыжий в это время хватал воздух все чаще и чаще, держась за подоконник в коридоре.

− Ты меня извини, Славик, я как-то невзначай, как бы обратная  реакция. Ты же сразу за грудки, и какие-то обидные слова, а я просто хотел объяснить, что, может, можно перенести? Ну а нет, я книжки возьму, поучу в вагоне,- поддерживая Рыжего, пояснил Петька.

− Ни хрена себе, невзначай, а как же тогда взначай? − искренне восхищался Рыжий. − Да и я, как жлоб, начал орать, требовать. Ты тоже меня извини. Ну а съездить, действительно, нужно в эту пятницу, а на будущее  я буду приходить пораньше, и согласовывать поездки, только об этом никому, особо шефу.

− А кто шеф? − спросил Петька.

− Ну, ты даешь! Как говорят, кто деньги платит, тот и шеф, а бабки платит Виктор Павлович. Вот он и отец родной, и начальник, и шеф, как хочешь, так и зови. Ну, пока, я пошел, до встречи в Курске. Вещи возьмешь из камеры хранения, из секции, в записке  есть номера, − отходя от Петьки, вспомнил Рыжий про вещи.

− Да ничего, все в порядке, разберусь, не сам же себя я повезу, − смеясь, ответил Петька. − А как же Нина, она поедет? – спросил он у Славика, но  Рыжий уже шагал дальше, по коридору, не слыша его.

К очередной отлучке сына Анна Альбертовна отнеслась спокойно, только предупредила, чтоб тот не поднимал большие тяжести и берег себя в поезде. Билеты были в купейном вагоне. Вещи    Петька рассовал под спальные места, все время ,оглядываясь в надежде, что с ним будет ехать Нина.− Может в другом вагоне поехала,− подумал он.

Не доезжая до Курска, он взял гитару и начал играть. Через некоторое время по вагону прошли два парня в штатском, заглядывая в каждое купе. Постояли около Петьки, послушали песни.

 − Твои вещи? − спросили они, указывая на сумки, приготовленные Петькой к выходу.

Петька, не бросая петь, махнул небрежно головой и два парня пошли дальше по коридору.  Петька внимательно посмотрел им вослед, из-под куртки правый бок выпирал сильнее. Он пристроил гитару, взял сумки и направился к выходу.  На остановке такси он покрутил головой, разыскивая Рыжего, а может и Нина появится, поглядывая на вокзал, не появятся ли те двое в штатском. Все было чисто, никого не было видно. Подошел незнакомец в крестьянской шубе-армяке из овчины, с большим воротником.

–  Чего башкой крутишь? Веди себя спокойно, как вроде ты тут родился и крестился, − услышал Петька знакомый голос Рыжего.

− Тебя родная мать не узнает, − восхищенно выпалил Петька.

− Не резвись, как молодой бычок, клади вещи и быстро прыгай в машину, − скомандовал Рыжий. 

−  А Нина где?− садясь в машину,  выпалил Петька.

− Нинок, Куколка, поехала в другое место,− ухмыляясь, ответил Рыжий.

Они быстро выскочили с привокзальной площади, поплутав по городу, заехали в частный дом. Рыжий посигналил и сразу же вышел из машины.

− Чего расселся, пошли быстро! − скомандовал он.

  За воротами загремели, открывая замок.

− Это мы, Дмитрич, открывай, − позвал Рыжий.

− Да я слышу, Рыжик, что это вы.  Все готово в зале, быстренько.  Они зашли в дом, прошли в зал. По дивану, креслам были разложены костюмы, шубы, теплые ботинки, все было дорогое и добротное.

− Вот это Красавчику, а это тебе, − по- домашнему распорядился хозяин дома.

Петька оделся и подошел к зеркалу. На него смотрел незнакомый, представительного вида, молодой человек.

− Зачем такой маскарад? − смеясь, спросил Петька.

− Ты, Красавчик, запоминай. Все, что делается, и знай , все делается это основательно и продумано такими асами, как Дмитрич. Поверь мне, что это ас высшей категории, который за пять ходок...

− Шесть, мой милый Рыжик, − уточнил Дмитрич. 

− Ну вот, видишь, даже шесть. Что-то я тебе одну ходку скостил,  Дмитрич, это не к добру, − посмеиваясь, говорил Рыжий. − Так вот, он все учел и все прикинул, что нужно иметь с собой и как одеться.

− Я думал, Нина будет здесь. Если бы я знал, что ее не будет, я бы не поехал,− сказал Петька.

− Что ты заладил Нина, Нина. Вот дела этой Куколки мы и приехали исправлять. А теперь слушай внимательно. Будешь иметь дела с Дмитричем. Запоминай адрес и все мелочи. Заедем на обратном пути,  посмотришь все ходы и выходы, и самое главное, в каждом месте просматривай запасной вариант, так сказать, черный ход для отступления, на всякий случай. А сейчас мы едем разбираться с одним хмырем, что-то там напутано. Предъявили Дмитричу, что товар некачественный поставили. Или Куколка что-то не то подсунула, или они темноту наводят. Будь все время на чеку. Если я начну орать, значит, мы правы, можешь и по роже одному- другому смазать. А если я буду говорить ласково, вежливо, то что-то мы напутали, попридержи  себя,  не зверствуй. Вот так и договорились! − подъезжая к огромному особняку, сказал Рыжик и три раза посигналил.

Сразу же открылись ворота, видно их ждали. Машина заехала, ворота закрылись. Петька напрягся, почувствовав серьезность положения.

− Привет,  привет, почтенным людям! − улыбаясь и расставляя руки для объятий, сказал вышедший из особняка мужчина, лет сорока, лысоватый, небольшого роста.

− Приветствую, − сдержанно ответил Рыжий. Зашли в дом, там сидело еще двое мужчин.

 −Здравствуйте! − поздоровался Рыжий.

Петька все это время молчал и как бы прикрывал Рыжего, находясь, все время около него.

− Так что там случилось, Кузьма Иванович? − с растягом слов, как бы с ехидцей, спросил Рыжий.

− Да, понимаешь, видимо, ваша Куколка перепутала, что куда везти или класть. Видно себе в карман положила хорошее, а нам дрянь завезла, − пояснил лысоватый Кузьма Иванович.

− Давай разберемся! Кукла проверена не только на этих мелочах, побольше было, да все оставалось целехонько,− резко ответил Рыжий.

− От многого взять немножко,  не воровство, а дележка, как известно в наших кругах, вот Куколка и  хапнула, −  ехидно улыбаясь, говорил Кузьма Иванович.

Петька только сейчас понял, что Кукла,  это Нина. Он вспомнил записку, ее подпись. 

− Это значит, Нину, обвиняют в нечестности поставки товара, − подумал Петька.

Хозяин дома  вытащил две огромные сумки и стал извлекать из них шкурки зверьков. Уже лежала гора шкурок, а вытащили только из одной сумки.

− Сейчас посмотрим-посмотрим, − беря в руки две шкурки, говорил Рыжий. − Вот эта наша, − воркующим голосом говорил он, − а вот эта,  не наша. Как это получается, что в одной партии есть и наша и есть не наша? − спросил Рыжий, чуть повышая голос, поступая к Кузьме Ивановичу.

− Это уже не наше дело. Вы там у себя на фирме разбирайтесь. Мы же не против,  принять и оплатить, но только по той цене, которую они стоят, − нажимая на последнее слово, говорил Кузьма Иванович.

− Но тут нашего знака нет, − рассматривая шкурки, говорил Рыжий. − На одной нашей есть, а на второй  нет.

− Что за знак? − спросил мужчина под два метра ростом, лет сорока, атлетического сложения. Петька насторожился и, отступив на полшага, стал поудобнее. Громила нагнулся к шкуркам и стал изучать.

− Это наш эксперт по качеству, мы его специально пригласили, −пояснил Кузьма Иванович.

− Да мы все в каком-то роде эксперты, и по хлебу и по салу, − вставая, говорил Рыжий. − А вот где это наша Куколка взяла такое фуфло, я не понимаю. Его где-то нужно взять? А где она его взяла? Только у вaс может быть такое дерьмо, и только вы могли его подсунуть,− горячился Рыжий. Громила подступил вплотную к Рыжему и дыша прямо в лицо, зло бросил:

− Ты на что намекаешь, падла?  Если поставил фуфло, мы принимаем и платим как за фуфло, и баста, без базара. Вот и вся экспертиза, вот и весь контроль, − гремел он басом.

− Да нет, не весь контроль, − спокойно отвечал Рыжий.  Все насторожились, когда Рыжий полез в боковой карман куртки  и вытащил оттуда лупу.

− Вот сейчас посмотрим. Так, здесь машинная обработка, а у нас вся ручная, штучная обработка, бабы сидят по всей Сибири, шьют шкурки, − заключил он. −Рыжий взял две шкурки, водил лупой туда − сюда по шкурке.

− Ara, вот она. Вот то, что я искал, − выкрикнул он громко, наклоняясь над очередной десятой, а может пятнадцатой шкуркой. − Что ж вы, падлюки, решили так дешево меня провести! Скоты такие! − орал Рыжий.

Петька не знал, что ему делать. По совету Рыжего,  чуть чего подозрительного сразу он должен бить, но кого? Все оторопело смотрели то на Рыжего, то на Кузьму Ивановича.

− Ну что ты там увидел? − подкатился Кузьма Иванович.

− Так вот, полюбопытствуй, Кузя, за это можно и схлопотать по морде. Вот, видишь, синие  чернила остались от печати? А вот под лупой, так сказать,  и окончание названия твоей  фабрички осталось. А вот, поточнее,  и номер обработки видно, четыре циферки явно проступают. Как же это понимать, Кузечка,  наш хороший товар отправил себе на фабрику, а свой подсовываешь нам, мать твою так, − заорал Рыжий, − Может, не видишь? Может, глазки у тебя повылазили? Так мы можем подставить фонари под твои глаза,− распалялся Рыжий.

 Громила напер на Рыжего, отодвигая его от Кузьмы.

− Ты под многократным увеличением увидел, что кто-то плоховато соскреб, какие-то знаки,  мы тебе быстро зрение подпортим,  что бы ты не очень был зрячим,  приезжий  вставляла нашелся, а то быстро осадим,- гудел громила, напирая на Рыжего.

 Петька долго не раздумывал, все сходилось, как предсказывал Рыжий. Его напарник орал, громила угрожал. Он, чуть наклонившись, со всего размаху нанес правой сбоку, а левой ,тут же, последовал сильнейший удар по печени. Громила ойкнул и грохнулся, как мешок, вначале на стол, на разбросанные шкурки, а потом вместе со шкурками сполз под стол. Все так получилось внезапно и быстро, что никто не успел ничего сказать и сделать, воцарилась тишина. Петька стоял, поправляя намотанный платочек на правой руке. Это профессионалы укручивают кисть руки для резкости удара.

− Ну что вы, что вы, в самом деле, сразу прямо бить, − сказал Кузьма Иванович, подбегая к верзиле и наклоняясь к нему.

 − Степушка, что же это ты сразу так обмяк, как куль навоза. Ну,  и тяжел же ты, а на вид, вроде, грозный,  − пытался Кузя  вытащить  неподвижное тело и своего компаньона из-под стола.

 Громила через несколько минут поморгал глазами, засопел, поднимаясь,  у него несколько раз разъезжались ноги. Потом, при помощи двух других, он уселся на стул и облокотился на стол:

− Ты что, падла, бьешь? Ты кого бьешь? − зарычал громила, безумно поводя глазами, мотая головой.

− Тихо, я говорю, Степан, тихо и вон отсюда, – приказал Кузьма Иванович, −Ну, хотели схитрить, смотрим, какая-то соплячка возит, а мы вон какие крутые, а потом сами распустили сопли, − кивая на Степушку, сидящего за столом, улыбнулся Кузьма Иванович.

 − А ты, Рыжик, хороших бойцов имеешь, молодец, а с виду неказистый. Высок, молодой, но накачанный, как камень, − заметил Кузьма Иванович. − Кто старое помянет, но общим никому ни гу-гу, и Виталику ни слова, скажи, что отдали сами, а тебе с мальцом премия с меня причитается, давай сюда весь товар, что привез, за все сразу рассчитаюсь, − заключил Кузя.

− Красавчик, вот ключи, принеси сюда товар, а я за этими хмырями пригляжу, чтоб они не дурковали, − попросил Рыжий, как бы невзначай перекладывая пистолет из одного кармана в другой.

  Петька занес сумки, поставил их рядом со столом. Рыжий с Кузьмой Ивановичем отсчитывали деньги.

− Достань, пожалуйста, из сумок наш товар, пусть посмотрят на красоту, чтоб другой раз неповадно было, даже в мыслях подобное, − попросил Рыжий.

 Петька открыл огромную сумку и стал осторожно, тихо доставать шкурки норки, соболя, горностая, куницы. Мех отливал серебром, переливаясь, играя на свету.

− Ты видишь, какая красотища, а ты хотел попутать такую красоту со своим ширпотребом. Больше, Кузя, не балуй, а то это добром не кончится, ты  это прекрасно знаешь. Надоело по воле ходить, только шепни мне,  а я ему, а он кому следует,  загремишь на всю катушку. Может,   на зоне доверят тебе эти шнурки от навоза отмывать в холодном краю, − спокойно говорил Рыжий.

  − Не надо, Рыжий, никому, ничего ни слова, прошу, умоляю тебя, вот твоя премия. Прости, бес попутал, больше ни в жизнь не будет подобного, − молился Кузьма Иванович.

− Ну, гляди, не балуй у меня, − сгребая деньги, говорил Рыжий. − А теперь, открывай ворота, и мы побежали.

  − Может, на посошок? − юлил вокруг Кузьма Иванович.

  − Не, Кузечка, работы много. Как-то другим разом, когда поумнеешь, а сейчас знаю, что ты припас  разных  травок, чтобы напоить нас и в деревянный ящик уложить, и басни сочинить в свое оправдание, это еще там, на севере, за тобой замечалось, а пока прощай, не поминай лихом, − улыбаясь, говорил Рыжий.

 Сели в машину, выехали со двора и поехали к Дмитриевичу.

− Так, быстро забегаем к Дмитричу, забираем свои шмотки и в дорогу. Эти шмотки оставь себе, ты их честно заработал. Ну, Красавчик, ну молодец, а? Тух-тух , и громила в нокауте. Ну, молодец! Ты знаешь, видел,  думал,  прикидывал, но чтобы вот так, со всего маху, вот это да,  не думал, что без стволов  обойдется,− всю дорогу, по пути к Дмитричу, не смолкал Рыжий. Забежали, забрали вещи,  Дмитрич предложил поужинать.

− Не, Дмитрич, ты нам сообрази что-нибудь в дорогу, и мы попрем до самой Москвы. Нам торопиться надо, а то Красавчику еще уроки учить.

 −  Я поехал, а ты заваливайся и спи всю дорогу. Если что, я разбужу, − выруливая из города, говорил Рыжий. 

До Москвы добрались без происшествий. Петька переоделся в свою одежду, а ту, что была для маскарада, для помпы, как выразился Рыжий, он сложил в спортивную сумку, туда же положил и часть денег, которые ему заплатили за работу и премию от Кузьмы Ивановича.

− Петя, садись кушать, − предложила Анна Альбертовна, как только он появился в квартире, − Что за вещи в твоей сумке? − спросила она.

−  Да один товарищ попросил у меня их оставить, потом я их отдам, − соврал Петька матери, отдавая деньги. − Вот, заработал, возьми.

– Петя, мы должны серьезно поговорить. Меня все больше беспокоят твои огромные суммы, приносимые за твою работу. Я хочу знать, что это за работа и что это за люди? − настойчиво спрашивала мать.

−  Мам, ты зря беспокоишься, это люди, приезжающие в Москву, закупают товар и едут кто, куда. Вот я и  езжу, то в Воронеж, то в Курск, то в Ленинград, помогаю  человеку, подношу и  смотрю за вещами, вот и все, − успокаивал он мать.

−  Вот за эти простые услуги и такие огромные деньги? − не унималась мать.

− Ничего себе простые услуги!? В твоем понимании, поднес, поддержал,  и  все? Нет, это не все. Я их принимаю, я их ношу, я за них отвечаю и ему отдаю  все вещи  целые, целехонькие в пункте назначения, − посмеиваясь, говорил Петька.

Материнскому сердцу что-то подсказывало, что здесь для сына кроется опасность, и Анна Альбертовна расспрашивала сына, выслушав его, потом успокаивалась.

− Вроде все нормально, все хорошо, − думала она после беседы с сыном.

Петька каждую субботу уходил из дому и пропадал дома у Нины до вечера воскресенья, изображая себя уставшим после работы, отдавая деньги матери после каждой поездки, если даже и не ездил, а отдавал из своих запасов,  а проводил  время вместе с Ниной. Они учили уроки, Нина мечтала, как она закончит  институт,  и будет преподавать в школе, увлеченно рассказывала Петьке, когда и куда поедет на преддипломную практику. Петька начал уже привыкать к такому ритму жизни. Как только он возвращался из поездки, сразу включался в тот привычный ритм жизни, который был у него до поездок. Бежал на тренировку, на занятия, снова на тренировки и так его колесо жизни закручивало, что время пролетало мгновенно, и опять наступала суббота, и он после тренировки ехал к Нине. Несколько раз они ездили вместе, отправляя товар по заданным адресам. Нина ни разу больше  не заводила разговор о прошлом, даже расслабившись после сделанной работы, она пила мало и только шампанское.  Как-то дома мать предложила Петьке:

− Петя, у тебя есть свободное время, отнеси вещи человеку.

− Хорошо-хорошо, мама, я отнесу, − ответил он и стал думать, куда же  их отнести. Отнесу  я их к Нине, − решил он.

Петька забрал спортивную сумку с вещами и отправился к Нине на квартиру. Вошел в подъезд, и его чуть не сшиб молодой мужчина, который, оглядываясь, протянул руку вперед, чтобы открыть дверь, а Петька как раз в это время открыл ее, и мужчина, потеряв опору, прямо навалился на Петьку, столкнувшись нос к носу.

− Осторожней, что Вы не видите? – отталкивая от себя,  пробурчал Петька.

− Да вот,...да знаешь, парень... с темного на свет, ничего не видно, — волнуясь и заикаясь, высказался мужчина и быстро рванул по двору, спотыкаясь на снегу и оглядываясь.

Петька подошел к квартире Нины и нажал звонок. Тоненький, как зуммер, заскрипел тот, но дверь никто не открывал. Он нажал еще раз и хотел уходить, повернувшись полу боком к двери, но тут увидел маленькую щелоку неплотно закрытой двери. Потянув дверь на себя, он просунул голову и тихо позвал:

 −Нина, это я.

 Никто не отозвался. Он поставил спортивную сумку тут же, в коридоре, прикрыв за собой дверь, и пошел в зал, где были разбросаны вещи Нины, как будто она только что зашла в ванну и вот-вот появится в зале.

− Нина, − снова позвал он девушку, проходя в спальню. − Что же это ты, сонюшка, так крепко спишь, − видя ее в кровати, пожурил он Нину.

 Но тут он осекся, увидев необычность ее позы. Она лежала на боку, поджав ноги под себя, и рукоятка огромного охотничьего ножа торчала у нее в груди. Вокруг все было залито кровью, и Петьке показалось, что с рукоятки ножа еще продолжает капать кровь. В глазах у него зарябило, его замутило и, застонав, сел он на пуфик, стоящий рядом с зеркалом.

− Охо−хо−хо, Нинок, видно, ты в своей жизни заблудилась, − подумал он, но вдруг вспомнил выбегающего молодого мужчину и вскочил с пуфика.

 Но добежав до двери, Петька понял, что времени уже прошло предостаточно, чтоб сесть в машину и уехать, тем более, что мужчина очень торопился, перебегая двор. Петька зашел еще раз в спальню, теперь уже ступая аккуратно, чтоб не наследить, посмотрел на лежащую Нину последний раз, на ее разбросанные по подушке светлые локоны, закрученные колечками.

− Как тот раз, когда я ее встретил впервые, когда она мне преподавала первые азы в любви, − подумал он, и слезы невольно потекли из глаз.

Он взял сумку, и прикрыв за собой дверь, пошел, спотыкаясь через ступеньки к выходу. Долго он кружил по метро, высматривая, не следит ли кто за ним, перебегая с поезда на поезд, из вагона в вагон. Но его шпиономания была напрасна, он не видел ни одного подозрительного человека, который бы следовал за ним. Он вышел на своей остановке и долго бродил по морозному воздуху, успокаиваясь и приходя в себя. Ноги стали замерзать, и он пошел домой. Зашел, разделся и пошел на кухню. Мать, бросив читать, подошла к нему.

− Что-то у тебя вид не очень-то здорового человека. Не заболел случайно? − спросила она участливо.

−  Да есть, малость, я попью чайку и лягу, − устало ответил он матери.

−  Какой чай? Поешь хорошо, а потом чай, − настаивала она.

−  Мама, мне и чая не хочется, я что-то так устал или заболел, сам не пойму, − пожаловался Петька.

− Ну, хорошо, полежи, попей лекарство, и все пройдет, − успокаивающе говорила мать.

− Так сразу это не проходит, − ответил Петька.

− Ты что, серьезно заболел? − забеспокоилась мать.

Опомнившись, что сказал лишнее, он поторопился успокоить мать:

−  Да нет, ничего, все пройдет, мама.

− А ты что, вещи не отдал? − спросила Анна Альбертовна, увидев полную спортивную сумку.

− Ты знаешь, мам, он даже обиделся и сказал, что это он подарил мне за хорошо выполненную работу, − соврал  Петька.

 Ему не хотелось юлить, выкручиваться, да и костюм, шуба, шапка, теплые ботинки ему нравились, и ему хотелось носить эти вещи, не таясь.

− Странно все это, − недоумевающе пожав плечами, сказала Анна Альбертовна. − Ну, конечно, если он такими вещами занимается, то все понятно, что за деньги, что за подарки он платит и дарит тебе, − заключила она.

Ее материнское сердце чувствовало, что здесь кроется какая-то беда для ее сына. Мать чувствовала внутреннюю тревогу, беспокойство своего материнского сердца, но никак не могла понять откуда ждать беды и откуда исходит  тревога. Петька и сам жил в ожидании к себе на квартиру гостей, или милиции, но проходило время, а в квартиру никто не приходил. Позвонил телефон, когда Петька, пробыв три дня на каникулах, собирался на очередную тренировку.

− Привет,  Рыжик беспокоит. Надо бы встретиться, − послышалось в трубке.

 Первым порывом Петьки было бросить трубку и больше не разговаривать, но он прикинул, что они могут появиться здесь и узнает обо всем мать, да ему и самому хотелось узнать, кто убил Нину, знает ли об этом Рыжик. Он, раздумывая, молчал, поэтому получилась пауза, после чего в трубке послышался обычный бас Рыжего:

− Красавчик, ты что, уснул?

− Да нет, я собираюсь на тренировку, можем встретиться во Дворце спорта, тихо ответил Петька

−  Я звоню около метро, подходи, встречу и подвезу, − ответил Рыжий.

− Ладно, я выхожу, − бросая трубку, сказал Петька.

 − Мам, я на тренировку, − прихватил с собой спортивную сумку Петька выбежал за дверь.

 − Хорошо сынок, только побыстрее  возвращайся, − ответила мать.

Рыжий стоял у метро около автомашины, жевал горячий пирожок с сосиской.

− Привет! − пережевывая и чамкая, поздоровался Рыжий.

− Здравствуйте! − натянуто ответил Петька.

− Ты что-то не весел. Все же каникулы, отдых, а ты что-то грустишь? − спросил Рыжий.

− Да что веселиться? − ответил Петька.

 Он  хотел сразу все высказать ему, а если чего, и смазать по морде Рыжего,   стекающее  по бороде масло от пирожка, так и лоснилось,  но внимательно присматриваясь, он все больше убеждался, что Рыжий вел себя как обычно, бесшабашно, развязано.

−  А может, он ничего не знает? Может, мужчина,  это знакомый Нины, у них получилась какая-то  ссора и тот убил ее? − подумал Петька.

− Ну что, поехали, а то опоздаю на тренировку, − предложил он  Рыжему.

 − На этом Боливаре мы быстро доскочим, никуда еще не опаздывали, − беззаботно доедая пирожок, спокойно говорил Рыжий.

− Ну,  у тебя и жара в машине, − садясь в иномарку, говорил Петька.

− Привык к жаркому климату, видно в той жизни я жил где-то в Африке, − выруливая машину со стоянки, философствовал Рыжий.

− Не тяни резину, говори,  зачем приехал? − потребовал Петька.

Ему не терпелось узнать от Рыжего, что прикажут. Может, это подскажет причину того, что случилось с Ниной, или каким-то образом будет связано с ней или с ее работой.

− Не гони лошадей, Красавчик, все скажу, дорога  длинная, − бесшабашно ответил Рыжий,  но зная твердые кулаки-кувалды Петьки, Рыжий невольно поежился слегка, видно вспоминая его удары, и уже мягче продолжил, − Есть предложение смотаться на время каникул в Новосибирск.

−  Фью..ю..ть, − присвистнул Петька. − Что же это в такую даль нас понесет, Рыжик? − искренне удивляясь, спросил Петька.  

− Разве это даль, Красавчик? Это только половинная даль, куда нас может занести, − загадками ответил Рыжий, − А это домашнее дело, туда на самолете, оттуда,  на поезде.

− И когда все это планируется? − спросил Петька.

− Вот с тобой  согласуем, и хоть завтра билеты будем брать, − ответил тот. − У тебя же каникулы, можем завтра? − спросил он у Петьки.

Учеба пошла на пользу, Рыжий не пер буром, как тот раз, в институте. Петька задумался, если Виктор Павлович чего задумал против него, то конечно надо ехать, что бы было это не здесь, мать чтоб не знала и не видела, а там, на стороне, надо быть осторожным и, если что будет опасным, он смоется. Петька по мало опытности еще не знал,  в какие переплеты он попал. Петька решил, будь, что будет, но лишь бы мать не знала, надо ехать из Москвы.

− Добро, завтра, так завтра, но чтоб на учебу я успел, −  предупредил Петька.

− Это святое дело, мы мигом туда и обратно, − как-то обрадованно ответил Рыжий, видно, он ожидал возражения Петьки.

Встретились, как договорились  в аэропорту,  Рыжий   уже поджидал Петьку.

− Вот билеты, сядем и полетим, места отдельно, вроде как не знакомы. А встретимся в аэропорту Новосибирска, на остановке такси, − скомандовал Рыжий.

− Зачем такая конспирация? Кому нужны мы, если лететь будем рядом в самолете?− спросил Петька.

−  Да я то же говорил Виктору Павловичу, а он мне чуть по морде не дал. Говорит, что это не мое телячье дело, это его любимая поговорка: «Дали сено и ешь!». Даже однажды проверил, а потом деньги урезал больше половины, крохи дал за работу. Вот теперь, что говорит, то и делаем. А он говорит, чтоб двоих рядом не видели в самолете и не засекли обратным рейсом на поезде. В общем, у него целая теория по конспирации,  даже изучает конспирацию старого времени,  эсэров, большевиков и других партий и  служителей царской охранки. По архивам изучает. Серьезно берется за каждое дело, − с ноткой восхищения закончил Рыжий.

 Сели в самолет по местам порознь.  Долетели до Новосибирска без всяких происшествий. Вышли к остановке такси. Впереди шел Рыжий. Чуть поодаль беззаботно шел Петька. К Рыжему подошел мужчина, и Рыжий махнул Петьке рукой. Их встретил мужчина лет сорока, а второй сидел в машине. Все сели и молча  поехали.

− Ты представляешь, Красавчик,  иду и вдруг на тебе, знакомая морда. Ну, думаю, где бы встретились? Вот действительно говорят, что гора с горой не сходится,  а тут такого кореша встретил! − радостно говорил Рыжий, сидя в машине.

− Да, подрос ты, Рыжик, возмужал. Это сколько мы не виделись, лет 6−7 уже прошло? − спросил мужчина. − Да кстати, мы не познакомились. Я Сергей Иванович, а , в миру,  Серьга. А это, здешняя знаменитость, Молчун. Он молчит и молчит, но как скажет, лучше бы не говорил, цветы вянут, −пошутил Сергей Иванович.

− Я что, когда надо молчу, − пробасил мужчина за рулем.

− Да, действительно, как в трубу прогудел, − удивлялся Рыжий.

Приехали в особняк. Во дворе разрывалась огромная овчарка.

− Полкан, фу, все свои, − протрубил Молчун.

− Ну, ты даешь, Молчун! Такие  команды подаешь, что собака может и не выполнить,  как же все могут быть своими? − смеясь, крадучись под стеночкой за Молчуном, говорил Рыжий.

−  Команды, говоришь, дурные, а, вишь, ни звука, сидит в будке. Так что он умнее нас, людей, и понимает, когда брехать, а когда молчать, − гудел Молчун, открывая входную дверь.

В доме был слышен женский смех и тихая музыка.

− Что-то тут цивилизацией запахло, − раздеваясь и, потирая руки с мороза, сказал Рыжий.

− Ты уже учуял баб, − смеясь, говорил Сергей Иванович. − Все правильно, дело наше молодое да неженатое, вот и решили мы отвлечься, а вообще-то это идея Молчуна.

 Все прошли в зал, где был шикарно накрыт стол и их стоя встречали три девушки.

− Ну  и долго же  вы ехали, я Вас ожидал уже две ночи здесь, с девками переспал. Так что мы с Танюшкой породнились, а вы, ребята, сами разберитесь, что к чему и где чья. Я не люблю баловства, когда все скопом, это когда нищета на баб. А у нас должно быть все цивилизованно, ну а там, как хотите, − посмеиваясь, предложил Сергей Иванович.

 Рыжий подошел к одной из девушек и представился:

−  Гоша! А как Вас зовут?

− Лиля, − ответила девушка.

− Да, здесь могут быть и Гоши, и Жоры, даже Леопольды, − подумал Петька. Он понял намек Рыжего и, подойдя к другой девушке, представился:

−  Алексей, − назвал Петька первое ,попавшееся  на ум, имя.

−  Нина, − ответила девушка. После названного имени, Петька невольно вздрогнул, но сразу же  успокоился, увидев  пристальный взгляд Рыжего.

− Да, он что-то знает, − мелькнуло в мыслях у Петьки.

Вечер начался как-то скучновато, но постепенно, по мере выпитого, разговор завязывался, и все громче и громче люди старались перекричать друг друга. Петька пил шампанское, но очень мало. Пригубив, он поставил стакан, и  хорошо покушав, стал слушать и следить за присутствующими. Девушки пили без стеснения водочку, по- сибирски, как выразилась девушка, сидящая рядом с Сергеем Ивановичем.

− Что вы не пьете? − спросила девушка.

 Петька понимал, что и у девушек  могут имена вымышленные.

− А вообще- то почему у них должны быть вымышленные имена? У них же нет конспиратора Виктора Павловича, просто совпадение, да и все, − подумал Петька.

− Я не пью, потому что занимаюсь спортом, да и не хочется, − просто ответил он. Это был уже не тот стеснительный мальчик  Петенька, юнец, который смотрел на других и думал, пить ему или не пить, и который пьянел от бокала шампанского. Уроки Нины, той первой учительницы, не пропали даром. Вскоре Сергей Иванович с девушкой удалился в другую комнату. За ними ушел Рыжий, слегка покачиваясь, прихватив бутылку водки с собой, обнимая за талию и, чуть ниже, девушку.

− Пойдем, побалуемся, дорогая, − похлопывая по пышному заду, зубоскалил Рыжий.

 Молчун ушел один, еще раньше,  Петька остался один с девушкой. Она налила в стакан побольше  водки, выпила, закусила. Петька следил за ее действиями и в мыслях отметил:

− Еще не опытная, выпила для смелости, чтоб не стесняться, видно, только начинающая.

− Вы учитесь? − спросил он ее прямо.

− Да, в институте связи на втором курсе, − слегка смущаясь, ответила девушка. − А что? − спросила она.

− Да нет, ничего. Просто, если вам все это не нравится, то можете ложиться на диване, а я лягу на полу.

− Я Вам... тебе не понравилась, что ты так сказал? − спросила девушка.

− Да нет, ты хорошая девушка. Просто я не хотел бы как-то принуждать, − ответил Петька, продолжая наблюдать за девушкой.

− А меня не надо принуждать, или заставлять, ты хороший, красивый парень. Я сразу увидела тебя и подумала, вот бы с тобой побыть  наедине, − чуть смущаясь, ответила она.

Алкоголь начал действовать безотказно.

Петька выключил свет, взял девушку за руку и привлек ее к себе. Она сильно задышала, рванувшись всем телом к нему и крепко прижалась, жадно поцеловала его. Через некоторое время она на секунду отстранилась, перевела дыхание, жадно хватая воздух, и снова впивалась в его губы.

− Теорию паутины разводил, − мелькнуло у него в мыслях про себя, − а дивчина уже сгорает от нетерпения, − расстегивая ей множество замочков, пуговичек и застежек, подумал он.

Она спешно ему помогала, расстегивая пуговицы на его одежде.  Утром встали поздно. Не спеша зашел в зал Сергей Иванович, предварительно постучав в косяк двери.

 − Все воркуете, молодежь? − забирая бутылку минеральной воды, говорил он. – Ну-ну, ничего, я Вас надолго не побеспокою, − и ушел.

 Потом протопал Рыжий, тоже  что-то прихватив со стола,  из еды, и,   причмокивая,  что - то отправил в рот. И снова стало тихо. Через некоторое время в зал зашел Сергей Иванович и позвал Рыжего.

− Девочки пусть организуют чайку, а мы покалякаем о том- о сем, в мужском кругу, − предложил он.

 Девушки вышли на кухню, Сергей Иванович прикрыл двери зала и негромко начал говорить:

− Так, Рыжик, заканчиваем баланду травить, сегодня вечером берем товар и садимся на поезд. Красавчик с девкой сядут в купе с сумками, в которых будут вещи, и поедут. Они отвлекающий маневр. Ведешь себя ,Красавчик, как молодожен, развязно и нагло, чтоб если кто следить будет, то напоролся бы на неприличную суету. Возмущайся и кричи, перетрясти вещи сразу не давай, протяни резину, а потом пусть смотрят. Как только пройдет шмон, девку высаживай на следующей станции. А мы, с тобой, Рыжик, поедем на товарняке. Если же все в порядке, то Красавчик  будет выходить на каждой станции, и подберет тебя, ты же подсядешь с основным товаром, а я вас подстрахую. Вот такие пироги, − закончил Сергей Иванович.

 Алкоголь  до вечера не пили, только смотрели телевизор, играла музыка, отсыпались и отъедались. Собрали два чемодана, а еще два, абсолютно одинаковых, положили в машину.

−  Смотри, Рыжик, не перепутай чемоданы,  батя голову оторвет за такой товар, ты его нрав знаешь, − предупредил  Сергей Иванович.

− Да знаю, − как-то уныло протянул Рыжий.

Петька, не понимая о ком, и о чем идет речь, ничего не спрашивал, задавать вопросы не принято, да и не очень-то вникал он в  суть их дела,  привезти чемоданы, а остальное его не интересовало.

 Вечером их с девушкой проводил Молчун, пронес и поставил в купе два чемодана.   Петька  отдал  ему  сотенную,  как  бы  расплачиваясь,  они с девушкой расположились в купе, сели и поехали.

Ехали они в купе вдвоем, время от времени целуясь и раздеваясь. Закончив все    постельные дела, прислушивались, не к ним ли кто стучит. Стук и открытие замка ключом произошли одновременно, гораздо позже.  Два высоких парня ворвались в купе.

− А ну слазь с нее, парнишка, присосался, как родной, − хватая Петьку за голые плечи, и стаскивая его с нижней полки, выкрикнул один из ворвавшихся.

Петька подтянулся за верхнюю полку и ударил одновременно одной ногой в грудь, а другой в лоб натренированным ударом, человек вылетел назад из купе в коридор головой вперед, ноги потеряли опору, и он трупом рухнул во весь рост, вытягивая ноги в купе, а головой ударяясь о стенку прохода и теряя сознание. Второй рванулся к Петьке и, зацепившись за ноги лежащего на полу своего напарника, наткнулся на встречный удар  Петьки. Охнув, нападавший  осел на противоположную нижнюю полку. Девушка вскочила, сжалась в углу купе, слегка дрожа. Петька стал одеваться, а за дверью купе третий пытался поднять обмякшее тело упавшего.

− Стоять, я тебе говорю, ни с места, − приказал третий, подняв и усадив упавшего, наведя пистолет на Петьку, вскоре отошел от нокаута второй, сидящий на нижней полке.

− Где вещи, сука? − прохрипел тот.

Петька чуть отклонился, готовился нанести сильный удар правой сбоку, но вспомнил слова Сергея Ивановича, что нужно обязательно дать обшарить чемоданы, а то не отстанут и как бы раздумывая, опустил руку. Человек, сидящий на нижней полке, сжался, приготовившись к мощному удару. Первый сидел в проходе вагона, отходя от удара, а те двое с пистолетом и ножом потребовали чемоданы. Петька понял, что дальше тянуть нечего, надо показывать чемоданы.

−  Да вы чего, парни? Да возьмите чемоданы, если они вам так нужны, но здесь мои и девушки  шмотки, − пояснил Петька.

− Ты у меня побазарь еще, я живо тебе брюхо попотрошу,  где песочек, тварь? Ну-ка, вываливай чемоданы, − приказал тот, что был с ножом в руке. Петька достал чемоданы снизу, из-под полок, и открывая их, вывалил все содержимое на свободную полку. Недавно на ней лежал в нокауте угрожавший.

− Во , дела, а где же золотишко? − глядя друг на друга, переспрашивали все трое. − Тебя сажал Молчун? − спросил один из бандитов, пряча пистолет.

− Я не знаю ни Крикуна, ни Молчуна, мы попросили носильщика, он нам донес чемоданы, да еще содрал стольник, орал здесь, что мало. Я, если бы знал, сам бы донес чемоданы, − возмущался Петька.

− О, хитрющая падла,  обвел вокруг пальца, скотина Молчун! Мать твою, ты тоже хорош, орал,  раз пошел Молчун, значить товар там, а оказалось, что он пристроился к пассажиру и лапшу навешал нам, − возмущался один, видимо старший. – Пошли, к едрене фене, отсюда, − скомандовал он.

−  А этого? − спросил другой, указывая на Петьку.

− Я бы сам ему пару пуль всадил,  да шуметь нельзя, а то еще повяжут, − с сожалением высказался  старшой, и они удалились.

 Девушка сразу закрыла трясущимися руками двери купе.

− О, Боже, как ты их поколотил, это же ужас, они нас могли убить, −заикаясь, говорила девушка.

− Не могли, успокойся, им шуметь не с руки, самих могут забрать. А без шума меня лучше учили, чем их, так что все нормально, давай отдыхай до следующей станции, а там сойдешь, − успокоил Петька девушку.

 На следующей станции, как только поезд начал перестук на стрелках, Петька вышел с девушкой в тамбур, поцеловал ее.

− Ну, давай бывай, как тебя там  Нина, Света или еще как. Тебя как зовут на самом деле? − спросил он.

− Меня зовут Лена, а Ниной назваться заставил Сергей Иванович, −ответила дрожащим голосом  девушка.

− Сергей Иванович тебе сказал, чтоб ты назвалась Ниной? − удивленно спросил Петька.

 Поезд уже подъезжал к станции. Проводник, гремя, открыл дверь.

− Да, да, − перекрикивая стук колес, бряцанье проводника дверью, шум в тамбуре,- ответила девушка. 

Петька обескуражено развел руками, ничего не понимая, что связывало Нину с Сергеем  Ивановичем, но то, что следы убийства  Нины вели сюда, теперь он был уверен. Прощаясь с девушкой, машинально сказал:

− Пока, Лена, может, еще,  когда придется встретиться.

− Вряд ли, а я бы с удовольствием встретилась. Тебя не зря зовут  Красавчик,  во всех отношениях  хорош, − проговорила Лена.

 Она  потянулась к нему, поцеловала его в губы и сбежала на перрон вокзала. Петька еще больше удивился:

− А ты это откуда узнала, что меня зовут Красавчик? − выкрикнул он в след удалявшейся девушке.

 Но она уже его не слышала. Она стояла, разговаривая с каким-то мужчиной, чуть поодаль вагона. Петька попытался выйти, расталкивая людей в тамбуре, но его кто-то ухватил за руку и весело произнес:                       

− Хватит изображать Ромео, пора к делам приступать.  А то,  как в той песне поется: «нас на бабу променял». 

Петька оглянулся. За рукав теплой куртки его держал Рыжий.

− Ты откуда? − вырвалось у Петьки.

−  Да я смотрю, что ты увлекся Ниной, вот и не стал мешать, −отшутился Рыжий.

− Никакая она не Нина, ее зовут Лена, − выпалил Петька, быстро, следуя за Рыжим в купе.

Рыжий не удивился, не переспросил. Он чуть ли не бежал в купе и, заскочив туда, сразу поднял крышку полки. Увидев чемоданы в целости, спокойно вздохнул и сел.

− Фух, слава Богу, все цело, а то пошел к тебе в тамбур, чтоб ты меня не искал, а потом думаю, а вдруг и за мной следили,  хвост возможно был и я  сразу побежал назад в купе. Вот будут дела, если сопрут два чемодана, подумал я, − с испугом говорил Рыжий.

− Да что их переть, там одни шмотки, а они мало кому нужны, −возразил Петька.

− Это, Красавчик, в твоих одни шмотки, а  мои чемоданы поценнее будут всех вместе взятых чемоданов всего вагона, − как бы хвастаясь, говорил Рыжий.

− Что же там в них особенно ценного? − спросил Петька.

− Много будешь знать, быстро состаришься, а беречь нам их пуще собственных глаз нужно, иначе без них нам не стоит возвращаться, − серьезно ответил Рыжий.

 Петька немного посидел, попил воды, успокаиваясь.

 − Нет, буром  у этой рыжей морды ничего не узнаешь, нужно потихоньку, спокойно выпытать, что к чему, − размышлял Петька.

− У меня вопрос! Ты знал, что девушку зовут не Нина? − издалека начал он.

−  Да, мне Лилька там еще сказала, что Сергей Иванович велел Ленке Нинкой назваться. Честно говоря, я ничего не понял еще там, ну а потом  пошло, поехало, пьянка, попойка, суета, то  да се, я и запамятовал, а вот ты напомнил, я сейчас и не соображу, зачем это. Может, это козни Виктора Павловича, нашего Поросенка, он на все способен, − ответил Рыжий.

 Петька внимательно посмотрел на  Рыжего, но по искреннему удивлению лица было видно, что он говорил правду.

−  А что Виктору Павловичу за резон подсовывать мне девку по имени Нина? − спросил Петька.

−  Нет, не скажи, Красавчик, он любитель в душу заглянуть, а потом туда плюнуть. Знаешь, так это расспросит, разузнает всю подноготную, а потом, когда и не думаешь и не ждешь, что это его работа, а распутаешь, оно получается, что  это как раз он все «вонючее»  дельце состряпал против тебя, −говорил Рыжий с душой человека, прочувствовавшего всякие пакости от Виктора Павловича.

−  А почему не послали с нами Нину? − выпали л в лоб Рыжему Петька, внимательно наблюдая за ним.

−  Я не знаю, что получилось, Красавчик, но понял, что между Куклой и Виктором Павловичем, или еще кем-то, может быть, пробежала черная кошка. Меня он тоже не очень- то посвящает во всякие дела. Сам их обмозговывает. Мне только сказал, что Куклу он отстранил от дел, ну, после нашей поездки в Курск. Я ему тогда еще сказал, что она не виновата, что Кузька сам фуфло подсунул, но он зуботычину дал мне,  и  как обычно: «Не твое телячье дело», ну, ты знаешь, − с какой-то грустью и обидой пояснил Рыжий.

−  Ну, а ты меня здесь подставил, меня же могла и пришить эта троечка, − с обидой  наседал Петька на Рыжего.

−  Знаешь, Красавчик, в нашем деле не угадаешь, где могут  пришить. То ли здесь, в купе, то ли там, на товарняке, в паровозе, если бы за нами уцепилась та тройка. Мы рассудили так, в купе им надо  тихо вести дело, без
шума, и у тебя не будет товара...

−  Да,  у меня было два чемодана, − перебил Петька.

−  Эх, Красавчик,  Красавчик, какой же ты наивный парень. Это, что твои два чемодана! Выкинь их, и все дела, а у меня... Так вот, я и говорю, что в купе без шума, ты эти дела мастерски можешь провернуть и провернул видно, раз они отсюда ушли, а завяжись вся эта каша на товарняке, может, мы с тобой уже не говорили бы вот об этом. Там можно и пострелять, и взорвать, они бы на все пошли  ради двух чемоданов, − с какой - то гордостью заключил Рыжий.

−  Это все теория, а на практике так,  пришли  три  мордоворота, приставили нож и пистолет и, перетрясли чемоданы,  − пояснил Петька.

−  Ну, во- первых, перо и пушку приставили, но и ты в долгу не остался, насколько я тебя знаю, − смеясь и поглаживая челюсти, уточнил Рыжий.

−  Да, пришлось немножко помахать кулаками, пободаться, − скромничая, пояснил Петька.

−  Я так жрать хочу, давай поедим и завалимся спать, а то я страшно как хочу спать, в паровозе не поспишь, − как бы жалуясь, предложил Рыжий.                 До Москвы они добрались без происшествий. В купе Рыжий разбирал чемоданы, их теперь стало четыре и все абсолютно одинаковые. Посопев над чемоданами, Рыжий предложил два чемодана Петьке.

− Вот ,эти,  поволокешь ты, а я через другой выход пройду вот с этими.

 -  Да какая разница, − сказал Петька, небрежно беря те чемоданы, которые Рыжий наметил для себя.

Рыжий от гнева изменился в лице и заорал.

−  Я здесь старший,  и что скажу, то и будет, понял? − прокричал он и сам съежился, отступил назад, ожидая ответной реакции Петьки.

−  Будешь орать, еще раз схлопочешь, Рыжик. Без шума, самое основное, − сказал Петька, беря те чемоданы, которые наметил ему Рыжий. −Эти, так эти, что ты так перепугался?− направляясь по коридору в тамбур, говорил Петька.

Он прошел по подземке, вышел на остановку такси и осмотрелся, где-то должен быть Вовка, по кличке Волдырь, с машиной. Тут подкатился кругленький,  жирненький парень, небольшого росточка, вечно жующий. «Что поставь, что положи»,  шутили над ним парни, но зря. Володя был мастером спорта по штанге, и в его руках была такая силища, что если кого-то ухватит, то не оторвешь.

−  Привет, Красавчик! А где же Рыжий? − спросил Володя, подбегая и подхватывая один из тяжелых чемоданов.

−  Я думал, что ты его уже встретил, он пошел коротким выходом, но, может, штаны отмывает, − смеясь, пояснил Петька.

−  А что, есть повод? − спросил Володя, становясь серьезным.

−  Да нет, это Рыжий так решил, − в догадках ответил Петька, укладывая чемоданы в багажник машины.

Тут же из-за машины вышел Рыжий.

−  А, ты уже здесь, Красавчик? А я колесил, там была уборка, пришлось обежать, − соврал Рыжий.

−  Ну, ты же и трусливая свинья, − тихо, переходя на шепот, говорил Петька, укладывая и те два чемодана, которые принес Рыжий. − Вот видишь, царапины на твоих чемоданах, которые были у меня со шмотками. А вот без царапин, те которые были у тебя. А ты говоришь, что не знаешь, кого и где могут захомутать. Нет, Рыжий, ты точно знал, что подставляешь меня и тогда, и сейчас. На перроне до такси вон,  сколько народу, вдруг могут тормознуть. Ну, бывайте, пока, ребята. Больше так не делай, Рыжик,−  сказал Петька и, хлопнув крышкой багажника,  направился в метро.

−  Да не такой уж Красавчик простачок, − глядя Петьке во след, думал Рыжий. − Но в деле он хороший парень, − мыслил он, вспоминая поездку в Новосибирск.

Возвращение из поездки было для Петьки проблемой и великой мукой. Еще далеко до дома он обдумывал весь разговор с матерью, что он скажет, где был, что делал, но это еще можно,  что-то придумать, а вот как объяснить появление огромных сумм денег, и как сказал Рыжий, это еще не все, это только половина заработка, вторую он завезет потом.

Мать встретила Петьку с беспокойством.

−  Совсем уж заждалась. Ты так надолго не уезжай. Я не знала, что и думать, − говорила Анна Альбертовна, стоя и любуясь им, пока он раздевается. − Как съездил? − спросила она у сына.

−  Нормально. Вот, за работу заплатили, − подавая деньги матери, говорил Петька. − Еще попросил покупать товары ему, дал денег на закупку. Я их положу в тумбочку.

Он решил выдать версию заранее, чтобы мать, если и увидела деньги, не подумала бы чего другого и не донимала его расспросами.

−  Что-то уж больно большая зарплата,  Петенька,  да и доверие большое тебе незнакомые люди оказывают, деньги отдают ребенку, а вдруг что случится? Петя, я этого всего боюсь, что-то уж больно не по тебе эта работа, − с беспокойством говорила Анна Альбертовна.

Она с малых лет оберегала сына от дурных компаний. Все старалась следить, чтоб он ни в чем не нуждался, и когда тот пошел в детскую спортивную школу, она обрадовалась, и на душе стало как-то даже спокойнее. Она знала, что ее сын занят спортом, школой. Она изучила его расписание на целый день, на неделю и на месяц вперед. Так было все время, пока он не устроился на эту работу. Запретить работать она не могла, он как-никак взрослый парень, мужал прямо на глазах, да, и каждая копейка была на счету, глушить инициативу сына к самостоятельности, к рвению заработать деньги на существование , она не могла. Что-то подспудно, где-то в глубине материнских чувств, подавало сигналы тревоги, но анализируя все действия, а информация о деятельности сына была скудная, она все же не видела ничего волнующего, и снова тревога проходила, как бы сама собой, и она успокаивалась. После очередной его поездки она снова и снова задавала себе вопрос:

−  Все ли здесь благополучно?

Разбирая вещи после очередной поездки, Анна Альбертовна, вытаскивая его рубашку, с испугом вздрогнула, увидев кровь.

− Ты что, с кем-то дрался? Тебя били? − с тревогой в голосе спросила она.

Петька подошел, не понимая, чем вызван вопрос матери, на ходу обдумывая, что же ответить.

−  Два пьяных мужика напились и стали приставать к мужчине, с которым я ехал, требуя у него денег. Вот и пришлось от них нам отпихиваться. Ну, там толкнули друг друга, один о железку ударился, вагон-то железный, вот кровь у него и пошла, меня выпачкал, − соврал Петька матери, сам ругая себя за неосмотрительность. − Лучше бы я  выкинул эту рубашку, и вопросов бы не было, − подумал он.

−  Ой, Петенька, не нравится мне все это, − с горечью проговорила Анна Альбертовна.

 Когда Петька не был в отъездах, душевное состояние Анны Альбертовны было более спокойное,  и она меньше переживала, а вот стоило ему уехать «по работе»,  как  сердце матери начинало щемить и ныть.

 – Больно уж я его сильно люблю, - оправдывала разность своего душевного состояния, Анна Альбертовна.

Другие подступающие мысли в голове она отгоняла, как правило они были одни страшнее  других, а как хотелось любимому сыну счастья.  

…Рыжий появился в коридоре института после каникул недели через две, когда занятия уже начались.

−  Привет, Красавчик, ты все растешь и цветешь, − здороваясь, сказал Рыжий с восхищением, глядя на красивого, чернявого, молодого парня, хорошо одетого в новый костюм кофейного цвета, возмужавшего за последнее время. Это был уже не тот пацан, которого Рыжий встретил в актовом зале на первых днях Петькиного студенчества.

−  А, Славик, привет! Решил навестить институт? Может, и ты поступишь, и будешь учиться? − спросил, смеясь, Петька.

−  Нет уж, нам хватит одного студента, Красавчика, а я как- нибудь перебьюсь и неученым, − с какой-то грустью, даже обидой, ответил Рыжий.

−  Ты что, обиделся, Славик? Да я вполне серьезно говорю. Поступай в наш институт и будешь учиться. Не смотри, что ты старше намного. Здесь в одной группе тридцатилетний дед учится. Представляешь, тридцать лет, а он учится на втором курсе. Пока окончит институт, и на пенсию скоро, − смеясь, воодушевлял Петька на учебу Рыжего.

−  Да нет, я не обиделся. Просто ты моего всего не знаешь, вот и зубоскалишь. Оно тебе и не надо знать. Тебя шеф хотел видеть, приди сегодня вечером, там у него дельце есть, − передал просьбу Виктора Павловича Рыжий.

−  Хорошо, Славик, я часов в семь буду бежать с тренировки и забегу, напомни адрес, − попросил Петька.

−  Славиком называешь, это хорошо, а то я как-то отвык, все больше Рыжий, да Рыжик. А вот адресок спрашивать, так я его и сам толком не

помню. Я тебя встречу после тренировки, а лучше приду прямо на тренировку. Ты где будешь, там же, где и раньше? − спросил Рыжий.

−  Да, на втором этаже. В спортивном комплексе, рядом с борцами, −пояснил Петька.

−  Был там, хорошо знаю второй этаж, − ответил Рыжий, слегка улыбаясь и вспоминая, как они в прошлом году в борцовском зале выбирали парня для своих дел с Виктором Павловичем.

 Но он не стал распространяться с Петькой о своих тайных делах.

−  За такое ляпанье,  шеф по головке не погладит, − подумал Рыжий, прощаясь с Петькой. − До вечера, Красавчик!

−  До вечера, Славик. В семь − на выходе, − попрощался Петька и побежал на занятия.

 Рыжий стоял и с завистью смотрел во след уходящему  Петьке.

Рыжий специально пораньше приехал на тренировку к Петьке, в секцию бокса на второй этаж. Ему нравилась манера Петькиного боя в боксе. Посмотреть, так  вроде все открыто, руки чуть согнуты в локтях, легкое постукивание перчатки о перчатку, с какой-то даже задоринкой. Тук-тук концом левой перчатки о правую,  и , неожиданный выпад, а потом мощнейший удар, второй, еще… И, опять прыг, прыг из стороны в сторону, и опять тук-тук перчатка о перчатку, теперь прыг назад, чуть в бок и мощнейший удар правой сбоку,  и,  противник как бы натыкается,  на что-то твердое, слегка крякнув, переминая ногами, вроде потеряв почву под ногами, и бац, на пол. Петька наклоняется над ним. Подбежал судья, судивший поединок, еще несколько ребят. Петька, что-то объясняет, разводит руками, как бы сожалея о случившемся. Смотрится он красиво,  высокого роста, спортивно накачан, мускулы так и играют на руках и груди. Рыжий встал и пошел к выходу. Он знал, что Петька должен скоро появиться.

Доехали они быстро. Поднялись на третий этаж. Их встретил Виктор Павлович.

−  Здравствуй, здравствуй, герой! Слух полнится о тебе. Сергей Иванович, ну Серьга, прямо обалдел от тебя. Наши конкуренты троих подсылали к тебе, а ты их как ухадокал! Раз,  два, и в дамках. Молодец, одним словом. Наш шеф на Севере доволен, прямо скажу, влюблен в тебя, по рассказам. Да вот со стороны Дмитраши все недоверие, все проверяет, контролеров подослал, не нравится мне, добром не кончится.

−  А у нас что, еще и север есть? – неожиданно для себя, недоуменно спросил Петька.

−  Эх.. .ха, Красавчик, да если бы не Север, сидеть бы нам всем в дерьме и не выглядывать бы из него, − с гордостью ответил Виктор Павлович. – Ну, это к слову сказать, а сейчас пойдем,  покалякаем о том − о сем, серьезные дела надо порешать, а там и повеселимся, − направляясь в одну из комнат, говорил Виктор Павлович.

  Из зала слышались приглушенные женские голоса.

−  Ты пока, Рыжик, пойди, разберись с девками, а мы поболтаем с Красавчиком о дельце. Мы не долго. Пусть столы накрывают, − приказал Виктор  Павлович,   заваливаясь  в  кожаное  кресло.   −  Присаживайся, Красавчик, я буду краток. Да и чего тут много  базарить, надо дело говорить. Поедешь в Ростов и разберешься с тамошними  фрайерами. Забрали товар, а деньжата забыли  заплатить. Поедешь ты не один, человек пять с собой возьмешь, встретишься с нашим курьером. У него там тоже не слабо, если что, сможет помочь разобраться. Одним словом, туда в пятницу, там суббота и воскресенье, и если все хорошо, то обратно. Вот такие пироги. Это надо для общего дела, а то мы будем на мели,  деньжат много захапать хотят конкуренты, − заключил Виктор Павлович, приглашая Петьку в соседнюю комнату. −Пойдем чего- нибудь перекусим.

−  Есть хочу. После тренировки, кажется, быка бы съел, а пить не буду, − предупредил Петька.

−  Это молодец,  я таких  люблю, − похвалил Виктор Павлович.

Вошли в комнату. За столом сидел Рыжий, окруженный тремя девицами.

−  Ну, ты, Рыжик, как в цветнике, прямо зависть берет, − садясь за стол, говорил Виктор Павлович. − Юлечка, это Красавчик, нужно поухаживать вечерок за этим молодым человеком.  А он хорош, не правда ли, Юлечка? −смеясь, представил Петьку, Виктор Павлович.

−  Хорошо, я все сделаю, Виктор Павлович, а Красавчик  действительно хорош со всех сторон, − подсаживаясь к Петьке, говорила Юля, приступив к своим обязанностям. − Что будешь кушать, что пить?

−  Кушать буду все подряд, а пить не буду. Вы не беспокойтесь, я сам положу еду в тарелку, − успокоил девушку Петька.

−  Нет уж, Красавчик,  я столько наслышана о тебе, так что не лишай меня возможности за тобой ухаживать целый вечер, − сказала она, сделав на последних словах ударение.

−  Да я и сам не против, только вот поем, − откровенно ответил Петька, как бы поставив все точки над «и» на весь вечер.

У Виктора Павловича он не стеснялся и говорил открыто и прямо, понимая, что эти люди, как и он сам, наняты за деньги и выполняют  каждый свои обязанности, и что тут притворяться, ходить вокруг да около. От такого откровения девушка, чуть смутившись, спросила:

−  У тебя время ограничено, ты не можешь до утра?

−  Да, я до одиннадцати максимум, − ответил Петька девушке, как будто они были знакомы уже долгое время.

−  А знаешь, давай возьмем покушать, тебе выпивку и убежим в другую комнату, − предложил он полушепотом.

−  Я согласна, − ответила Юля, набирая еды в тарелку и прихватывая со стола шампанское.

−  Шеф, мы уединимся поболтать, − обратился Петька к Виктору Павловичу.

−  Ах, молодежь вы, молодежь. Что с вами делать? Давай, Красавчик, уединяйся, не забудь в пятницу в аэропорту Внуково, в 16−00, не опаздывать, я тоже сейчас отчалю по делам, − ответил Виктор Павлович.

Петька, наливая шампанское Юле, потихоньку обнимая ее за талию, привлек к себе и крепко поцеловал, поглаживая по пышной груди, не спеша, расстегивая пуговички на кофточке. Юля выпила фужер шампанского одним залпом, прижалась к Петьке, дыхание девушки становилось учащенным,  и она стала снимать с себя одежду, как бы торопясь. Петька быстро снял с себя брюки, рубашку. Юля лежала на диване, обхватив его руками и привлекая к себе…

Петька уходил в двенадцатом часу, предварительно,  позвонив матери, что он задержался на соревнованиях.

−  Может, до утра продлим соревнование, − смеясь, предложила Юля с мольбой и надеждой.

−  Нет, Юлечка, не могу, я обещал матери быть дома через полчаса. Я бы тоже посоревновался, но давай другим разом. Пока! − целуясь и прощаясь с Юлей, сказал Петька и быстрым шагом пересек квартиру, закрывая за собой дверь.

Соблазн был велик. Ему так не хотелось уходить от теплой, пышной, девичьей груди, а на улице ночь, холодно, неуютно. Так бы и остаться до утра, но он понимал волнение матери и предчувствовал внутренне, что уступи он себе раз, тогда пошло-поехало, не остановишь.

 -  Нет, надо домой, − спускаясь по лестнице, и выскакивая из подъезда, хватая морозный воздух, вслух проговорил он.

.. .В аэропорту Внуково Петьку встретил Рыжий и передал ему билет.

−  Вот, Красавчик,  парни с тобой. В Ростове вас встретят,  будет на трафарете написано: «Общество Буревестник». Малыш будет встречать,  там с ними разберетесь, - наставлял Рыжий.

−  А ты что, Славик, с нами не летишь? − спросил Петька.

Ему было как-то странно, не по себе, что он улетает впервые без Рыжего.

−  Привыкай, Красавчик, ты уже взрослый стал, пора тебе к самостоятельным полетам, без поводыря. Тем более, с таким доверием шефа, тебе будет легко летать, − с какой-то завистью и тоской, высказал Рыжий.

−  Ну, бывай, − попрощался Петька.

 −  Ну что, пошли? − предложил он ребятам, которые стояли чуть в стороне. Все были высокого роста, внушительного телосложения. Сразу было видно, что все занимаются спортом.

−  Как будто на соревнования едем, − окидывая взглядом ребят, подумал Петька.

 Долетели до Ростова хорошо. На выходе из дверей они увидели стоящего парня с трафаретом «Буревестник».

−  Привет, Малыш, − подходя к парню, поздоровался Петька.

Кличку Малыш приляпали  в противовес действительности: у парня было порядка метр девяносто роста и килограмм под девяносто накачанных мышц.

−  Привет, Красавчик, как долетели? − для порядка спросил Малыш.

−  Все хорошо. Как здесь дела? − в свою очередь спросил Петька.

−  Вообще приедем, там шеф расскажет. Вкратце скажу, обстановка накалена, да нас и здесь уже пасут, − пояснил Малыш.

−  Здесь? Кто и зачем? – осматриваясь, спросил Петька.

−  Видимо на смотрины приехали, вон те четверо, у киоска стоят. Светлый парень в тулупе, Саня, заправляет у них. Вон тот, что стоит справа, − пояснил Малыш.

Парень, стоящий у киоска, повернулся и стал смотреть в их сторону. Петька присмотрелся тоже внимательно к парню.

−  Постой, постой, а не Суворов Саня это? Кажется он. Постойте я сейчас, − попросил Петька, направляясь к ребятам, стоящим у киоска.

Все насторожились, приезжие ребята,  и встречающие его с Малышом пошли помаленьку к тем четверым, стоящим у киоска, куда направлялся Петька. Улыбаясь, Петька подошел к парню в шубе.

−  Привет, Саня! Что не узнал? Мы же всегда в трусах выступаем, а тут в куртках, шубах, шапках, трудно узнать. Но мы же недавно выступали друг с другом, - напомнил Петька.

−  Постой, постой, ты Петька Гросс, что ли? Я смотрю вроде,  что-то знакомое, − обнимаясь, приветствовали друг друга Саня с Петькой.

−  Надо отойти, есть разговор, − шепнул Петька, обнимая Сашу.

−  Вы тут постойте, а мы сейчас покалякаем, − приказал Саня своим сопровождающим.

Петька с Саней отошли в сторону к стойке кафе, взяли по кофе с бутербродами и сели за столик.

−  Ну, блин, Петя, никогда бы не подумал, что это ты прилетаешь из Москвы, − искренне удивился Саня.

−  Да и я тоже не думал, даже ничего такого и не снилось, − смеясь, отпивая кофе, говорил Петька. − Теперь по делу, Саня, я расскажу, как у нас обстоят дела. Я так понял, что вас так же, как и нас, нанял кто-то из деловых...

−  Точно так же, как и вас. Да, всем кушать хочется, Петька. Вот и пристраиваемся каждый по-своему, а после тренировки зачастую денег на жратву не хватает. Вот они и ищут по секциям, а мы соглашаемся. Тут со мной ребята, кто из какой секции, и бокс, и самбо, и вольная борьба, из разных институтов, − пояснил Саня.

−  У нас такая же история. Все мастера спорта из разных секций, но, в основном, бокс,  самбо и дзюдо,  тоже зарабатывать ребятам нужно. Вот такая веселенькая  наша жизнь, − закончил Петька.

−  Что же будем делать, как поступим? − спросил Саня.

−  Тут нужно, чтобы и волки были сыты, наши шефы, и овечки были целы, это мы, − смеясь, предложил Петька. − Давай вместе поразмышляем.

−  Я так понимаю, наш шеф, что-то крутит или ваш, давай разберемся. Мне мой шеф сказал, что с него хотят взять больше, чем положено, а твой что говорит? − спросил Саня.

−  Мой сказал, что за вашим - должок, взял товар и не отдает крупную сумму, − пояснил Петька.

−  Да, без бутылки не разберешься. Давай так , ты узнавай у своего здесь, а я узнаю у своего, и завтра часов в одиннадцать дня, встречаемся в

ресторане  «Ростов», там и обсудим. Если врут, пусть при нас говорят, чтоб нас же и не подставлять. Идет? − предложил Саня.

−  Идет! Еду на хату к своему продавцу говорю по-честному и завтра в одиннадцать в ресторане «Ростов». Если что непонятно, я предлагаю своему, ты − своему, и пусть встречаются,− ответил Петька, вставая из-за столика. Попрощавшись, они разошлись каждый к своей группе ребят.

−  Представляете, только вот зимой, на каникулах дрались с Саней Суворовым на первенстве технических ВУЗов. Я его победил по очкам, он даже в финал не вошел, и тут вижу знакомая личность. Вот встреча, это надо же, − пояснил ребятам Петька.

−  У них команда мощная, их шеф бегал по всем секциям, нанимал охрану, − пояснил Малыш.

−  Чем бегать, ребят стравливать, лучше бы долги отдал, − зло заключил Петька. − Или может все это тухта? − спросил он.

−  Да вот приедем к шефу и узнаем, − выезжая на машинах, ответил Малыш.

Приехали на окраину Ростова в огромный двухэтажный дом. Собака разрывалась на цепи во дворе. Посигналили, ворота в скорости открылись.

−  Заходим в дом, − предложил Малыш, выходя из машины.

Зашли в огромный двор, их встретил толстенького вида мужчина, живот выпирал на полметра вперед, расплываясь по бокам, поэтому он казался необъятным.

−  Приветствую всех вас,  я Юрий Иванович.  Прошу раздеваться, располагаться, проходить в зал, отужинаем, побалагурим, да и спать, утро вечера мудренее, − предложил хозяин дома.

 Петька разделся, подошел к Юрию Ивановичу, поздоровался и предложил втроем, с Малышом, уединиться.

−  Как я вижу, ты − Красавчик?! − утвердительно спросил Юрий Иванович. − Пройдем в мой кабинет, там и погутарим, как говаривали  донские  казаки, − предложил он.

 Зашли в обставленный дорогой мебелью кабинет, всюду чувствовалась роскошь и шик. Видно было, что Юрий Иванович жил на широкую ногу. Петька вкратце объяснил ситуацию и предложил Юрию Ивановичу объяснить суть дела по долгам. Юрий Иванович как-то заерзал по креслу, сидя за столом, выпирая свой живот чуть ли не на стол.

−  Ты что же это, меня экспедировать приехал? А не много ли на себя берешь, Красавчик? − злобно, с ехидцей, напирал Юрий Иванович.

−  Я на себя беру столько, сколько мне поручено моим шефом. Разобраться и доложить, вот что мне Виктор Павлович поручил. Если не хочешь разбираться, мы с ребятами сели и поехали в Москву. Я так и доложу шефу, что Юрий Иванович жирует на чужих харчах − и все, а там разбирайся сам, − пригрозил Петька.

 Ему не нравилась нагловатая, жирная рожа хозяина огромной виллы, и он решил наобум попереть на него, и видимо, прямо попал в точку.

−  Ты, Красавчик, не кипятись, давай поспокойнее разберемся, что и как. Тебе сказал шеф разобраться с этими подонками, которые не отдают долги,

ты и разбирайся с ними, а я тебе помогу, − переходя на крик, шумел Юрий Иванович.

Он явно не ожидал такого поворота, что Красавчик, приехавший из Москвы, вдруг встретит своего знакомого у противоположной, задолжавшей стороны. Да еще руководителя охраны должника.

−  Мне сказали разобраться в Ростове, а у кого деньги за товар брать и везти в Москву не говорили, − отчеканил Петька, добавляя от себя, каким-то десятым чувством догадываясь, что с Юрием Ивановичем не все чисто.

−  Ну, хорошо, ты говоришь в 11−00 в ресторане «Ростов»? −переспросил Юрий Иванович.

−  Да, в 11−00 встречаемся и уточняем что к чему, − подтвердил Петька.

 Во время разговора Малыш сидел, слушал, переводя взгляд то на Петьку, то на Юрия Ивановича. Выходя из кабинета, Малыш шепнул Петьке:

−  Что-то похоже Юрик- Карапуз крутит, чего-то не договаривает. С ним будь осторожнее, поберегись, Красавчик. Он может постараться убрать тебя.

Петька, в знак благодарности, махнул головой.

Юрий Иванович вышел из кабинета к накрытому столу без особого веселья. Уже того радостного настроения как не бывало.

−  Быстренько кушаем и ложимся спать. Ты, Красавчик, ложись на первом этаже, а остальные приезжие - на втором. Ты, Малыш, со своими ребятами подъедете в 11−00 к ресторану «Ростов», там разговор серьезный будет. Если что изменится, я позвоню тебе, − приказным тоном хозяина раздал указания Юрий Иванович и ушел снова в свой кабинет.

Ребята покушали и пошли на второй этаж, а Петька остался на первом этаже и попрощался с Малышом.

−  Будь осторожнее, он  что-то задумал. Может, со мной поедешь? − предложил Малыш шепотом.

−  Да нет, ничего, все нормально. Я не думаю, что он решится, на что-то серьезное, − ответил полушепотом Петька. − Бывай, до завтра!

Петька пошел в отведенную для него комнату, она была обставлена дорогой мебелью, всюду диваны, кресла, столы, стулья, и хоть комната была не маленькая, но в ней почти не было свободного места, и она казалась маленькой. Он разделся, лег, но посмотрел на горящую люстру и вспомнил, что не выключил свет. Поднялся, подошел, выключил и, продвигаясь к кровати, все время натыкался на разную мебель. При каждом ушибе он останавливался, чтоб сориентироваться, и тут в тишине он услышал шаги. Кто-то, крадучись, двигался в соседней комнате. Петька вспомнил слова Малыша, что хозяин, что-то задумал. Он потихоньку подошел к кровати, положил свои вещи под одеяло, на подушку  положил  пуфик с кресла, который подкладывают под бок или спину и который попался случайно под руки, когда на ощупь он передвигался по комнате. Все уложил так, как будто это он лежит на кровати. Потом тихо подошел к двери, потихоньку ее открыл и тихо запер за собой.  Он прошел мимо двери, ведущей в соседнюю комнату, рядом с той, в которой он только что был и тихо на цыпочках поднялся на второй этаж.

−  Так, ребята, тихо-тихо, − сказал он, заходя в комнату на втором этаже, − Тут что-то не все ясно с Юриком- Карапузом. Сейчас собираемся и тихо спускаемся в мою комнату, на первый этаж, и там посмотрим, что Карапуз будет делать, − предложил Петька.

Все подошли к лестнице и тихо, по одному, стали спускаться на первый этаж в темную комнату, в которой располагался Петька. Вдруг дверь соседней комнаты резко распахнулась и Юрий Иванович,  своим толстым брюхом протискиваясь в дверь, громко спросил:

 −  Кто здесь ходит?

−  Это я, Борис меня зовут, в туалет ходил, − разворачиваясь к лестнице на второй этаж, ответил последний парень, не успевший заскочить в соседнюю с Юрием Ивановичем комнату.

−  А то я слышу, шасть туда, шасть сюда, думаю, кто это расхаживает, −бухтел толстяк, посматривая как парень поднимается на второй этаж.

 − А Красавчик, ну этот, Петька, спит? − уже тише спросил хозяин дома.

−  Да, он как ушел к себе в комнату на первом этаже, так и спит, − пояснил парень, уже почти поднявшись на второй этаж.

Все затихло, только было слышно, как собака гремела цепью, ударяя ее, видимо, о машину. Ребята тихо застыли в темной комнате, сгрудившись у входной двери, идти от которой было невозможно,  можно напороться на какую-то мебель. Петька каждому, прямо наклоняясь к уху, говорил:

−  Я пробираюсь к выключателю, и как только что,  сразу включаю свет,  а сейчас  всем тихо.

Подождали час,  все продрогли, так как были раздеты, кое-  кто к трусам и майке прихватил трико, но в комнате было холодновато. Часа через полтора, что-то зашуршало, будто что-то тянули по полу,  или какой-то ковер мяли или складывали, и тихо, бесшумно, еле заметная огромная, толстая туша, мелькнула в отблеске света, продвигаясь к кровати.

−  Просто удивительно, как можно не зацепиться за мебель в комнате, где негде и стать этому пузану, не то, чтобы двигаться, − думал Петька, наблюдая за толстой тенью, как она уверенно приближается к кровати.

Напряжение достигло предела, Петька держал палец на выключателе, каждую секунду готовый включить свет. Ребята стояли рядом с ним, готовые в любую секунду сорваться с места и ... каждый воображал по-своему, но никто не знал, что же потом он предпримет, так как не знал, что пришел делать Юрий Иванович. И в это время раздался тупой удар. Петька  сам, не осознавая, зачем он это делает, нажал на выключатель. Яркий свет залил всю комнату. Юрий Иванович стоял с вытянутой рукой, наклонившись к кровати всей своей огромной массой. От неожиданности он слегка отпрянул от кровати и повернулся к входной двери. Сваливая все на всем пути, ребята бросились к кровати и разом, сбив Юрия Ивановича с ног, навалились на него. Тот старался вырваться, размахивая руками и ногами. С виду толстый и неповоротливый, Юрий Иванович оказался шустрым толстяком. Ребята, привыкшие к нормальным человеческим объемам, друг другу мешали и, толкаясь, не могли обхватить его, таская то в одну сторону, то в другую, или  катаясь по полу.  Один из ребят, захватив руку толстяка, вывернул записку, тот обмяк и перестал сопротивляться. Поднять с пола  тушу толстяка, и усадить в кресло или диван было неудобно,  в комнате все было заставлено, место было мало.  Ребята связали руки шнуром, вырванным из музыкального центра. Юрий Иванович, возвышаясь над полом, сопел, пыхтел, из носа вытекала струйка крови. Картина предстала перед ребятами жуткая. Все было разворочено по комнате в борьбе, а на кровати в кожаном пуховике торчал топор, которым Юрий Иванович и нанес удар, предполагая, что это Петькина  голова. Среди картин, висевших на стене, была открыта узкая дверь, которая вела в соседнюю комнату, откуда и пришел Юрий Иванович.

−  Да, чем- то мы пришлись не по душе Карапузу, − поднимая перевернутый стул с пола и садясь рядом с лежащим на полу Юрием Ивановичем, говорил Петька.

−  Видно не мы, а ты, Петька, ему, как кость в горле. Что-то ты затронул серьезное, − высказал свое предположение один из ребят.

−  Вот сейчас мы и узнаем. Так, свинья жирная, ты нам все расскажешь подробно и правдиво, или все это мы из тебя выколотим до утра, −наклоняясь к физиономии Юрия Ивановича, угрожающе говорил Петька.

−  Развяжите, я все расскажу, я все отдам, я все передам, − заныл, Юрий Иванович.

 Слезы потекли из глаз, и он стал плакать навзрыд.

 − Я виноват, я все расскажу, − ныл он, повторяя каждое слово по несколько раз, всхлипывая и рыдая.

Ребята развязали его. Он перевернулся на живот, который мешал ему подняться, и с огромными усилиями, упираясь ногами и руками, оторвал живот от пола и стремительно бросился к выходной двери, сметая все на своем пути и, сбивая своей массой в 142 кг подвернувшихся ребят. Убаюкав своей неуклюжестью и неповоротливостью ребят, они и не предполагали, что он может выкинуть такой фокус. Одно мгновение − и толстый живот уже пропихивался в дверь. Но тут возникла внезапная преграда. В это время спустился со второго этажа парень, оставшийся там после ночной встречи с Юрием Ивановичем.

−  Борька, держи его! − кричали ребята.

Борис провел несколько ударов по животу, стараясь попасть в «солнечное сплетение» и сбить дыхание убегающему. Но кулаки отскакивали от живота, как мячики. Тогда он нанес удар за ударом в челюсть, а тут подбежали ребята, оттащили пузана и усадили на диван. Каждый из ребят приложился к пышному телу Юрия Ивановича, после чего он потух, слезы потекли ручьем из глаз. Он захныкал, засопел, наклонившись слегка вперед, тихо заплакал.

−  Подробно, что ты натворил? − спросил Петька.

−  Ну, привезли мне золотишко... − начал он.

-   Какое золотишко? − спросил Петька.

−  А, сука, так ты не знаешь, а чего же ты с меня трясешь, − воспрял духом Юрий Иванович.

Петька понял, что спросил невпопад, а потом вспомнил одинаковые чемоданы и, как его подставлял с ними Рыжий.

−  Оказывается, в них было золотишко, они же были тяжелые, а я думал, что там шкурки, −догадался он.  

− Это то, золотишко, которое я привез в чемоданах? Я жизнью рисковал, а  ты тут нажрал на нем вон какую морду! − подступая к Карапузу и, намереваясь ударить его, говорил Петька.

Юрий Иванович стих снова и стал, не спеша, рассказывать.

−  Ну, так вот, привезли мне золотишко в чемоданах. Я его припрятал и помаленьку стал сбывать, а тут подвернулись другие клиенты, с песочком. Ну, меня черт и попутал, я взял и у них, но они меня надули, подсунули фуфло. Деньги я отдал из тех, которые выручил за первое золото, ну, что ты привез, а песочек ,от других клиентов, не стоит тех денег. Вот я подсунул фуфло-песочек тому покупателю, а он тех денег не дает, как за хорошее золотишко. Вот я и подумал, что Вы приедете и стрясете с него денежки, да вот вышла заковыка. Мне Малыш сказал, что встретил знакомого из тех, у кого надо трясти деньги. Ну я... и решил... ну.. .этого, − мямлил Юрий Иванович.

−  Чего ты жуешь? Так и говори, как есть, что решил меня убрать, −подступая к Юрию Ивановичу и , не сдержавшись, Петька со всего маху приложился правой сбоку по физиономии Карапуза.

 Тот обмяк и чуть не свалился с кресла. Два парня подхватили его, не дав грохнуться на пол.

−  Это отключение надолго, если Петька протянул правой сбоку, − проговорил один из ребят, зная, какой удар у Петьки.

Ребята поставили все на свои места, подошли к Юрию Ивановичу.

−  Ну, ты, толстомордая харя, слушай меня внимательно. До завтрашнего дня достанешь деньги, мы везем их и сдаем шефу, и разбирайтесь сами. А если нет,  я рассказываю все, как есть, и пусть сам шеф решит что с тобой делать, − сказал Петька словами Рыжего, когда они разбирались со шкурками.

Он решил еще тогда, что есть где-то шеф, которого очень боятся. Он догадывался, что находится тот на Севере, и чем-то их всех пугает. Так и есть, слова возымели действие.

−  Не губи, Красавчик, я все отдам, все передам, только не говори  Самому, да и Виктору Павловичу тоже, а то он выдаст меня, − молил Юрий Иванович.

−  Верю, − сказал Петька, прихватывая с кровати кожаный пуфик с воткнутым  топором. −  Не   сделаешь,   это   будет,   как   вещественным доказательством. Пошли, ребята, спать на второй этаж,− приказал Петька.

 Ровно в одиннадцать часов дня Петька встретился с Малышом, который сидел в ресторане «Ростов» и заказывал обед.

−  Вы подавайте нам, а подойдут ребята, тогда еще закажем, − попросил он официанта.

Саня подошел с мужчиной средних лет и тремя ребятами, которые вчера были в аэропорту.

−  Привет, Петька, извини, немного задержались. Знаешь, есть головы горячие, не терпится помахать руками, пришлось немного успокоить кое-кого, − здороваясь и усаживаясь за стол, сказал Саня.

−  Привет, Саня! Что будешь кушать, заказывайте. Пообедаем, попьем чайку. Посидим рядком, поговорим ладком, − загадками отвечал Петька.

−  Чего рассиживаться? Давай сразу выяснять дело, − кипятился мужчина, пришедший с Саней. − Братва хочет знать, Красавчик, что нужно этому Пузану−Карапузу?

−  Шеф, не гони лошадей! Петька разумный, правильный парень. Не все сразу, разберемся, − сказал Саня, сдерживая горячий пыл своего шефа. − Хотя по правилам, нужно выяснить, а потом сидеть, или... не сидеть, − заключил он.

−  Дело мы  выяснили сами, вот и присаживайтесь, посидим, покушаем,  в обороне самое основное харч,  война войной, а обед по расписанию, − смеясь, предлагал Петька.

−  Красавчик,  ты не говори вокруг, да около, загадками. Ты мне объясни толком, что к чему. Моя братва  на улице ждет, не дождется, когда я им свистну, а корешей Карапуза , что-то я не видел. Может, он думает, что за всех будешь отбрыкиваться ты? У парней, ох,  как кулаки чешутся, − срываясь, шумел шеф Сани, на Петьку.

−  Я говорю, что дело выяснили мы ночью с вонючим Карапузом. Он оказался дерьмом. Какой за Вами должок?  По справедливости отдать надо. А сколько Карапуз хотел,  все остальное он сам доплатит. Вот и все дела, −объяснил Петька.

−  Ну, это, Красавчик, по справедливости, это я приветствую. Я говорил Карапузу, что за фуфло-песочек такую цену платить не буду, а он мне грозил, что я заплачу, как миленький, а по - справедливому не брал, а я завсегда, хоть сейчас, − обрадованно суетился мужчина.

−  Нет, сейчас не надо, на показуху. Завтра у нас самолет, вот к самолету  в аэропорту Саней и передашь должок, только что бы все было  по-честному, − попросил Петька.

−  Ну, ты, Красавчик, мужик правильный. В такие годы и так по-справедливому рассудил, Ну, далеко пойдешь, блин. А мы тут уже чуть друг другу горло не перегрызли. А что, если он прет на буром, поиметь хотел на халтуру, - возмущался Санин шеф.

−  Шеф, спокойно, все обошлось нормально, − перебивая своего начальника, успокаивал Саня.

−  А что у некоторых кулачки чешутся, так это можно организовать вечерком, чтоб нам тренировку не срывать, − предложил неожиданно Петька. − Я думаю, спортзал найдем и устроим соревнование. Только, чур, из этих, вольнонаемных, так сказать, не брать, мы с ними встречаемся официально, на ринге, а вот из тех, горячих и соберите команду. Нас шесть и их шесть...

−  Можно и меня записать в Вашу команду, − предложил Малыш, − А то шесть − четное число. Вдруг будет три на три − и ничья. А вот семь, это то, что надо.

−  Ну, хорошо, семь и их семь. Так что организуем? − спросил Петька у Сани  с мужчиной.

−  Это ты ловко придумал, Красавчик, и меньше базара, что почем и разрядку сделаем. Да и заработать можно неплохо, − развивая дальше идею, говорил  Саня.

 − Знаете, какие соревнования проходят на зоне, а ставки какие

огромные, на воле таких ставок и не снилось, − зажигаясь воспоминаниями, говорил мужчина.

-  Ну, если договорились, тогда вечером, часов в семь, − предложил Красавчик.

−  Нет, Красавчик, это детское время, да и мешать в это время будут многие, а вот в одиннадцать ночи, − это время как раз. Пока один, другой, а там и за полночь, вот тогда и ставки пойдут высокие, вот тогда клиентов можно хорошо обработать, - пояснил Санин шеф.

−  Я в этом ничего не соображаю, честно вести поединок, вот и все, −перебивая мужчину, говорил Петька.

−  А я пять ходок отходил. Организовывал такие вещи, чище чемпионата мира. Ну не мира, так страны. А Чукотка, Калыма, посмотри на карту и есть целые страны. Мне Карапуз как принес настоящий товар, я сразу заплатил хорошее бабло, а как принес фуфло, я сразу сказал с какого прииска и платить не стал. Я сразу понял, что в другом месте намыли, там, где песочек затухает. Да я сам там столько перелопатил земельки, что Карапузу и не снилось. Он здесь нажрал брюхо, оброс братвой, пристроился к  нашим, а на самом деле, разок сходил и то до наших мест не дотянул, а туда же лезет, в блатные, − возмущался Санин шеф.

Покушали, пить никто не стал, все соблюдали спортивную форму. Вышли из ресторана. Ростовские ребята сели в машины и, попрощавшись до двадцати трех часов, укатили собирать команду, которая должна противостоять москвичам.

−  Спасибо, Малыш! Действительно Карапуз оказался дерьмом, −поблагодарил  парня  Петька. − Тебя как зовут? − спросил он у Малыша.

−  Николаем меня зовут, а Малышом нарекли с легкой руки Карапуза, −пояснил парень. − У меня есть предложение поехать ко мне, немного отдохнуть, а потом поедем в спортзал, − предложил Николай.

−  В каком институте учишься? − спросил Петька.

−  В строительном. После такой жизненной подготовки, мы, кажется, им настроим, − с грустью ответил Николай.

−  Да, много ребят из наших  как-то погрязли, переплелись в этой каше, − рассаживаясь по машинам, сказал Петька.

К половине одиннадцатого они поехали в спортзал спортивного комплекса, указанного Саней. Народу было очень много, и все прибывали и прибывали. Саня их встретил подчеркнуто холодновато , теперь он главный тренер команды противника. Они прошли в тренировочный зал, переоделись в спортивную форму и начали разминаться. К одиннадцати часам пришел Саня и забрал список и очередность выступающих. Петька с Николаем составили очередность так, чтоб пары были более или менее равны. У противников последним из выступающих стоял некто, под кличкой Зверь.

−  Это, мастер спорта,  потом, за какие-то дела, по- моему за женские, за какую-то девушку, оттянул  лет шесть на зоне. Там ему не было равных, часто выступал, вот и кличку там дали.

 − Зверь. Особенно звереет, если проигрывает. Кого будем ставить? − спросил Малыш−Николай.

 −  Ставь меня, я сам хочу посмотреть, что это за зверь, − сразу же предложил Петька.

−  Надо быть осторожным. Эти люди, которые прошли зоны, на всякие пакости могут пойти. А бывают случаи и иголочку втыкают в перчатки, и свинчатку в руку заматывают, даже кастет засовывают, − пояснил Николай.

−  Но судьи,  почему не проверяют? − наивно спросил Петька.

−  Судейство на ринге через раз,  первым начинает судить их человек, потом наш, вот как раз последний, седьмой бой судить будет их человек. Так что хоть бронзовую руку привяжут Зверю, он не заметит, − с грустью, разъяснял Николай.

Драться решили три раунда по три минуты, хотя ростовчане настаивали
три  раунда по пять минут. Это было предложение Зверя, обычное время боя на зонах, чтобы зыки больше визжали и орали,  и побольше ставили ставки.  

−  Я сказал, что нечего устраивать показушную бойню, спортсмены   привыкли к трем раундам по три минуты. Вот и будем драться по три минуты три раунда,− настаивал Петька от своей команды.   

−  Что боишься проиграть? − ехидно спрашивал  Зверь от  ростовчан.

−  Я не хочу бойни, ни с той, ни с другой стороны, потому что и с вашей стороны могут устать за пятнадцать минут, а наш должен его колотить, что ли? − доказывал Петька.

На том и порешили, три раунда по три минуты.

Петька выходил в зал при счете 3:3. Бои были большей частью засужены, со стороны ростовчан. У одного из парней из Москвы нагло отобрали победу, его противник побывал в нокдауне, его поднимали с пола, тянули время, не начиная счета. Потом начали отсчет, и на счет «семь» он встал в боксерскую стойку и гонг известил об окончании боя, а победу присудили ростовчанину.

Малыш выступал за москвичей.  Ему все время кричали: «Предатель! Ложись! Падай!» и разные обидные слова. Против него выступал атлетически сложенный парень. После выступления говорили, что это чемпион региона Северного Кавказа,  значит,  подставного подсунули.

−  У него был тяжелый предмет в перчатке, − объяснил после боя Малыш.

Петька вышел в зал в сопровождении своей команды. Публика, забившая до отказа зал, орала, свистела, улюлюкала. Большинство присутствующих болели за своего ростовчанина по кличке Зверь. Петька прошел на ринг и встал в красный угол и, тут зал разразился криком, овацией, свистом так, что в зале стоял сплошной шум. По залу шел его противник. Он вышел на ринг и несколько раз прошел по кругу ринга с поднятыми руками. Проходя мимо Петьки, он бил перчатку о перчатку прямо перед лицом Петьки.

−  Да, это опытный,  в таких делах, хорошо знает, как разогреть публику и вывести из себя противника.

 Судья осмотрел перчатки, никаких замечаний не сделал и гонг известил о начале боя.

 −  Бокс, − отмашкой руки известил судья.

Петька двигался легко по рингу, прыг, скок в сторону, вперед,  назад, в сторону. Противник был ростом чуть ниже Петьки, где-то метр восемьдесят, стал уже полнеть, чуть раздаваясь вширь. В его движениях чувствовалась тяжесть, но по весу он был лишь на несколько килограммов тяжелее Петьки, все время оттягивал левую руку, как бы приберегая ее для удара.

−  Если что он завернул из железного, то это будет в левой руке, −мелькнуло в мыслях у Петьки слова Николая.

За первый раунд они обменялись несколькими ударами. Противник все приберегал свою левую руку в ожидании решающего удара, но Петька старался все увернуться от удара, то ускользая, то отбивая левую руку своими встречными.

Начался второй раунд. Противник рванулся сразу в бой, видимо не терпелось закончить бой нокаутом. Зал ревел, подбадривая своего кумира. В зале было слышно только: «Зверь! Зверь! Зверь!». Петька отклонился от удара правой и, когда противник старался нанести левой в челюсть, в самый последний момент Петька подставил плечо под удар. Резкая боль пронзила чуть ниже плеча правой руки. Петька сразу понял, что его опасения и предупреждения Малыша оправдались. У противника в перчатке было завернуто что-то тяжелое.

−  С левой руки выбрось довесок, − прыгая то влево, то вправо, процедил Петька противнику.

−  А хо не ху ху, − услышал он наглый ответ.

Петька почувствовал, что он заводится, а это, как правило, к добру не приводит, начинаешь нервничать и торопиться, надо  успокоиться и выждать момент.

−  Спокойнее, еще спокойнее. Нужно противника вывести из себя. Он грузный и годами постарше. Надо все время в движении, и я его вымотаю, − проносилось у него в мыслях.

Двигался он легко и свободно, постукивая перчатка о перчатку, опустив слегка руки, как бы приглашая противника.

−  Вот противник открытый, давай, что же ты тянешь, − думал Зверь, еще больше торопясь, лез напролом, подогреваемый залом.

Петька ждал этого момента. У него тоже было желание нанести один единственный решающий удар. Противник, торопясь, нанес удар правой, слегка зацепив Петьку, а затем хотел нанести  левой, и в это время Петька сделал уклон в сторону и противник, провалившись, открыл свою челюсть и Петька со всей силой, что была в правой руке, нанес удар. Это такое мгновение, что в зале даже поначалу и не поняли, что их любимец- кумир почему-то машет перчатками в воздухе, где нет Петьки, а затем, через секунду, рухнул на пол. Судья посмотрел в молчаливый зал, затем, не спеша, подошел к лежащему и, начал медленно считать.

−  Раз, − говорит в зал. − Вставай, − сказал он тихо лежащему. −  Два! Вставай скотина, − приказал он Зверю. После пятого счета зал взрывается шумом, криком, овациями, скандируя: «Красавчик! Красавчик!»

Судья медленно досчитал до десяти и поднял руки. Лежащий задвигался,  сел на пол и,  посмотрел блуждающим взглядом на ревущий зал. Петька снял перчатки, отдал своим секундантам, подошел к сидящему на полу противнику, помог ему подняться. Тот стоял на нетвердых ногах, слегка покачиваясь. Петька развязал шнуровку перчатки с левой руки и на пол выпала свинчатка. Судья бросился поднимать ее, но Петька придавил ее кроссовкой и с разворотом ударил судью левой. Судья, как подкошенный, рухнул на пол. Петька поднял свинчатку с пола и подал ее недавнешнему противнику.

−  Не делай этого никогда, это не по- спортивному, − сказал он и хотел приложиться еще раз к слегка улыбающейся физиономии, но затем махнул рукой и быстро пошел к своим ребятам, ожидавшим в красном углу, за рингом.

В аэропорту их провожали ребята с Саней и Колькой-Малышом.

−  Вот тебе подарок от нашего шефа. Это его должок. А вот, гонорар за выступление, здесь поделено по-честному, оставили нашим ребятам. Вам, как победителям, так сказать, чемпионам, немного больше. От всех ребят, спасибо, что обошлось без бойни. А то представляешь, сколько бы наломали дров, а все не по-честному, из-за жадности Карапуза. А ведь он здесь сколотил много братвы.  Он думал, что все на уши поставит. Может, так и было бы, да ты вот приехал, мы встретились, все одно к одному и, вышло нормально. Ну, бывай, до встречи, − попрощался Саня.

Петька обнялся с Малышом-Колей.

−  Не ругай, не суди строго, мне здесь с ребятами жить. Если что не так, прости. Вот тебе передачка от Карапуза. Просил, умолял, чтоб не говорил Самому, да ,и его брату, Виктору Павловичу, не говори, − передавая сверток, прощался Малыш.

−  Ara, значит на Севере находится Сам, знать,  это брат Виктора Павловича, − мелькнуло в голове у Петьки.

−  Ну, бывай, за все спасибо, особенно за науку. Многого я еще не знаю о подлости человеческой, − прощаясь, говорил Петька.

−  Давай, Красавчик, то есть Петька! А на счет всего того, зековских хитростей, узнаешь, какие еще наши годы. Ведь нам приходится вращаться вокруг этого дерьма,  и, не вымазаться просто невозможно, − серьезно, чуть с грустью в голосе, сказал Малыш, прощаясь.

Петька приехал домой. Мать встретила его, окинув внимательным взглядом, как бы исследуя сына, все ли в порядке после поездки.

−  Мам, ты у меня, как Шерлок Хомс, от тебя ничего не утаишь. Твой взгляд, как рентген, насквозь просматриваешь меня, − смеясь и обнимая мать, говорил Петька.

−  Ты у меня единственная радость, сынок, и пока ты в командировке, я все передумаю. А вот когда ты дома, я спокойна, что у тебя все хорошо и с тобой ничего не случилось.

−  Да что со мной будет, мама, вот сейчас был на соревнованиях, и знаешь, я там встретил своего товарища, с которым недавно встречался на институтских соревнованиях, он выступал за ту команду,  - как бы уводя мать от лишних вопросов,  Петька затронул вопросы обычной его жизни.

−  Ах, сынок, сынок, в жизни все может случиться, − вздыхая, грустно вымолвила Анна Альбертовна.

 …Обычный круг занятий закружил Петьку так, что он еле успевал заскочить домой после учебы, поесть и, прихватив спортивную сумку,  бежать на тренировки. Рыжий появлялся в четверг, и давал задания от Виктора Павловича, куда съездить в субботу и воскресенье. Но это были задания, как Петьке казалось, очень простые. Взять небольшой чемоданчик на вокзале и отвезти в Иваново, Кострому, Воронеж, Тамбов и в другие города центральной России, а оттуда привезти портфель, сумку, или небольшой чемоданчик. Как-то по этому поводу Рыжий высказался, что Красавчик выполняет деликатные поручения шефа. Видимо, этими поручениями раньше занималась Нина, догадывался Петька, а теперь по какой-то причине поручено ему разъезжать по городам.

−  Курьер по особо важным поручениям, − смеясь, говорил Рыжий.

 Знал бы Петька, что в этих чемоданчиках золота на многие тысячи рублей, и чем он рискует, ведь, его могли в любой поездке взять органы, или пришить, получающие  все это ценное, он не вел бы себя так беспечно.   

Время летело быстро. Учеба, тренировки, поездки,  и месяц за месяцем уходили не заметно. Пролетела зачетная неделя, и экзамен за экзаменом сдавал Петька, и летняя сессия третьего курса была позади. Петька сдал последний экзамен и теперь «болел» за ребят-однокурсников. Обложившись лекциями, учебниками, он готовил шпаргалки-ответы для ребят, которые еще сдавали экзамены. Он не любил тянуть резину со сдачей экзаменов, ходил один из первых сдавать, а  потом переживал за ребят, всячески помогая им. Учился он хорошо, и ему было легко сориентироваться в лекциях, учебниках. Он мог быстро найти ответ на тот или другой вопрос, который ожидали ребята, сидя в аудитории на экзаменах. Написав уже несколько шпаргалок и, передав их быстро нуждающимся, он заметил Рыжего, стоящего около окна в коридоре.

−  Игорь, иди, допиши вот этот вопрос,  это нужно Толику,
а я отлучусь на немного, − позвал Петька одного из однокурсников.

−  Хорошо, Петя, я сделаю, − ответил парень. Петька подошел к Рыжему.

−  Привет, Славик! Что задумчив и не весел? − здороваясь, спросил Петька.

−  Да так, ничего, просто смотрю и завидую, а мог ведь и я так, как эти ребята, учиться, сдавать экзамены, но... но видно не судьба, − с грустью проговорил Рыжий.

На его лице была такая тоска, что Петька в глазах заметил искорки от слез, которые вот-вот готовы покатиться по щекам.

−  Так в чем дело, Славик? Я уже тебе говорил, поступай и учись. Я и ребята поможем сдать экзамены,  и первый курс поможем одолеть. Ты представляешь, как быстро летит время. Кажется, недавно сдавал экзамены

на поступление,  а уже сдал последний экзамен третьего курса и я на четвертом курсе. Все, завтра каникулы, − радостно проговорил Петька, смеясь и подпрыгивая.

−  Да не закончил я десятый класс, − с обидой и тоской выпалил Рыжий. − Я ведь приехал к Виктору Павловичу учиться в десятом, чтоб потом поступать в институт, а получилось вот... Совсем другая наука, − чуть не плача, как вроде жаловался  Рыжий  Петьке. −Уже бы закончил, и пару-тройку лет работал бы где-нибудь на заводе, а тут вот другие университеты.

Рыжий отвернулся, как мальчишка, шмыгая носом. Петька стоял молча, ожидая. Как он его понимал. Ему даже стало жалко Рыжего. Он представил себя на его месте и даже содрогнулся от одной только мысли, что на его месте мог быть он.

-  Ну, ты меня совсем, Красавчик, разжалобил со своей учебой. Что прошло, того не вернешь. Вот ты сказал, что начинаются каникулы, я и пришел от шефа попросить тебя съездить на Север. Там дела серьезные и можно хорошо заработать, − заискивающе заинтересовывал Петьку Рыжий.

−  Мы с тобой давненько уже знакомы и не стоит крутить вокруг да около. Если не секрет, какая работа? − прямо, по-товарищески спросил Петька.

−  Я точно не знаю, но шеф просил взять гитару и боксерские перчатки. По этой просьбе я могу догадаться, что там тебе предстоит делать, − загадками ответил Рыжий.

−  Не тяни, Славик! Что же я должен делать? − настаивал Петька.

−  Я только догадываюсь, Красавчик, играть на гитаре и драться в боксе в зонах,- откровенно признался Рыжий.

−  Ну, ты даешь, Славик! Это я и без тебя давно догадался, что можно делать с гитарой и перчатками, но почему по зонам?  Ну, да, ладно и за это спасибо, − смеясь, перебивая Рыжего, сказал Петька.

−  Так что мне ответить? − спросил Рыжий, внимательно глядя,  с какой-то мольбой на Петьку.

−  Давай встретимся дня через три, и я отвечу точно, мне нужно с матерью этот вопрос обсудить и утрясти, − попросил Петька.

−  Хорошо через три дня я позвоню. И я бы смог с тобой поехать, − с какой-то тоской в голосе проговорил Рыжий, прощаясь с Петькой.

Дома матери Петька сказал, что они с ребятами решили ехать в Сибирь и по  рекам на лодках плыть, останавливаясь, отдыхая, ночуя, и дальше плыть через тайгу, через прекрасные места. Рисовал он матери радужные картины сибирского похода.

−   А я думала, сыночек,  мы с тобой на юге отдохнем. Даже представляла, как мы вдвоем будем отдыхать. Ты у меня под боком, на виду. А как ты приходишь домой большой, возмужавший за последний год, сразу мои мечты рушатся. Я тебя все представляю маленьким, а ты вон какой, весь в отца пошел..., −сказала Анна Альбертовна и осеклась.

−  Да мой отец вроде и не был такого роста? – как-то настороженно спросил сын.

−  А мне казалось, что и он был не маленького роста. Значит, ты пошел в деда, он был такого же телосложения. Да, видимо, в деда, − исправляя свою оплошность в откровении, заключила Анна Альбертовна. −  Видно, ты уже вырос большим и взрослым,  поезжай с ребятами в Сибирь,  а я поеду на юг,     −  согласилась мать.

Рыжий позвонил, как и договаривались, через три дня.

−  Это я, Красавчик, что скажешь хорошего? − сразу спросил он по телефону.

−  Все нормально, я готов выезжать, − ответил Петька.

−  Тогда слушай меня внимательно. Через два дня, это суббота, выезжаем. Запиши,  в 15−07 выезжаем  скорым с Казанского вокзала, часа за полтора приходи,  прошу не опаздывать. Давай, бывай, до встречи, -   попрощался Рыжий.

−  До свидания, Славик. Буду в 14−30 на вокзале, − ответил Петька.

Дома мать следила очень внимательно за сборами  Петьки, она все просматривала и придирчиво допытывалась к каждой мелочи.  Материнское сердце чувствуя, какую-то опасность, по ночам сжималось и не давало спать, и Анна Альбертовна целыми ночами, напролет, лежала на кровати, и думала. Разные мысли витали в голове, одни страшнее других, но ей не хотелось верить и она, который раз, гнала их прочь, объясняя свою тревогу за сына, своей любовью к нему.

−  Петя, гитару берешь,  понятно, но зачем брать туда перчатки, не пойму? − спрашивала мать, сидя в кресле, глядя, как сын собирается.

-  Мама, видно ты в спорте не очень разбираешься. Будем тренироваться, может, с местными боксерами устроим соревнования. Одним словом, возможно, пригодятся, − смеясь, ответил Петька.

−  Ну, сядем перед дорожкой, − предложила Анна Альбертовна.

−  С Богом! Береги себя, осторожнее. Была бы  по моложе, я бы сама не
против поехать с тобой, но хочется просто отдохнуть, понежиться на
камушках, покупаться и никуда не торопиться, и ни чем не заниматься.
Одним словом, пассивно отдохнуть хочу, − улыбаясь и, прощаясь с Петькой,
говорила мать.                                                                                     

-  А я активно отдохну. А в старухи рано тебе  записываться, ведь тебе чуть больше сорока, а ты уже рассуждаешь, как вроде тебе за пятьдесят, − смеясь, обнимая мать, говорил сын.

−  Я в последнее время так устаю, да и сердечко, что-то пошаливает, без таблеток в институт не хожу, − впервые пожаловалась Анна Альбертовна сыну.

−  Ну, мать, ты совсем уже расстроилась. Вот поедешь на юг и отдохнешь. Ну, я побежал, а то опоздаю, − сказал Петька, ухватив сумку, гитару, хлопнул дверью и скрылся.

На вокзале Петька увидел Рыжего издалека, окруженного несколькими парнями. Он подошел к ним быстрым шагом.

−  Привет, Славик! Не опоздал? − здороваясь, спросил Петька.

−  Все нормально. Вот познакомься, эти ребята едут с нами, −представил Рыжий.

−  Да, видимо работка будет серьезная, − подумал Петька, знакомясь с хорошо  спортивно накачанными ребятами, человек десять. Сразу было видно, что они занимаются спортом давно и профессионально.

−  Ого... го...го, красотище, − с разных сторон послышались восторженные выкрики ребят, когда они зашли в купейный вагон.

−  Да, еще лишнее подтверждение тому, что работа будет очень серьезная,− подумал Петька, если тратятся такие большие деньги на купейные места.

Он был наслышан о жадности Виктора Павловича, а тут такая щедрость.

 -  Не спроста, не спроста, − думал он, заходя в купе.

   В его купе зашел Рыжий и еще два парня. Их всего было двенадцать, как раз на три купе, десять ребят, Петька и Рыжий.

   Дорога длинная, торопиться было некуда. Поперед паровоза не побежишь, и все коротали время, кто чем, большая часть уходила на игру в карты. Но весь вагон затихал и все собирались около купе, где ехал Петька, когда он брал гитару в руки. Раздавались первые аккорды,  и нежный Петькин голос выводил песню. Все желающие подходили к двери слушали, как Петька пел песни на стихи Есенина. А его слабостью, его любовью была песня: «Я с веселой певуньей в стогу ночевал...» Затем он переходил на романсы: «Ты услышь меня, под окном стою я с гитарою».

Время тянулось медленно. Еды было много, и студенты, не стесняясь, объедались в вагоне в свое удовольствие. Проходило некоторое время, и снова один, за одним подходили в купе, где была сосредоточена еда, и снова кто-то жевал, а там время подходило к обеду, и снова ребята собирались вокруг стола и основательно обедали. После обеда заваливались на полки, отсыпались от бессонных ночей, проведенных на сессии. Через некоторое время ужин,  и потом песни до поздней ночи. Уходить по своим купе никто не хотел. Так прошло несколько дней и вот, наконец, их станция. Провожали их  всем вагоном, да и из соседних вагонов тоже кричали слова благодарности.

   Встретили их ребята в солдатской форме. И все гурьбой, встречающие и приехавшие, вышли на вокзал, где уселись в машины и поехали за город. В машине ехали часа четыре. Сразу же за городом началась тайга, и все время поездки вдоль дороги мелькали величавые ели, закрывая огромными кронами небо. Смотришь в след убегающей дороге и видишь,  вроде как широкую полосу земли рыжеватого цвета снизу, по бокам, зелень елей, и в высоте,  узкую полоску голубого  неба.

Стало смеркаться. Машина, проехав ворота, остановилась на широкой площадке. Приезжие ребята вышли из машин. Из казармы, расположенной рядом с площадкой, вышел офицер и подошел к ребятам.

−  Как добрались, как встретили? − спросил он.

−  Все нормально, добрались хорошо, − ответил Рыжий, подходя и здороваясь с офицером.

−  Как я догадываюсь, ты Рыжий? Так вот, будешь за старшего. Пошли в казарму, там поужинаете, отдохнете, а завтра часов в пять утра подойдет машина и повезет вас куда надо, − скомандовал офицер.

−  Ясно, будет сделано, − ответил Рыжий.

−  Вот и отлично, до завтра, − попрощался офицер и скрылся в темноте.

Пока беседовали, уже стемнело. Рыжий повел всех ребят в казарму, где у

двери их встретил парень в солдатской форме.

−  Проходите по коридору, вторая дверь направо, там все готово, − разъяснил он.

Зашли в комнату. Посередине стоял стол, на котором были расставлены двенадцать тарелок. Посередине стола стояла большая кастрюля. Рядом −вторая кастрюля и тут же стопка тарелок для второго блюда и огромный алюминиевый чайник. Все было горячее. Видно, их ждали именно к этому часу и буквально перед их приходом все это принесли.

Ребята поели. Разговор не клеился. Каждый думал о своем и об общем, куда они приехали, и что их ждет завтра. Попытались выяснить у Рыжего, который честно признался, что он тоже ничего конкретного не знает. Если и догадывается, то это его догадки, но ничего точного.  Вот завтра все разъяснится. Не стали парни трясти у него большего, они также, о чем-то догадывались, но конкретно никто ничего не знал.

  Утром, в пять часов, они прошли со своими вещами и тут же сели в машину, которая привезла их вчера. Проехали километра два, и машина остановилась. Ребята увидели рядышком вертолет, машина чуть ли не цепляла за его лопасти. Они пересели в вертолет, и он сразу же загудел, задрожал и, оторвавшись от земли, поднялся в воздух. Расцвело, и ребята смотрели в иллюминатор. Куда ни глянь, кругом тайга. Через час лету глаза устали смотреть вниз, на зеленый ковер тайги.

−  Парни, мне кажется, что лес никогда не закончится. Лес и лес, − старался перекричать гул мотора один из ребят.

−  Это не лес, а тайга, − поправил Рыжий, надрывая голос.

Он как-то приободрился, повеселел, с лица не сходила улыбка. Со стороны казалось, что он попал в свою стихию. Через некоторое время самолет застрекотал по-другому, без особого шума и приземлился на полянке, в конце небольшого поселка в несколько изб. Их встретил мужчина с огромной бородой.

−  Пошли со мной, − приказал он прилетевшим, как будто они здесь жили долгое время и улетали,  куда-то ненадолго, а теперь вернулись.

 Походка его была вразвалочку, из стороны в сторону, медвежья, но ребята, шагая за ним, еле поспевали. Вскоре послышался шум воды и, потянуло прохладой. Они подошли к дому, который стоял невдалеке от реки.  Кругом стелился по земле невысокий травяной ковер, вокруг дома и до самой речки. Ребята побросали свои сумки, пошли к реке, которая величественно несла свои воды среди гор, по которым возвышались зеленые ели. Только шум воды слышался снизу, по течению реки. А кругом, куда глаз смотрит, тайга. Этот берег подходил прямо к реке, а берег той стороны реки, сразу круто поднимался вверх, местами оголяясь от деревьев скалами, возвышающимися на несколько сотен метров к небу. Картинная красота поразила ребят, они стояли и любовались природой.

−  Мы смотрим картину и говорим: «Как в природе», а когда смотрим натуральную природу, нам всегда хочется сказать: «Какая красота, как на картине», − мечтательно, глядя вдаль по реке, говорил Женька, один из приезжих ребят.

−  Женя, свою страсть к живописи ты можешь воплотить здесь сполна, ты же не зря взял краски и холст, а рамок можем здесь наделать на всю оставшуюся жизнь. Вон сколько леса, − подтрунивал над Женей его друг Юра.

Подошел к ним Рыжий. Он здесь чувствовал себя, как дома.

− Есть предложение пойти покушать, а то, что-то есть  охота. Аж, подвело живот, видимо вертолет все вытряс, - предложил Рыжий.

Все шумно одобрили это предложение и двинулись гурьбой в дом. Проходя через сенцы, попали в большой зал, откуда по всему периметру вели двери в другие комнаты, в которых и расположились ребята. Разместились так же, как и были в купе, по четыре человека. В комнатах посередине стоял

стол, вдоль стен установлены кровати, застеленные простынями и одеялами. Подушка - в конце кровати, углом вверх, как в казарме, где они ночевали. Да и всюду чувствовалась казенщина, или  ,точнее, армейский подход. Кровати были железные, армейские, на простынях стояли еле различимые синие типографские штампы, где ясно просматривались буквы «в/ч» − воинская часть.

Обедали в зале, наливая борщ из общего котла. Каждый подходил, наливал себе в тарелку и садился на свое место. Борщ был приготовлен в домашних условиях. Это не та солдатская еда, которой их угощали накануне вечером в казарме. В этом борще было много мяса, и каждый, насыпая себе миску борща, зачерпывал хороший кусок говядины. На второе подали макароны и по большому куску жареного мяса.

−  Ну, если нас так будут кормить, то вертолет отсюда не поднимется, − запивая обед вкусным компотом и вставая из-за стола, смеясь сказал Петька.

−  Пару раз по горам пройдетесь и все растрясете, − успокаивал их Рыжий.

−  Он что-то знает и не договаривает, − мелькнуло у каждого в мыслях. После обеда ребята вышли из дома, и расселись во дворе, кто на бревнах,

положенных  на камни, кто на траве. День был теплый, солнечный.

 К дому подъехала бричка, запряженная парой лошадей. С нее спрыгнули на землю двое мужчин, одетые по-походному и подошли к ребятам.  Рыжий подскочил, как ужаленный и рванулся навстречу мужчинам. Подбежал, поздоровался с ними и, особенно юлил около одного из них. Мужчины были  сорока пяти-пятидесяти лет. Один чуть выше среднего роста, подтянут, в его движениях чувствовалась военная выправка. Второй был среднего роста, с седеющими висками и бегающими глазами, не задерживающимися ни на одном предмете. Он все время свой взгляд как бы бросал, то на одного, то на другого, затем перескакивал на следующего, иногда, все же останавливая свой взгляд на ком-то, как бы изучая, а затем резко переводил взгляд  в сторону.

−  Так, ребята, я вижу настроение у вас хорошее. Меня зовут Дмитрий Иванович, − представился мужчина, выше среднего роста, с военной выправкой. − Я вам расскажу суть дела, прошу слушать меня внимательно. А дело заключается в следующем. Сегодня и завтра вы проводите тренировки, а послезавтра, в воскресенье, мы едем в одно...э..э ну, в общем, учреждение и там проводим соревнования. Соревнования проводятся серьезные, по новому виду спорта,  иностранному  боксу без правил. Ну, это так его называют здесь, а вообще-то там есть правила и порядки. Ну, хотят так называть, пусть так и называют. Самое основное, драться серьезно, без тухты...

−  Без чего? − переспросил Женька.

−  Ну, без вранья и без лени, на полную нагрузку,  самое основное, показать, что вы профи,  общим, профессионалы. Заметьте, что вы будете драться при огромном стечении народа. А ваша задача − выигрывать, − разъяснил мужнина с бегающим взглядом.

Все невольно оглянулись вокруг, на молчаливую тайгу, да на стоящие вдалеке, несколько избушек. Заметив взгляд, Дмитрий Иванович, улыбаясь, продолжил:

−  Да, да, при огромном стечении народа, который заплатит огромные деньги за билеты, кроме того, будет ставить огромные ставки. Первые два−три боя будут, видимо, без накала, а потом как знать... может быть по-разному, все зависит от вас. Так что, если заметит уважаемая публика подвох или сговор, сметут, как пить дать, сметут, − заключил серьезно Дмитрий Иванович.

−  Мы что, друг с другом будем драться? − настороженно спросил Петька.

−  Ты Красавчик, как я догадываюсь? − спросил мужчина среднего роста.

Петька кивнул головой, подтверждая.

−  Так вот, Красавчик, если бы вы дрались друг с другом, не стоило бы и ехать в такую даль. Деритесь там себе на здоровье, в Москве, а вам придется драться со здешними э..э,  как бы вам ,помягче, сказать, любителями подраться, − растягивая слова, как бы подчеркнул он, сколько много таких любителей. − Кстати, меня зовут Михаил Павлович, − сощурив глаза, изучая каждого и особенно Петьку, представился мужчина.

Петька в свою очередь внимательно посмотрел на Михаила Павловича.

−  Вот это сам шеф,− подумал он.

−  А теперь мы Вас покинем. Договор железный. Где бы Вы нас не видели, никто не подходит к нам, и ничему не удивляется,  что бы вы ни увидели. Здесь за старшего Рыжий. Что нужно ему говорите, он знает, кому сказать. Есть здесь банька, с дороги рекомендую сходить. Еда домашняя, тетя Клава готовит,  что надо. Что еще? Девчат вам сейчас нельзя. Как дело пойдет, может  потом, а сейчас тренировки и хорошая спортивная форма,  вот это самое основное, − заключил Дмитрий Иванович.

 Попрощавшись, мужчины пошли к бричке. Их сопровождал Рыжий.

−  Ну, парни, теперь ясно, что нам предстоит делать, − потирая руки, говорил Петька. −  Вроде даже легче стало, после того, как узнали, что к чему.

-  Нашей бабке полегчало, к утру померла, − перебивая Петьку, высказался Юра. − Что ж тут ясного? Когда едешь на соревнования, там ясно,  с кем, какой категории, что за противник. А тут что ясного? − спросил он.

−  Ну, это не так важно. Соревнование − есть соревнование, − вступил в разговор Саня, парень высокого роста.

В группе ребят было два Сани, и чтобы их различать, решили говорить с добавлением. Один был выше другого, поэтому один был Саня большой, а другой Саня маленький.

−  В конце концов, нам обещали заплатить, и наше дело все делать добросовестно и не халтурить, а вести бой по полной программе, на победу, − поддерживая своего товарища, говорил Саня маленький.

−  Было предложение пойти в баню попариться, пойдемте,  да и тренировки начнем, − предложил Петька.

Парились хорошо, баня была натоплена жарко. Выскакивая из бани, сразу прыгали в речку. Вода была холодная, слегка обжигала тело. Потом снова забегали в парилку, нахлестывая друг друга веником. После бани, чуть отдохнув, принялись за тренировку. Тренировались добросовестно, до седьмого пота, пробегая вдоль речки то вверх, по течению, то вниз,  и снова заходили в баню, надо было выгнать все шлаки, а что греха таить, некоторые  и пивком, и винцом баловались за дорогу.

−  Далеко вниз по течению не забегайте, там большие валуны, а на речке в этом месте пороги, не вздумайте там купаться. На этих порогах столько людей утопло,  это страсть, − предупредила женщина, которая пришла за водой на речку. Это была их кормилица, повариха тетя Клава.

На следующий день они начали тренировку утром. Кто бегал по берегу, кто стоял у куста, подпрыгивая вокруг него, отрабатывая удары по мнимому противнику, то наступая, то отпрыгивая назад, в бок от ветки куста, колыхающейся от размахивания кулаками в воздухе, над веткой. Все стали серьезные, шуток не слышно. Некоторые отрабатывали удары в спарингах, один держал доску на  ладони навытяжку, другой наносил удары по ним, потом менялись ролями.

  Вот наступило воскресенье. Ребята утром размялись и искупались в холодноватой воде речки. Посмотрели каждый спортивную форму, перчатки, расправили бинты, которые наматывают на руки, одевая перчатки. Кажется, все готово, все собрали.

Рыжий выступал в роли тренера команды. Это так было надо, потому что они должны выступать отдельной командой, со своим тренером.

К двенадцати часам подъехала автомашина-вездеход, ребята сели и поехали. Проехали километра два тайгой и въехали во двор, обнесенный колючей проволокой. Ребята вышли из машины и осмотрелись. Кругом была колючая проволока, по периметру стояли вышки, между рядами колючей проволоки бегали собаки. Ребята поняли, что приехали на территорию зоны. Их встретили мужчины в военной форме, капитан и старший лейтенант.

−  Ждем-с,  ждем-с, − с протягом , проговорил капитан, − Оправдайте наше доверие, не подведите, − загадочно закончил он.

Ребята молча прошли за ними за барак. Людей было за бараком - яблоку негде упасть. Ребята прошли по узкому проходу, оставленному между заключенными, к центру, где был установлен ринг. В первых рядах сидели люди в военной форме. Сзади ,по всему кругу, стояли военные с автоматами, на вышках,  солдаты, у выдвинутых в сторону ринга пулеметах. Петька вспомнил Ростов и бой с тамошней братвой.

−  Так вот оно откуда, это у Виктора Павловича, а это, видимо, сам  здесь, Михаил Павлович,  которого при одном упоминании боялись за несколько тысяч километров отсюда. Кто же он такой? Какой чин занимает здесь? − подумал Петька, осматриваясь  вокруг.

Рыжий прошел по периметру ринга, проверил натяжку веревок и рассматривал столбы на углах. Он подошел к капитану, который сопровождал их к рингу и что-то сказал. Пока ребята переодевались, принесли четыре подушки, одели их на угловые столбы и привязали веревками. Гул стоял невообразимый. Задержка начала боя на ринге будоражила заключенных. Кто стоял и орал, кто свистел, но все понимали,

что требование тренера приезжих законное, так как на угловатый столб мог натолкнуться и приезжий и местный, из заключенных, которые выйдут на ринг. Судейство сидело тут же, за столом около ринга, визуально просматривая каждого кандидата на бой, подбирали пары для боя. Составлен был список из приезжих, и проставлялись напротив имена, а большую часть клички заключенных, которые выйдут на ринг драться с приезжими.

Многолюдная толпа гудела, по рядам сновали люди, что-то записывая, собирали деньги.

−  Ставят ставки на нас, − подумал Петька и, стараясь перекричать шум толпы, сказал Рыжему, чтоб в перчатках противника не было лишних предметов.

−  Не, Красавчик, сам капитан будет проверять всех, а судейство − по очереди, да и боковые судьи,  три из охраны, три от заключенных, все по­чести, − заключил Рыжий.

Ребята переминались, перешептывались.

-  Парни, что Вы, как вроде боитесь, это же соревнование, − наклоняясь к уху каждого, говорил Петька.

−  Обстановка необычная, − отвечали Петьке ребята.

Петька стал наматывать бинты и одевать перчатки. Публика стала еще громче свистеть и кричать.

−  Выходить надо мне первому, − решил Петька и вышел на центр ринга.

−  В красном углу выступает мастер спорта по боксу, мастер спорта по современному американскому боксу без правил, Красавчик,  − объявили по громкоговорителю ведущий, подогревая и заинтересовывая публику.

Петька хотел возразить, но ему капитан показал палец на губах, мол, молчи, так надо. В противоположный угол вышел высокого роста детина с длинными руками, в ботинках, зашнурованных до самых колен веревочками, обвязав халоши брюк.

−В синем углу выступает мастер спорта Длинный, чемпион лагеря по боксу. Бой проводится в три раунда по пять минут, по просьбе приезжих. Следующий раз будет пять раундов по три  минуты, по просьбе местных, − объявили по громкоговорителю.

 Публика сначала свистела в знак протеста, а потом одобрительно загудела. Судья проверил перчатки и ударил в гонг, звучание которого было странно слышать в таком месте, окруженном колючей проволокой, где вокруг, куда ни глянь,  тайга.

Бой начался. Петька держал дистанцию, прыгая вокруг, и затем резко вошел в ближний бой, нанес несколько коротких ударов по корпусу, но выходя из ближнего боя, он следил только за движением рук и корпуса и почувствовал резкий удар по ноге ботинком, публика заорала, что было мочи.  Петька забыл, что бой ведется не по правилам бокса, а можно бить и ногами и локтями, и чем придется. Чуть прихрамывая, Петька отскочил и увернулся в бок, и вовремя. Правая перчатка просвистела над головой, это, видимо, был коронный удар противника. Вначале бьет ногой тяжелым ботинком, а затем  правой,  прямо или с боку. Еще пару движений и Петька понимает, что у противника не  такая уж быстрая реакция. Он делает ложное открытие левой стороны лица, противник клюет на его упущения, что он открылся, и правой рукой пытается нанести сильнейший удар Петьке в челюсть. А тот легким отскоком чуть назад и влево,  и сильнейший удар правой сбоку. Противник, провалившись всем телом вперед, наткнулся на сильнейший удар, крякнув, как бы замер на секунду и, потеряв почву под ногами, рухнул на свежие вымощенные доски на полу ринга. Публика ревела, а затем, как бы на секунду замолчав, чтоб перехватить дыхание или осознать, что же случилось, и снова с силой заорала во все горло. Длинный  лежал бесчувственно. Выбежали двое, видимо их выделили просто для чего-то, но не рассказали, что им делать. Они выбежали, ухватили за ноги, за ботинки Длинного и вытащили его за ринг. Те двое его тащат, а судья заканчивает счет на десяти в тот момент, когда они его уже перетаскивают под канатами.

 На ринг вышел Женя. По виду не скажешь, что он боксер, какой-то стеснительный. Он чуть улыбался, казалось, что он и мухи не обидит. В жизни так и было, но на ринге он был совершенно другим. Обладая мощным ударом левой рукой,  он многих вводил в заблуждение. Улыбаясь, подпрыгивая, скромного вида парень,  и тут вдруг взрыв, и мощный удар левой. И только лежа на полу ринга, противник осознает, как он ошибался, когда выходил на ринг и думал, что этого белобрысого скромнягу я завалю на первых секундах.

Против Жени вышел широкоплечий, невысокого роста парень. Двигался он не спеша, широко расставляя ноги. Женя пытался выманить его открыться, но Шкаф или Шифоньер, так его представили по громкоговорителю, ушел в глухую защиту, изредка пытаясь нанести удары и, как танк, наступал на Женю, прижимая его к канатам.

Публика орала, свистела, выражая свое недовольство. Прошел первый раунд, а боя не получалось. Женя, подпрыгивая, наскакивал на противника, нанося пару ударов и, отскакивая в бок, влево, вправо, удары попадали по перчаткам, и Шкаф снова давил своей квадратной массой на Женю, расставив широко ноги. Похоже, что задача Шкафа была измотать Женю и потом, в третьем раунде, уже заканчивать бой. Женя, легко порхая из стороны в сторону, стал все чаще и чаще наносить удары по корпусу. Противник начал как бы перестраивать свою оборону, прикрывая корпус, открывая перчатками лицо. Сильнейший удар по печени достиг цели, и Шкаф, ойкнув, присел, согнувшись. Женя мог бы добивать противника, но он не стал наносить удар, а спокойно ожидая,  отошел в угол, когда тот отдышится. Публика была недовольна, она жаждала крови, ревела, свистела, орала со всех сторон: «Добей! Добей!» Судья не подходил к Шкафу, чтобы начать счет. Женя стоял в углу ринга, посматривая, как его противник корчился от боли, пытаясь разогнуться, и снова сгибался. Ситуация получалась неоконченного боя, а время шло, и удар гонга известил об окончании второго раунда.

 Третий раунд начался сплошными ударами Шкафа. Он пер на Женю, не взирая на ответные удары. Прыгая из стороны в сторону, Женя наносил удар за ударом, а Шкаф, закрыв перчатками лицо, лез напролом, как бульдозер. Весь третий раунд прошел сумбурно. Шкаф наступал головой вперед, расставив широко ноги, махая периодически руками то по воздуху, то попадая по перчаткам Жени, ни один удар Шкафа, не достиг цели. Гонг прервал бой, известив об окончании боя. Судьи спорили, что-то доказывая друг другу, но в конце концов сошлись во мнении, согласились друг с другом и объявили победу Шкафу, подняв его руку вверх.

 Ребята возмущались между собой, что победу присудили Шкафу неправильно, засудив Женю, а он, понуря голову, покинул ринг, спускаясь к ребятам.

−  Правильно засудили, − говорил Рыжий. − Вы, ребята, забыли, что деретесь не на соревнованиях, а здесь, в зоне, где за бой поставлены огромные деньги и сюсюкаться нечего. Надо добивать, и победа была бы за нами, − доказывал Рыжий.

 На ринг вышел Саня длинный. Бой только начался, и выставленный против него противник, опустив перчатку, начал приспосабливаться к бою, к Сане, так как был меньше ростом. Но Саня, воспользовавшись оплошностью противника, нанес сильнейший удар в челюсть, и противник рухнул, как подкошенный, и, отбросив ноги вверх, замер. Судья отсчитывал счет до десяти, но тот лежал, не двигаясь. Вылили ведро воды ему на голову, он заворочался, поднялся на коленки, его подхватили под руки и вывели с ринга. Счет стал 2:1.

 Следующие бои проходили под общим преимуществом ребят, но все-таки еще троих засудили по очкам. Общий счет ,7:4, никак не устраивал организаторов боев , Дмитрия Ивановича и Михаила Павловича, которые приехали сразу же после соревнований в дом на поляне.

−  Вы поймите, что вы не в бирюльки играть должны, а душу с них выколачивать, тогда можно создать ажиотаж вокруг этого бокса, − распалялся Михаил Павлович. − Не распускать слюни, а бить, пока мозги не повыскакивают из голов. Ясно вам или нет? − переходя на крик, спрашивал он у ребят, не слушая никаких объяснений.

 Ему нужна кровь, жестокость, беспощадность, тогда только будет реклама. Этого ребята не знали и не понимали, они привыкли к честной игре на ринге, к милосердию, жалости, уважению к противнику, а тут каждому нужно было ломать привычную психологию и действовать коварно и хитро. Для достижения победы все средства хороши, так говорил Михаил Павлович.

  Ребята сидели молча, мрачные, подавленные. Наставники, отругав ребят, якобы, за их упущения, попросили, чтоб в среду, когда будут бои в другой зоне, они не оплошали. Затем сели в машину ГАЗ−69 и уехали.

  Бои решили проводить два раза в неделю, по воскресеньям и средам. Готовились тщательно, придавая особое внимание работе ног. Во всех проводимых ранее соревнованиях ребята привыкли работать в боксе руками, а тут приходилось применять удары ногами, локтями, головой, чем попало, лишь бы добиться победы.

 В среду, во второй половине дня, ребята уселись в автомашину, проехали километров пятнадцать и приехали в зону, которая находилась около разработанного карьера, обнесенного колючей проволокой. Посередине была выбрана земля на несколько десятков метров, а края медленно поднимались вверх на несколько сот метров,   получался как бы естественный амфитеатр с установленным рингом внизу, посередине ямы.

Ребята подъехали к воротам, вышли из машины и, проходя сквозь собравшуюся толпу людей, попали к рингу. Вверх от ринга кругом сидело несколько сот заключенных, а по самому верху были установлены часовые с автоматами и четыре вышки, где были видны торчавшие пулеметы. Вдоль ринга и по всему склону до верха были натянуты провода, где раскачиваясь, висели лампочки.

Бои прошли под явным преимуществом ребят. Толпа орала, свистела на ринге, внизу невозможно было слышать друг друга, приходилось орать, наклонившись к уху. Порой гонг не был слышен, одни жесты судьи были понятны, но его голоса не было слышно.

Петька выступал последним. По какому-то беспроволочному телефону, одним из способов, известным только у зеков, были извещены болельщики этой колонии, кто как дерется, и как только объявили, что на ринг приглашается Красавчик,  все  вскочили с камней, на которых сидели и стали орать во все горло, стараясь  перекричать друг друга. Все ожидали длинного боя в три раунда. Против Петьки выставили высокого, плотно сложенного мужчину, лет под тридцать. Видно, когда-то он занимался спортом. Хорошо накаченные мышцы играли на руках и груди. Но реакция была у него замедленная, и после обмена, несколькими ударами, Петька, поймав его на ответном ударе, когда противник не успел вовремя прикрыться, последовал мощный, точный удар Петьки и тот, как-то неуклюже споткнувшись, рухнул на пол. Петька медленно отошел в угол, ожидая, когда судья, размахивая рукой, покажет двумя руками, скрестив их, что бой окончен. Счет, из-за крика толпы, слышен не был, стоял сплошной гул, тогда судья, скрестив руки, показывая, что бой окончен и приподнял руку Петьке, в знак его победы, толпа болельщиков зеков взорвалась с еще большей силой и долго не могла угомониться.  Потом, после боев попросили ребят подождать на ринге, пока не разойдутся заключенные с карьера − амфитеатра по баракам. В дом у речки добрались к полуночи и сразу же завалились спать. Уставали не столько физически, сколько морально от стоящего вокруг ринга дикого рева толпы заключенных и необычности обстановки, лающих собак и опутанной вокруг ринга колючей проволоки.

В очередную зону вылетели на вертолете с площадки, недалеко от дома у реки.  Выйдя из дома,  ребята собрались у вертолета.

−  В этой зоне ребятки, не подкачать! – просил ребят  Михаил Павлович. ...Пролетели на вертолете минут сорок и сели на площадке около колонии. Было тепло, пригревало солнышко. Ребята прошли в зону через ворота. За бараками собралось народу видимо-невидимо, даже странно было видеть такое огромное количество собравшихся людей, когда казалось,  вокруг тайга, где им здесь и набраться столько? Но очень много было людей в форме, видимо, они съезжались со всех близлежащих колоний, а возможно и с воинских частей, которые были расположены поблизости.

Среди противоположной стороны боксеров выделялись два молодых человека, лет 26−27, по виду они были спортсменами и сюда попали недавно.

−  Эти, два, всего два-три месяца здесь, они мастера спорта, по какому виду не знаю, но знаю точно, что их, двоих, боятся все в колонии, − объяснил Рыжий.

  Бои начались без неожиданностей, один за другим ребята выигрывали у противников. Саню меньшего засудили, но ребята и не спорили, так как они понимали, что это ход рекламы и подъема ставок. Женя вышел на ринг, как обычно, улыбаясь и скромно кланяясь публике. У него был противником один из двоих хваленых парней, Серж. Толпа кричала и приветствовала своего кумира. Он вел себя расхлябанно, нагловато расхаживая по рингу, высоко подняв руки, подпрыгивая, видимо, изображая героя,  какого-то фильма. Еще гонг не ударил, а Серж нанес удар в челюсть Жени и сразу же после него прогремел удар гонга о начале боя. Публика выла, стонала, свистела и орала, поддерживая своего. Воодушевленный первым удачным ударом, хотя и подлым, Серж вел бой легко, и чувствовалось, что физически он хорошо подготовлен. Женя наращивал темп, мало-помалу выравнивая бой, упустив инициативу в начале после удара,  но он наверстывал упущенное. В середине второго тайма Женя споткнулся о неровности доски в середине ринга и полетел вперед, опираясь на руки. Серж набросился на него и, ударяя ногами в живот, перчатками стал молотить Женю по голове. Гонг известил об окончании раунда, а Серж продолжал колотить Женю, лежащего на полу. Петька, перемахнув через канаты, закрыл собой Женю, отталкивая Сержа от него. Тот несколько раз ударил перчатками Петьку. Судья, преградив собой Сержа, отодвинул его в угол ринга.

 Женя встал, прихрамывая. Падая, он ударился левой коленкой о пол ринга. В боку кололо, видимо, Серж сломал ребра, ударяя в живот ботинками. Судьи объявили победу Сержу за явным преимуществом. Публика в несколько тысяч глоток орала во всю мощь, не переставая.

  Петька вышел на ринг против второго хваленого спортсмена. Он выглядел внушительнее по весу, но после нескольких секунд Петька понял, что этот спортсмен не занимался боксом, а скорее всего он был борцом. Мышцы были накачены, но удар был поставлен плохо, типа толкающего удара, и по привычке он, в течение всего боя, норовил захватить руками, но забывал, что на руках у него перчатки, потом, вспоминая, он снова толкал, не ударяя. Во втором раунде Петька мгновенно среагировал на открывшееся пространство в области солнечного сплетения и с силой приложился в это место противника. Тот охнул, как бы выдохнув все содержимое из легких,  и согнувшись пополам, рухнул на пол ринга. Толпа, на секунду замолчала, как бы осознавая, что случилось, но потом снова  с новой силой разразилась страшным ревом, свистом и криком. На ринг выбежали несколько человек, вместе с Сержем и наклонились над лежащим в нокауте, своим товарищем. Серж подбежал к Петьке и, стал  размахивать  руками, орать,  но, что он говорил, слышно не было, из-за шума толпы. Он развернулся и, перемахнув через канаты, подбежал к судьям, затем подошел к Дмитрию Ивановичу и Михаилу Павловичу, которые сидели тут же, в первом ряду, недалеко от судей и что-то говорил, размахивая руками. Потом, Серж отошел к своему другу, который сидел около ринга, обводя мутным взглядом окружающих. Он медленно приходил в себя от нокаута. Рыжего позвали к Дмитрию Ивановичу, который вскорости вернулся и, подойдя к Петьке, объявил:

−  Серж просится на бой с тобой,  Дмитрий Иванович просит тебя подойти к нему. Петька подошел к двум сидящим мужчинам, развязывая бинты с рук.

−  Сынок, надо согласиться  сразиться с этим Сержем. Мы их, сейчас, до последней нитки разденем при таком ажиотаже, − похлопывая по плечу Петьки, говорил Михаил Павлович. − Только его желательно бы уложить. А ты как думаешь? Я куш хороший поставлю тебе, − пообещал он, таинственно подморгнув Петьке.

−  Да, я не против  серьезно сразиться с ним, но он нечестно дерется. Женька споткнулся, а он... 

−  Вот и отомсти! Отомстить, я говорю надо. Есть шанс, возможность набить ему..., − перебивая Петьку, подзадоривал его Михаил Павлович.

−  Надо это сделать, − поддакивал Дмитрий Иванович.

−  Ну, хорошо, только драться честно, − согласился Петька, понимая, что о честности говорить здесь смешно.

 Петька подошел к рингу, к ребятам и стал заматывать бинты на руки, одел перчатки. По громкоговорителю объявили:

−  На ринг приглашается Красавчик,  против Сержа. Делайте свои ставки, кто на кого, подходите, записывайтесь. Все желающие могут подойти к судейскому столику,  и по рядам будут проходить от судейства, можно записаться у них. Принимается любая валюта.

−  Что это обозначает? − спросил Петька у Рыжего.

−  Это всегда, ставки ставят, кто на кого, ты или Серж победит. А валюта,  это такое условное разговорное про золотой  песочек, деньги, наркота, камушки... В общем, все, что здесь ценится, - пояснил Рыжий.

−  А что здесь это есть? − спросил Петька удивленно.

−  Ох,  Красавчик, какой же ты наивный. Здесь все есть, что и на воле не увидишь, а здесь столько, что и не снилось, - похвастал Рыжий.

 Бой начался жестко. Серж напирал сразу, чтобы закончить бой нокаутом. Но, получив пару ударов в ответ, сразу остепенился и стал более осмотрительным. Петька следил за каждым движением Сержа. Ему тоже не

терпелось отомстить за Женьку. Нечестно обошелся Серж. Но он все время мысленно сдерживал сам себя.

−  Не торопись, не спеши, − думал он, понимая, что перед ним опытный противник и физически хорошо подготовленный.

Первый раунд закончился, в минутный перерыв Петька стал в угол, а ребята, подсказывая ему, обмахивали его мокрым полотенцем. Капли росы освежали разгоряченное тело. Боковым взглядом  Красавчика,   что-то привлекло, и он повернулся к сидящему за столом  Михаилу Павловичу. Над ним наклонился молодой мужчина лет  двадцати пяти - тридцати.

−  Что-то в нем знакомое,  где-то я его видел, − подумал Петька.

Мужчина, выслушав Михаила Павловича, распрямился и повернулся к Петьке лицом. Взгляды их встретились на расстоянии, как тот раз, когда Петька, этот же взгляд встретил у подъезда, у убегающего мужчины, в день убийства Нины.

−  Вот он! Да, это он! − стучало в мыслях у Петьки, а ему казалось, что он криком кричит.

И тут сильнейший удар Сержа вернул его к действительности. Петька не слышал удара гонга, не видел, как подлетел Серж и нанес удар. Он мысленно пережил секунды, которые его перенесли в то время, когда он увидел лежащую на кровати, окровавленную Нину, с большим охотничьим  ножом в груди.

−  Значить, ниточка  смерти Нины тянется сюда, к Михаилу Павловичу, − подумал он и еще один удар пропустил от Сержа, который наседал и наседал на Петьку, видя, что тот активного боя не ведет.

 От последнего удара Петька, как бы, очнулся и вернулся к суровой действительности ведения боя. Перед ним подпрыгивал Серж,  вперед, назад, в бок, и снова наступал момент для удара. Петька начал как бы выманивать и «заводить» противника. Он знал, что его манера боя,  почти открытое лицо, чуть изогнутые руки в локтях и постукивание перчатки о перчатку,  особо нервных выводит из себя, выбивает из колеи, и они начинают нервничать, торопиться и теряют контроль над своей защитой. Тогда можно поймать его на ошибках и нанести решающий удар. Подпрыгивая взад, вперед, опустив слегка руки и тук- тук перчаткой о перчатку, как бы подразнивая, и удар за ударом, как уколы, похожие на то, как дразнят злую собаку. И вот противник не выдерживает и опрометчиво бросается к открытому лицу с ударом, но тут же следует прыжок в сторону, легкий уклон влево и сильнейший удар правой перчаткой, и тут же левой снизу в подбородок. И,  кажется, что даже слышен хруст челюстей, но это ,только, кажется, а противник, получая удар, теряет ориентир, ноги его скользят, и он рушится на пол, сначала на колени, а затем и всем телом вытягивается на полу ринга. Секунда,  и вся толпа разряжается неистовым ревом, свистом, превращаясь в орущую массу из нескольких тысяч человек. Все так получилось неожиданно, что некоторые не смогли понять, как же так, Серж наносит сильные удары,  а  Красавчик, вроде  как боится, убегает все время от него, и вдруг в одну секунду все меняется,  и Серж лежит на полу, хотя по всему ходу игры было видно, что должен лежать противник. Судья считает медленно, как бы ожидая, что Серж очухается,  и сможет вести бой дальше. Но напрасны  старания судьи. Серж приподнялся, сел на пол, повертел взглядом вокруг, встал и, покачиваясь, пошел с ринга. Потом постоял в углу, как бы раздумывая, пролез между канатами, спустился с ринга,  и,  поддерживаемый своими друзьями, уселся на скамейку, к общей толпе заключенных.  По громкоговорителю объявили победу Петьки и предложили расходиться по баракам. Несколько раз объявили, чтобы произвели расчеты по ставкам те, кто проиграл.  Многие ставили на Сержа, были уверены,  что он выиграет.

−  Узнал тот мужчина меня или нет? − гадал в мыслях Петька, садясь в вертолет.  − А может, и нет, ведь виделись мы у подъезда всего несколько секунд, − размышлял он дорогой, пока летели к домику у речки.

Ночью ему снились кошмары. Всю ночь тот мужчина то подкрадывался, то душил его. Но, просыпаясь, Петька слышал поскрипывание ветки сосны о крышу дома и сбрасывал теплое одеяло,  дышать было трудно. Затем он снова засыпал, убегая и скрываясь во сне от мужчины.

  Проснулся он часов в десять. В доме стояла тишина. Петька одел спортивный костюм, вышел на улицу и подошел на речку умываться. На улице ярко светило солнышко. Тетя Клава чистила крупные рыбины. Видимо, только что начала, потому что была почищена только одна рыба.

−  Ты, Петя, посмотри за рыбкой, чтоб коты не шалили, а я пойду одну рыбку брошу в уху, а потом приду, почищу еще на жареху, − попросила она.

−  Давайте я почищу, тетя Клава, хотя я плохой помощник, но заодно и поучусь, и котов прогоню, − пообещал он.

−  Если есть охота,  почисть рыбку, а я пока уху сварю, да поставлю ее настаивать. Уха должна настояться, − любовно,  по-хозяйски, пояснила она.

 Тетя Клава помыла рыбу в речке и пошла к дому, рядом с которым была сложена печка для летнего приготовления еды. Над печкой был сделан навес.

 Петька забрался на корму лодки, привязанной за дерево цепью и начал скрести ножом рыбу, отбрасывая большие пятаки чешуи  в речку, которые падали и  отсвечивались  на солнышке.

−  Да, интересно, узнал он меня или нет? − не переставая, думал Петька и, оторвав глаза от одного очищенного бока рыбы, увидел, что лодку течением тянет к середине реки, где течение ускорялось.

Лодка поплыла к водопадам.

Рыжий несколько раз предупреждал всех, чтобы не купались на порогах, потому что течением многих смывало, ударяя о камни, и потом их находили с разбитыми головами или переломанными ребрами.

−  Лодку, кто-то неслышно отвязал, значит, узнал, − подумал Петька, шаря глазами по лодке, ища, чем бы он мог грести до берега.

 Лежащая рыбина на корме, да и нож в руке и он, стоя на середине лодки, всматривался в удаляющийся берег, на котором кроме сосен и стоящей баньки у реки, ничего не было видно. Петька посмотрел на реку, но на ней была такая тишь да гладь,  и ни одного плывущего предмета.

−  Сколько леса и ни одного бревна  на речке, − подумал он, окидывая взглядом речку в надежде, хоть, что- нибудь  найти.

И тут на берегу появился Рыжий.

− Красавчик,   ты что, с ума сошел, на лодке к валунам? − орал он во все горло. − А ну, греби к берегу, − требовал он.

 −  Неужели Рыжий? − мелькнуло в догадках у Петьки.

−  Да мне нечем грести, − прокричал он Рыжему. − Лодка отвязалась, и я поплыл.

 Шум воды нарастал.

−  Как отвязалась, когда я сам ее привязывал на два узла? − прокричал он. − Плыть к тебе,  уже не успеть, прыгай сам из лодки и плыви к берегу, в лодке не оставайся! Прыгай сейчас же! − орал Рыжий.

Лодка стремительно прибавляла ход, подплывая все быстрее к стремнине и порогам. На берег прибежали еще ребята. Впереди всех по берегу бежал Рыжий , а за ним все остальные.

−  Прыгай с лодки! Не оставайся в лодке! − требовал он, перекрикивая шум воды.

 Но, Петьке казалось, что Рыжий  что-то хочет сделать хуже, так считал он,  сидеть в лодке безопаснее, чем выскакивать из нее и плыть, рискуя быть затянутым течением. Но Рыжий,  так отчаянно размахивал руками, выдавая свое беспокойство, что начали кричать  уже все, поддерживая Рыжего:

−  Петя, прыгай, прыгай с лодки!

Петька оттолкнулся от лодки, в последний раз посмотрел на большую рыбину с очищенным одним боком и бросился в воду. Вода была холодноватая. Пару раз, взмахнув руками, Петька понял, что ему мешает плыть нож в руке. Получалось, что одной рукой он загребал, а во второй был нож и он загребал кулаком. Подумав, он выпустил из руки нож и стал загребать двумя руками, стараясь выплыть из центра стремнины все увеличивающегося течения.

 Ребята пробежали по берегу до порогов, и Рыжий ловкими прыжками перебежал почти до середины валунов, присев на одном из них, обхватил камень коленками, и стал ждать подплывающего Петьку. Его течением тянуло на камни, как он ни старался выгрести на берег,  его все равно тянуло к валунам. Петьку подхватило, подбросив в сторону на один из валунов, и потянуло вниз, затягивая под валуны. В это время Рыжий ухватил его за трико и потянул на себя. Какая-то неведомая сила тянула Петьку вниз, под валуны. Но все было естественно, без неведомых сил, просто в этом месте речка сужалась и была зажата двумя скалами по берегу, и толща воды, устремляясь на преграждавшие валуны, подмывала под  них. С годами пробив себе ход, вода устремлялась под валуны, вниз, затягивая все, что попадалось реке.

  Петька цеплялся за камни, но они были отполированы водой и, мокрые руки скользили, срываясь каждый раз в воду.

−  Не торопись и не суетись, − кричал Рыжий. − Переплывай от одного валуна к другому, не старайся на него влезть, − продолжая держать за трико

Петьку, советовал Рыжий, сам еле держась на камне, обхватив его коленками.

 Вытянувшись, как бы сопровождая Петьку, давая ему возможность подплыть к другому камню, ближе к берегу, он перелазил сам дальше. Давление течения стало меньше, и вскоре Петька нащупал щебенку под ногами, ухватившись за камень.

Лодку поднесло стремительно к камням и ударило ее о них. Большая рыбина при ударе вылетела с кормы лодки и плюхнулась в воду за камнями, а лодку в одно мгновение опрокинуло на бок и затянуло под камни. Проторчав кормой вверх, лодка вскоре скрылась.

Петька перевел взгляд на берег, где все ребята с ужасом наблюдали за судьбой лодки, которая длилась считанные секунды, и лодки как не бывало на речке. За валунами вскоре стали выскакивать дощечки от лодки, как будто ее кто-то под водой раскромсал на мелкие кусочки топором.  А это вода, бурля и переливаясь, переломала ее в своих природных жерновах.

 Петька невольно поднял взгляд на противоположный  берег, на скалу, и увидел там мелькнувшую синеватую куртку, которая вчера была одета на том мужчине, который приезжал к Нине.

−  Значит, узнал, −  очередной раз подумал он, выбираясь на берег.

  Все время Петька ощущал на себе пристальный взгляд, а может, ему казалось, что за ним следит тот мужчина. Но нет, нет, да и мелькнет, кое-где знакомый силуэт,  то на соревнованиях в очередной зоне, то в тайге, недалеко от дома. Но Петька был все время на чеку. Сначала он хотел рассказать ребятам, но потом, подумав, не стал ничего,  никому говорить, не беспокоя напрасно ребят.

−  Рассказал  ли он своему шефу Михаилу Павловичу? − рассуждал Петька. − Если рассказал, то тогда нужно ожидать, каких-то пакостей и от него, а если нет, то надо присматриваться только за этим мужчиной.

  Однажды после очередной встречи, один из заключенных бросился на ребят, которые шли по узкому проходу, вдоль стоящих заключенных. Петька, находясь в постоянной готовности, перехватил ударом в челюсть нападавшего, но все же тот успел ножом нанести Сане рану, зацепив бок.