Бежала по улице кошка. Бежала не знамо куда. Трехцветная. Муся.
Некогда домашняя. Вот и ошейнечек... Теперь - сама не своя. Вело Мусю
то, чего не понимала. Важное что то влекло её. И потому - бежала,
останавливалась, принюхивалась, мыла лапу. И - дальше бежать. Спешила.
"Мур-мур. Там разберемся..." - приговаривала. А откуда знание это? Это
что то чисто кошачее...
        Муся, трехцветая кошка, обладала характером, была с судьбой на
"Вы", жила до поры свою обыкновенную жизнь. Но она была Кошкой. И
каково это - обычная жизнь, когда ты - Кошка? "Мур-мяо..." Известное
дело."Однако..."

        Не страдала мистическими озарениями, понимала простое, теплое.
Предпочитала свежее и чистое. Отвечала чувствами, соображала после.
    "Однако", - возопила Муся. "Сколько можно?! ..." - воскликнула как то. И
правда... Был угол - подменили, не спросились. Были котята... Тут
история тёмная.  Тимоша, кот дорогой, кот номер один - исчез следом. И
все врут. "Мрау, мну! Что я - не вижу?! Я спрашиваю: "Где, где все и вся?!"
А мне в ответ: "Замолкни, дура-кошка." И опять, и опять... А по-кошачьи?
А если когтями по лапе?! Ну такие они... Да я не такая... Я, мряу, показала
бы, но ведь и не из этих я. Хотя, конечно, извините, всё таки...
      Да, миска - полна, и виды опять же... Мряу!  "Бока округлились, и -
хорошо!" Но ведь что то ещё... было? За котятами, во всём этом что то
было, чего не заесть, не зализать. Будет? ... Эх, соображать после, когда
тебя в охапку... Пусть даже и гулять... "Молчи, молчи, глупая кошка...
Привиделось... Не было... Гуляй себе, помалкивай... Кис-кис!" А как тут
отмолчаться? ... А  видятся закаты.  Солнце ласкает, баюкает....
Котята слепые... Коготки выпускают... Нежные, дерзкие котята. И
Тимоша, Тима, кот номер один, глазищами зыркает, и лапой прижимает к
себе её, Мусю... "М-ра-у!" А котята... У них Тимошины глаза! ... Му-ур?!
       Это я то дура глупая?! Не радуюсь тому, что есть... Да что же
большее возможно потерять?! Да что же это есть-то?! Мао-ма!"
       Но жизнь продолжается, продолжается тогда, когда не продолжить,
тогда, когда "всё- хорошо". Р-раз, и - кренделёк!
       Вот ещё Мусю несут гулять. Она таращится, озирается. Вот её на
землю спустили. "Писай по-быстрому! Дыши, радуйся! ..." Вот Муся
выгнув спину, вытянув лапы отскакивает в сторону. Колотит, рассекает
сильно воздух хвостом. А вот уже, сама себе удивляясь, оттряхнула лапы
задние и прижав уши рванула без оглядки. Только и успели, что "кис-кис"
ей в след... "Я - Муся, хвост змеёй! И кто тут не очень умён?"

       "Город - совсем не таков, как в окне или на картинке. Запахи, запахи -
ничего не понятно. Чем заманчивее, тем опаснее. А для чего так
изгибаться?" Бормочет Муся, успокаивается. Шутка-ли? Что бы так, по
улицам, да в эту пору. Противокошачий ужас! Ни за что!
       Однако, силы покидают, стремительно темнеет, и желудок пуст.
Привычное "кис-кис" мерещится. И так хочется, так хочется на руки, и
уткнуться, и пусть пахнет селедкой... "Ну... я, все таки кошка..."

       "Г-к... М-м? Вы позволите?" Импозантный черный кот, с белым
пятном на груди, вида бывалого. То-ли вымыт, то-ли вытерт... Возник из
тьмы и что то там такое вознамерился... "Барсик, или как вас там, ...
стойте! Стойте буквально там, потому что я - кошка мирная, приличная,
и потому в дальнейшем не ручаюсь..."
       "Ну уж прямо... Вы уж прямо... Позвольте мне позволить?...
Вольдемар! Знаете-ли из рода древнего... И..."
          "Что вы там хотите, древний Вольдемар?... Я жутко спешу."

          Волдемар, конечно, кот воспитанный. Понимал он или нет, но начал
с угощений. Всё хорошее, вкусное. Красивое. И "извините", и "пожалуйста",
и видно что бывалый... И во всём... большой оригинал... Потчует и
придвигается. Усом поведёт, хвостом обмахивает. Соловеет Муся, на
любезности  мурлыкает... Так пригрелась. Слушала, рассеянно кивала...
О своем, кошачьем, потихоньку горевала. Не расплакалась... А от усов -
уже щекотно. Лапой съездила разок-другой по морде древней Вольдемару...
"Вольдемар, я с детства не терплю... щекотки!"          
            Удалялась Муся не прощаясь.  "Ночь-полночь... Но принимать за
киску! Ну коты пошли... А если кошке... грустно?" 

           Грустно, весело-ли, побежала дальше...  И тянуло необъяснимо в
дали дальние.  И жалела, и свернувшись комочком ежилась в свете
фонарей. И хотелось селедки, Вольдемара, старых газет...  Столько дней
в пути.  Но и легко стало... Легче, легче... "А еда, что ж еда?" Вздохнула
Муся, осмотрелась и запрыгнула в контейнер "на минутку". "Ухты - ПУХТО!"
Скромненько так, с краешку.  "Ишь ты..." - косились помоечные, но понимали.
А то - нарочно задирали. "Драка так драка! Но я вас предупреждала... Или
нет?..."

           Что такое на шее повязано? А это у Муси ошейнечек модный.
Рваное, грязное что то . Для памяти. Так просто болтается.  И стразов
парочка. Кошка ведь...
           "Кис-кис, котя..." - говорит девочка и осторожно ручку тянет,
гладить хочет... Муся спокойно смотрит, отдыхает. Чувствует тепло.
"Кис-кис, котя..." - говорит девочка и сует конфету Мусе. "Кис-кис,
девочка..." - думает Муся, нащупывая некое достойное будущее.
"Ко-о-о-тя..."

           Чистенькая, грациозная возлежала Муся в корзинке, когда
тряслась, перемещалась с девочкой, с бабушкой девочки куда то. "Гулять?"
Лежала Муся, дремала, "картинками" перебирала. И виделось ей разное. И
что то там опять сходилось, щелкало. "Котя, Котя" - стучала по корзинке
девочка. А вот приоткрыла, заглянула. "Как ты там, Котя?" И Муся в ответ
потянулась, протиснулась с силой наружу. Ещё смотрела в глаза девочке,
ткнулась носом, отпрыгнула. Ещё оглянулась и после, уже не слушая,
побежала прочь на встречу тайному влечению. "Пора... Кис-кис, милая...
Слушай бабушку..."

            Казалось Мусе, что уже вот-вот, и  она доберется куда тянуло. 
И погода, кажется, помогала. Осень пришла, но ночи всё еще были
теплыми, да и сказалась жизнь кочевая...
            Бежала Муся, мурлыкала о своём.  Забылась. Не заметила. Меж
тем остановилась и - "Мао-ма!" И слева и справа, и прямо, и почти рядом
спали вповалку собаки. Это не те собаки, что собачились в подъезде. Это
- собаки-собаки. "Загрызаки..."
            Муся подпрыгнула и выгнулась дугой, когда к ней подлетел вожак.
Резанула его в нос больно Муся, а он опешил и страшно скалясь стал
надвигаться. Прочая собачня, обступали, заходили сзади, так что
выходило Мусе прощаться с дорогим... Так рычат, так напирают - кругом
голова. А запах! ... "Ну что же..."
             В тот момент, когда Муся увидела себя в корзинке, взъерошенная,
шипящая, откуда-то с верху свалился ей на голову кот рыжий, большой.
Свалился и пристроился рядом, примериваясь кого хватить лапой.
             "Хорошая погода."- сказал Мусе кот. "Моё почтение. Извините,
что суюсь, однако не желаете-ли обернуться и проследовать к стене.
Там, позади Вас, за этими серьёзными, но юными персонами, имеется
прекрасный лаз, который, да простите вы меня, желаю предложить..."
             Стая собак "ничейных" удивленно замолкла, когда "дичь"
буквально из под носа ускользнула.  Из пасти удрали!

             "Мой дорогой прекрасный незнакомец! Моё Вам тихое мур!"
             "Не нужно слов. Почёл за честь..." И они осмотрелись. Прониклись.
Разделили скудный ужин. И после стесняясь разделили одну трубу.  Поглядывали
друг на друга почтительно. А отопление уже ночами подавали.
             Конечно им обоим досталось, но Муся, чувствуя тревогу, всё же
поспешила расстаться, и отправилась в путь.  И всё шло ей в помощь:
и ветер, и следы, и новости, и "всяческое вдруг".

             Трудно поверить в очевидное, когда ожидаешь привычное. Знакомое
мелькнёт, привычное обманет. Тут, там, всё чаще. Тем невероятнее, чем
очевиднее... Сердце опасается ошибки...

             На пустыре, на возвышении, на люке, в паре отопления, лежал
видимый из далека пепельно-серый кот. И приближаясь, и отступая Муся наконец
решилась и признала. "Тима, Тимоша, я здесь!... Что ты?!" Звала, и терлась
головой, и лизала его морду. И боялась, так боялась потеряться, потерять. А Тима
приоткрыл глаза, вздохнул так, как случается вздохнуть от радости, как вздыхает
новорожденный котенок... "Мур-мяу..." - отозвался желтоглазый Тимофей. Жмурясь,
прижал к себе Мусю лапой... И глаза ослабев блеснули...

             Много-ли , мало-ли, а всё теперь на двоих. И нечто манящее впереди,
и теплое, вечное рядом...