Год 2012

«Я повторяю в сотый раз: если начнется дереализация или деперсонализация, то это можно будет назвать началом конца. Ты  и так уже на грани, а переступив черту венуться будет практически невозможно» - говорила Марго при каждой встречи на сеансе трансовой терапии. 
Клементина уверяла что все хорошо, что ей лишь нужно переступить через себя и научиться жить счастливо, при этом осознавая что ИСТОРИЯ – это не более чем эпизод жизни и тягостные воспроминая не должны поработить ее разум и душу лишая возможности просто жить. Хотя, в глубине души она и боялась что эта «точка невозврата» может стать одной из версий финала, ее вечно парящий разум все еще лелеял огонек надежды что все происходящее – лишь дурной сон, и однажды она сможет очнуться, вся в холодном поте и слезах, истерически воя вскочит с постели в порыве найти телефон, и увидит дату:
                                                           14.01.12.

Стон то ли облегчения то ли непонимания вылетит из самой души, она осядет на пол, без сил, без чувств, абсолютно потерянная, опустошенная, но ПРЕЖНЯЯ.

ЧТо с тобой?! Ты в порядке? Тебе приснился кошмар? – спросит Он.



1 ноября 2014-11-03

еще до того как она окончательно проснулась, первым чувством была дикая боль от вновь сведенной кисти левой руки. Первой мыслью – осознание что она не в том месте где хотела бы быть, а вокруг много чужих для нее людей. Она села в постели и начала часто моргать, как будто стараясь проскролить картинку до нужного ей слайда. Безуспешно. Лишь поначалу нечеткие силуэты превратились в привычную картину. Громкие голоса и музыка сливались в неразборчивый шум, почти как тот когда TV сигнал слишком слаб и экран дребезжит серыми волнами и истошным шорохом – писком. Медленно пришло осознание происходящего: это была комната Митчела, на Планпале, Женева. Все окружающее помогло воссоздать картину предыдущей ночи, подобной почти каждой, что Клементина провела в этом здании за последние полтора месяца. Дым сигарет и травы тяжелым облаком обволакивал помещение, и даже огромные окна, открытые настежь, не могли его развеять. Он путешествовал по стенам, на которых красовались плакаты Боба Марли, Сида из Sex Pistols, Джимми Хендрикса и Pink Floyd, опускался на огромную музыкальную систему, прыгал на вибрирующих от громких басов сабвуферов, а после падал на журнальный стол, точнее на громоздящиеся на нем пустые бутылки, бонг, полные окурков пепельницы и тарелку со свернутой купюрой.  Виктор, который предыдущей ночью заснул обнимая ее, безучастно сидел за компьютером, в ее черной мантии и капюшоне, что так надежно прятал ее и его от окружающего мира.

Она вновь проснулась последней. Так случалось почти всегда. Многие думали что это всего лишь лень. Для нее же сон был побегом от мира и прежде всего от самой себя, хоть и не на так долго как она этого хотела бы. У нее было дикое желание снова провалиться в эту мягкую и теплую бездну и отправится в длинное и умиротворяющее путешествие что ведомо лишь ее истерзанной душе. Это желание было так сильно, что около 12 часов назад она растворилась в нем, несмотря на то что лишь за 15 минут до этого снова закинулась таблеткой, запив это коктейлем из MDMA и, чтобы несколько разогнать смертельно уставший мозг,  значительно уменьшила количество белой пудры на тарелке. Клементина даже подумывала присоединиться к «команде» и отправиться в их, на тот момент любимый underground club, чтобы раствориться в танце, который был чем то вроде наркотической медитации, пропуская через тело ритмичные волны deep house, полностью отдаваясь мгновениям, не думая ни о чем. Но предыдущие 4 ночи без сна, 5 экзаменов, на которых урывками она проваливалась в забытье, желудок, что из за количества выпитого и принятого приглушенно молил о здравомыслии, и чувство неопределенности, но осознанности что она не сможет и часа провести на танцполе заставили ее принять решение остаться. Она тихо молила вселенную о том чтобы Виктор принял такое же решение, после тогда как на секунду, после очередной, только что вставившей, экстази он, оглядываясь полуприкрытыми глазами по сторонам, поинтересовался когда же все они наконец отправятся в Motel Campo. 

В тот момент она почувствовала себя слабой, но осознав что с его стороны это было лишь секундной и ложной верой в оставшиеся силы успокоилась, и твердо решила что у нее есть шанс на разговор по душам, которого ей так не хватало уже очень долгое время. 10 минутами позже, когда все ушли, а Клементина, провожая взглядом темную фигуру около монитора, переместилась на постель, она не смогла и почти не пыталась бороться с желанием просто закрыть глаза на мгновение, восстановить силы так же как она это делала все предыдущие дни и ночи.

В тот момент, когда она в тысячный, если не миллионный , раз задавалась вопросом как же так вышло ее мысли прервали:

- Кей, как тебе идея закинуться и сходить посмотреть если что интересное происходит на стадионе? Сегодня играют наши университеты.

В это мгновение  ее захлестнуло дикое желание убежать, остаться наедине с собой, Она молча встала и покинула комнату.





21 июня 2013

Очередная волна безнадежности и бессмысленности каких либо попыток расправить крылья вновь захлестнула ее. В периоды этой слабости, что время от времени случались, и когда она не могла побороть в себе нарастающей уверенности в ее ненормальности, она ломалась и вновь предпринимала решение увидеть врачей. Но в этот раз она согласилась на встречу лишь потому что ей нужна была поддержка от того, кто знал ИСТОРИЮ, и кто мог бы дать грамотный совет, основываясь на том что знает, на жизненном и профессиональном  опыте. Это все что ей было нужно: выплеснуть вновь накопившийся груз на душе, просветлить ситуации, развеять сомнения… просто дать сил не сдаваться, не рухнуть вновь в столь хорошо ей известную темную бездну, что не была видима другим, но пожирала ее душу и ее тело уже без малого полтора года, что казались вечностью.

Она ждала этой встречи как очередного спасательного круга, который смог бы, хоть и не надолго, но все же выдернуть ее из болота, которая Клементина когда то сама же и создала. По дороге в больницу она была молчалива, родной мегаполис уже начинал давить на нее, Отец тоже был не особо разговорчив. Каждый раз, когда они ехали по уже хорошо знакомому пути в машине было тихо. Каждый думал о своем, и одновременно столь общем. У каждого была своя боль, но о ней почти никогда не говорили. Уж слишком это было личное для нее, и отец это понимал. Порой Клементина хотела поделиться, но это был скорее душевный порыв, и разум побеждал, понимая какой удар она нанесла бы родным, если бы рассказала все то что случилось и все то что происходило после в ее жизни.

На пороге в так хорошо знакомый кабинет ее ждал сюрприз. Марго встретила ее и, попросив подождать, закрыла дверь. “Но ведь так не договаривались” – промелькнуло в голове. Ожидание далось нелегко. Клементина знала что теперь встреча пройдет абсолютно иначе, но как именно она не имела представления. Ощущение неопределенности, которого она так боялась и старалась избегать, все отчетливее затуманивало разум, а поток мыслей проносился с огромной скоростью в голове. Она старалась предугадать что же произойдет. Но из всех прокрученных вариантов событий произошел менее всего ожидаемый. 

Все что происходило дальше больше напоминало состязание двух гигантов, которые решили потягаться, отрабатывая и кичась знаниями и авторитетом за счет безоружного и беззащитного, просящего о помощи существа. Встреча, которая обещала облегчить мучения, лишь принесла новые. Она почти не знала как отбиваться, но вместо того чтобы открыться, лишь сильнее закрывалась, старалась выдержать напор и не поддаться на тот мозговой штурм что ей устроили. Вердикт был малоутешающим. Новый диагноз, подозрения о ее практической безнадежности, произнесенные несколько раз, новые рецепты на новые лекарства, в силу которых так верила современная психиатрия, и которые уже так осточерствели Клементине. Ее единственной, и как ей казалось, услышанной мольбой, осталась просьба не комментировать встречу родителям. Клятва анонимности, и не умирающей веры в людей были достаточной причиной для Клементины довериться и в этот раз. Как оказалось, и это было напрасно. Позднее, уже дома она услышала разговор, точнее обрывки фраз, которые заставили ее убедиться в том что даже Андрею Аркадиевичу верить нельзя. Родители, с грустью в голосе обсуждали новый приговор. Биполярное расстройство, подтверждение хронической депрессии, настоятельные рекомендации врачей внимательно следить за состоянием дочери и контролировать прием препаратов, которые, как уже знала Клементина, будут храниться в сейфе и выдаваться дозами точно по расписанию. Она вновь почувствовала себя в ловушке.

Это было очередным, очень болезненным разочарованием. Она потеряла какую-либо веру в еще одного человека, и потеряла тогда, когда так отчаянно в ней нуждалось.


Это лето обещало быть очень долгим, полным неопределенности и тяжелого ожидания. В августе во многом смысле должна была решиться ее судьба, дата 15 августа была красным днем календаря, днем Х,  днем когда придут результаты экзаменов. Клементина очень часто задумывалась о том, почему нельзя повернуть время вспять, почему нельзя поменять те и иные события и решения. Последние полтора года учеба, как впрочем и все остальное, давалась ей с большим трудом. И теперь, когда уже было невозможно что либо изменить, но оставалось лишь ждать, страх абсолютной неизвестности был постоянным спутником. Она знала как его заглушить, но не знала как избавиться. К этому, очень глупому, но действенному на более менее длительное время,  молодая девушка прибегала все чаще. Почему то ей казалось это единственным выходом, а может потому, что попробовав и убедившесь в его действенности, она не видела альтернатив. А может и потому, что мысль о саморазрушении казалась ей выходом, хоть и страшным, но выходом. Ведь другого она никак не могла найти, не могла поверить настолько сильно в его существование, чтобы обратиться к нему. Все, что она перепробовала оказывалось либо ложным, либо короткодействующим, сглаживающим боль ненадолго, и делающим ее возвращение вдвойне болезненным.