Ранним утром Лерснер спешит в аэропорт, а в то же время ее друзья отправляются к западной границе исследовать пещеры. Больше всего девушка хотела бы присоединиться к ним. Она обожает спелеологию и все, что как-либо с ней связано. Когда ей было лет шестнадцать – семнадцать, она обнаружила со своими друзьями в Жигулевских горах пещеру с необычной наскальной живописью. В связи с этой находкой их группу даже показали по федеральному телевидению, но всего раз и большой сенсации это не вызвало. С тех пор, гордо именуя себя сталкером, она исследует заброшенные здания, пещеры, и не представляет своей жизни без этой страсти. Вернее, она не представляла своей жизни без этой страсти до вчерашнего сна.

С момента взлета ее душе царит невероятное спокойствие. Она даже тихонько посмеивается над соседом, боящимся лететь. Над облаками сияет утреннее солнце, а в плеере играет ее любимая музыка. Полет проходит идеально. Когда самолет начинает заходить на посадку в Домодедово, Венера вспоминает, что не сделала кое-что важное - не предупредила никого о своем приезде - следовательно, теперь ее никто не встретит. Перспектива добираться с вещами через всю Москву к вокзалу ее совершенно не радует. Можно взять такси, но после покупки билетов и оценки предстоящих трат, связанных с незапланированной поездкой, Лерснер понимает, что ей стоит поэкономить денежные средства, иначе она будет на мели уже к концу текущей недели.

Самолет приземляется в начале третьего по Москве. Теперь, наравне с беспокойством, девушка ощущает и полную уверенность в том, что без труда доберется до места своего назначения. Однако, пройдя таможню и получив багаж, она всерьез озадачилась, как поступить, чтобы добраться до города, где живет ее родственница. Можно позвонить тете или кому-нибудь из друзей, и возможно кто-нибудь из них смог бы оплатить такси. Или можно все-таки добраться до вокзала, или взять такси, раскошелиться, а потом, в случае нужды, занять у кого-нибудь. Прикинув свои возможности, она отбрасывает идею с междугородней поездкой на такси. Что и говорить, даже на вокзал имеет смысл поехать на автобусе. Да, домой она приедет уже поздно вечером, не чувствуя ни рук, ни ног от усталости.

- Венера! - внезапно, как будто кто-то ее окликает, но она не реагирует, ведь мало ли, что причудится. - Лерснер! Вера!!! - слышится уже отчетливее. – Вот глухомань!

Девушка поворачивается и видит молодого человека, который, уловив ее внимание, машет ей рукой. Среднего роста, аккуратный шатен, одет по моде - это Роман Левитский, тот самый Роман, с которым Венера еще вчера говорила по телефону.

- Какого черта ты здесь делаешь, ты же был в Туле? - вместо приветствия произносит Лерснер.

- Я тоже рад тебя видеть! - без малейшей обиды в голосе усмехается Рома.

- Прости, - улыбается она. - Но как?! Опять прочитал в газете?

- Да, в разделе «Что делать, если вашу подругу зовут Венера Лерснер». Увлекательный раздел. Я правильно понял, что тебя надо было встретить?

- Все правильно, но как?! Я понимаю, интуиция или во сне приснилось, но как ты узнал, где и когда?

- «Когда» - приснилось. А с «где» возникли проблемы: я колебался между Домодедово и Шереметьево - пришлось кидать монетку.

- Шутишь?

- Разумеется. Ну, пойдем?

- Да. Как ты всё это чувствуешь?! Это же вообще... странно, - эмоции мешают ей подобрать нужные слова.

- У меня тяжелая карма, - шутя, отвечает Левитский. - Я не чувствую всего. Вчера в сознании внезапно вспыхнуло твое имя и появилось чувство беды, а после нашего разговора я как будто увидел, что встречаю тебя здесь, причем я точно знал в этом видении, что это Домодедово, видел все детали, поэтому не мог ошибиться. Такое со мной бывает.

- Но ты бы мог меня и не встречать?

- И мучиться чувством вины? Нет уж, я ненавижу чувствовать себя в чем-то виноватым!

Венера молча кивает, улыбается и следует за своим другом. Роман подводит ее к новенькому темно-синему седану. Лерснер, как сторонница пешего туризма, с предубеждением относится к чемоданам, поэтому во всех поездках ее, как верный спутник, сопровождает большой туристический рюкзак. Положив его в багажник, девушка занимает место на переднем сидении. Машина быстро покидает территорию аэропорта.

- Ром, что это за «Седьмая Атлантида»? - спрашивает она после долгого молчания. - Саня прислал мне ссылку на их сайт, но мне как-то не хочется по ней проходить.

- И не ходи. Там нет ничего интересного. А вот интересно то, что мы никак не можем понять, что это за организация, и кто за ней стоит. По слухам, достоверность которых ты сама знаешь на каком уровне, они зачем-то на нас охотятся, и даже вроде бы кого-то довели до самоубийства.

- Ого!

- До случая с тобой я не верил в это. А сейчас самому не по себе. Тебя куда отвезти: к тетке или ко мне в Тулу?

- К тетке, конечно.

- Я бы тебе посоветовал пожить у меня. Вернее, не у меня, а в Туле. Один приятель сейчас уехал, ты могла бы пожить у него на квартире.

- Не хочу. У меня все еще есть свой дом.

- Ну, как хочешь. Но если что...

- Брошу все и рвану к тебе в Тулу.

Левитский одобрительно кивает, не глядя на собеседницу.

Дорога - привычная и однообразная, не вызывающая никаких эмоций, кроме тоски. По обе стороны от асфальтного полотна лежит грязный весенний снег. Кое-где над равнинами кружат ястребы, высматривая мышей. Друзья брезгуют питаться в придорожных забегаловках, поэтому обоих мучает чувство голода.

Родной город встречает их промозглым ветром и низкими серыми тучами, роняющими на землю редкие капли дождя.

- Не поеду в Тулу, - сообщает Роман после тягостного молчания. - Устал и жрать хочу. Поеду завтра - все равно день пропал. Сейчас тебя отвезу - и домой!

- Сколько тебе еще работать в твоей Туле?

- До июня, потом вернусь сюда.

- Давай, я оплачу тебе бензин? - предлагает Лерснер, вспомнив, что неплохо бы и отблагодарить его за его беспокойство.

- Прекрати!

Тем временем, они добираются до места своего назначения - четырнадцатиэтажного дома, где живет тетка Венеры. Роман останавливает машину у подъезда.

- Так, всё! Пока! Если что - звони и приезжай, - произносит он и открывает багажник.

- Ладно. Пока.

После до странности прохладного прощания Венера забирает свои вещи и, не оборачиваясь, входит в подъезд. Долгий, безумный день подходит к концу. После безрезультатной попытки вызвать лифт, Лерснер поднимается на шестой этаж по лестнице и звонит в знакомую дверь теткиной квартиры.

- GuttenTag, Mari’^[1].У вас опять лифт не работает? – задыхаясь, обращается она к эффектной брюнетке, открывшей дверь.

- Wie immer, – очень надменно отвечает дама, одновременно жестом приглашая племянницу войти. – Hast du Deutsch schon vergessen?^[2]

Тетя Венеры очень непростой человек: жеманная, высокомерная, своенравная. В свои сорок шесть она выглядит великолепно. Дело даже не в ежедневных посещениях салона красоты, которым она владеет вместе с Венерой, не в безупречной фигуре, поддерживаемой строжайшей диетой, а в ее самоощущении или, вернее даже, в выбранном ею образе. Еще в молодости Марина Генриховна пыталась подчеркнуть свою аристократическую внешность соответствующими, на ее взгляд, манерами. После распада Союза, ее чопорность перешла все разумные пределы, так например, от всех родственников она требовала говорить с ней только по-немецки или, по крайней мере, не смешивать русские и немецкие фразы в «лингвистическую кашу», как она выражается. При этом, она категорически отказывается переезжать в Германию, по их примеру. Именно с подачи этой женщины ее племянницу назвали редким именем Венера, именно она, к сожалению или к счастью, активно принимала участие в ее воспитании. Своих детей у Марины Генриховны нет, поэтому к Венере она всегда относилась как к родной дочери. Решив открыть собственный салон красоты, не задумываясь, сделала ее совладелицей.

- У меня рюкзак килограмм, как минимум, десять весит, какой уж тут Deutsch? – возмущается, девушка, но все-таки переходит на немецкий, и первым делом спрашивает: – Что там с салоном?

- Все в порядке. Но я рада тебя видеть, – все так же надменно, отвечает Марина Генриховна. - Что ты там такое страшное написала Елене, я ее вчера весь день валерьянкой отпаивала?

- Она меня зачем-то вызвала из-за какой-то рядовой проверки, - признается девушка.

- Странно. Мне она ничего не говорила, может, что-то серьезное с бумагами? Ко мне они обращаются только, когда потеряют ножницы или сожгут фен.

- Да, нехорошо получается. – Венера не может понять обижается ли тетя на то, что подчиненные не обращаются к ней с серьезными проблемами, или ей все равно.

- Нет-нет, дорогая, документация – это твоя обязанность, я не против быть завхозом, – вопреки своим собственным правилам, слово «завхоз» Марина Генриховна произносит по-русски. – Как ты добралась? – наконец интересуется она.

- Нормально.

- Голодная?

- Да.

- Очень?

- Да.

Марина Генриховна всерьез задумывается: нормальная еда в ее доме бывает редко, а диетических продуктов, как правило, хватает только на одну порцию.

- Есть, как всегда нечего? – догадывается Венера.

- Есть салат из капусты, двести грамм, но в нем, кроме капусты и лимонного сока, ничего нет. Может, лучше съездим в ресторан, а потом заедем в супермаркет?

- Я не против.

- Тогда переоденься, причешись, ибо так приличные люди в публичных местах появляться не должны!

С тяжелым вздохом, девушка идет переодеваться. Она не привезла с собой ничего из «правильной», по мнению тети, одежды, но таковая в избытке хранится здесь, в шкафу. Марина Генриховна сама подбирает ее племяннице, руководствуясь тенденциями моды, в которых вполне может считаться знатоком.

Не проходит и пяти минут, как Венера переодевается в строгую блузку в голубую полоску, вроде мужской рубашки, и серый строгий, но торжественный брючный костюм с коротким приталенным жакетом.

- Офисный планктон. Отвратительно! – резюмирует тетя по-русски с легким акцентом.

- Я знаю, - отвечает Венера по-немецки, – но на улице очень холодно, и в ресторане тоже может быть прохладно, а вся остальная одежда слишком легкая.

- Ладно, это все же лучше, чем старые джинсы. Теперь прическа. Садись на стул.

Девушка молча повинуется, а Марина Генриховна принимается укладывать ее волосы сзади в аккуратный и очень сложный пучок. 

- Хорошо, что приехала, но ты же могла позвонить, и я бы все уладила, – рассуждает женщина, закрепляя очередную прядь Венериных волос шпилькой.

- Дело не только в салоне, - отвечает ее племянница, стараясь не шевелить головой, - меня Саша просил приехать…

- Это хорошо, но у него ужасная фамилия.

- Паршин? – удивляется девушка, не видя в этой фамилии ничего ужасного. – Фамилия «Лерснер» ничуть не лучше.

- Ты не права, «Паршин» - это же от слова «парша»!

«О, боже, началось! Новый бзик!», - думает Венера, но сдерживается от того, чтобы сказать это вслух.

- Если вы поженитесь, не бери его фамилию, или пусть лучше он возьмет твою, – продолжает тетя.

- Поженимся?! – возмущается девушка. – Не надо этого!

- Смотри, а то будешь жить, так как я. Будешь старой и никому не нужной! Готово!

- Мари, ты совсем не старая! – возражает Венера, вставая со стула. – Ты очень красивая женщина, и тобой все восхищаются!

- Я знаю, - улыбается Марина Генриховна, – просто напрашиваюсь на комплимент. Пошли!

Женщины накидывают дорогие пальто и выходят.

Они едут на личном автомобиле Марины Генриховны. Перекусив в ресторане, дамы отправляются в супермаркет за продуктами, которые обе считают здоровыми. Покупки они складывают в багажник, и мчатся по вечернему апрельскому городу домой.

Перед сном Венера снова звонит Саше и договаривается на завтра о встрече. Еще совсем не поздно, но девушка очень утомлена и, оказавшись в комнате, которую Марина Генриховна выделила для нее, когда Венера была еще ребенком, она сразу засыпает, как только ее голова касается подушки.

---