...Джигитов не любил долго и длинно говорить...

- Ну, что козёл, допрыгался! Рано вы - «дермократы», свободу почувствовали. Компартия вечна! И власть никогда никому не отдаст. Вновь все лагеря Гулага переполним. Если не хватит мест, построим ещё. Особо упрямых и активных врагов народа развешаем по фонарным столбам. Советский Союз не дадим разрушить! –

На этой пафосной фразе новоявленный «князёк» поперхнулся. То ли от избытка чувств, то ли от слишком глубокой затяжки папиросой. Прокашлявшись, он продолжил:

- Если бы не одно обстоятельство, то тащить тебя сюда, особой надобности не было. Убрав Горбачёва и Ельцина, страна вернулась на старый путь. Тебе и твоим сподвижникам с нами не по пути. Теперь вы все, рано или поздно сгинете. Но к тебе, Пучин у меня особый счёт! Мне не нужны лишние свидетели. Да, в Комарово ты удержал меня от гибельного шага, но лучше никому не знать об этом. Никто не должен ведать о слабых сторонах моего прошлого. Прощай навсегда!-

Я не люблю быть в долгу! -

С этими словами Джигитов, встав с топчана, подошёл к дверному проёму и кликнул кого-то. В тот же миг по бетонным ступенькам лестницы загрохотали недобрые шаги. Всё таже охранная троица ворвалась в помещение и налетела на остолбеневшего Андрея Пучина. Начальник команды профессиональным боксёрским ударом кулака сшиб заключённого на пол. Два помощника палача, подхватив рухнувшее тело за руки и за ноги, поволокли его к пышущему пламенем котлу. Моментально пришедший в себя, Андрей Геннадьевич ужом забился в руках своих мучителей. Дикие вопли вырвались из его глотки. Ускоренной перемоткой в обратном порядке перед глазами смертника замелькали кадры всей его жизни.

Расторопным движением главный палач распахнул дверцу топки и, вцепившись в ноги Пучина, стал помогать своим напарникам, загружать извивающееся тело в жаркое чрево котельного очага. Жадные языки пламени принялись облизывать голову и плечи своей жертвы. Ужасные крики перешли в сплошной истошный вой. Руки и ноги полуживого человека забились в конвульсиях. Не обращая внимания на адскую боль, Андрей Геннадьевич из последних сил цеплялся за красную от жары топочную дверцу. Запахло палёным...