Устав от вездесущих подлецов, мытарящих чужие ожиданья, я на-деваю маску на лицо и ухожу к наитью на свиданье. Неузнанный запуганной толпой, свободен для любых желаний видеть… и, слава Богу, сердцем не слепой, не за-хожусь истерикой в обиде.

          Копаюсь иногда в себе самом, особенно в период межсезоний, при этом вовсе не кичусь умом — есть в человеке качества достойней. Друзей ценю, когда они друзья, а не желающие зваться ими. Совсем не рвусь к имущим власть в зятьяи уважаю данное мне имя.

         Когда бываю в обществе стихов,

я чувствую себя желанным гостем. Среди гостинцев, милых пустяков, я приношу с собою мыс-лей грозди. И мы подолгу вдохно-венье пьем с приправами из терпких междустрочий. И я могу сказать им обо всем, что прячу в закуточках дня и ночи.

          В оболганности жизни не ищу правдивых откровений на потребу… Приплачивать обману-палачуза без-болезненность — плеваться в небо. По-разному хожу, живу, дышу. Ищу вопросы к правильнымответам. И доверяю мысль карандашу, а душу доверяю силам света. 

          На чистый белый непорочныйлист узоры фраз ложатся, какприманки. И опасения мне неуказ: коль захочу, возьму узор сизнанки. Колдуют чувства над потоком слов, сбивая спесь с упрямых сочетаний. А если будет от злодейства прок — его притянет опыт на аркане.

          За мыслью увлекаю строк игру. Без сожаления излишки режу. Блажа у воплощенья на пиру, в промысливанье иногда небрежен. Загадки пробираются тишком в излитые потоки откровений. И поит душу тайны молоком расщедрившийся вдруг наитий гений.

          Небрежностью царапая строку, потом читаю, удивляясь слову... По-хоже разобраться не могу, когда и с кем был смысл согласован… Бессонницей плачу за этот шанс при-тронуться к искусству лицедейства. Порой уводят душу в декаданс наитий гений и мое злодейство.