Мышкой серенькой и неприметною,
для жестоких подруг - деревенщина,
ты пришла в эту жизнь многоцветную,
некрасивая скромная женщина,
чтобы выжить во тьме равнодушия,
заблудиться в тоске одиночества,
«комплименты» жестокие слушая,
и не веря в любовь и пророчества.
Ты молитвами не позабытыми
с богом шепчешься перед иконами,
и подушку, слезами набитую.
нагружаешь мечтами бессонными.
Как-то друг мой, красавец ухоженный,
женщин ярких страстями обвешанный,
супермен, как самцу и положено,
что в дебатах с моралью замешанный,
в разношёрстной толпе захлопотанной
заприметил тебя, неформатную.
И мужицкий инстинкт отработанный
вдруг накрыло волной непонятною.
Так накрыло, что не по традиции,
исподволь и как-будто нечаянно
вдруг задёргался нерв интуиции
и либидо завыло отчаянно.
И пока в аномальном волнении
разбирались рефлексы с природою
ты исчезла, оставив сомнения
у амбиций, отточенных модою.
Коли богу позволено многое,
он устроил вам пересечение,
не свиданье в кафешке убогое,
а в судьбе, что имела значение.
Нет в природе чего-то напрасного,
не бывает она однозначною,
если даже павлина прекрасного
награждает подругой невзрачною.
И слушки с расторопностью «милою»
поползли ядовито по городу,
что владеешь ты дьявольской силою
и что бога поймала за бороду.
Стал я другом семейным по случаю
и тебя разглядел повнимательней.
Димка выкопал самую лучшую,
просто женщины нет обаятельней.
За невзрачностью внешне обманчивой,
неприглядной портретной натурою
оберег притаился заманчивый
с нестандартной  прекрасной фигурою.
Видел я, как сексоиды пляжные
даже тенью твоею заводятся.
Настроенье у Димки неважное,
даже в морду заехать приходится.
Он, случалось, по бабам похаживал,
а потом приносил покаяние,
за тобою красиво ухаживал
и надеялся на понимание...
Жизнь бывает такой беспорядочной,
нарушаемой встречей случайною.
Я лелеял твой образ загадочный,
что манил потерявшейся тайною.
А с годами, что вечно торопятся,
расставляя по полкам события,
философские камушки копятся
и души беспокоят открытия.
Пусть красавица , некогда модная,
сохранить реноме не пытается
когда поздняя осень холодная
над весенней красой издевается,
нивелирует прелести прежние,
обнажает пороки дремучие.
Лишь не трогает самое нежное,
беспринципностью бога не мучая.
Есть  загадка в красе увядания,
в неприметной полоске нескошенной
и в «дурнушке»,сошедшей с предания,
и в любви, серебром запорошенной.