Он памфлетист такого рода,

Что слогом удивит немногих.

Подбросьте сплетню, небылицу.

С ней будет, как дитя резвиться.

Обсмаковавши рой из слухов,

Решает Клоун, с видом Данте,

Избрать орудием разящим,

Сатирой ранящие, басни:

«Весь белый свет в свидетели зову!

Разоблачений избежать не смогут

Писатели – собратья по перу.

Язвимые моим смертельным жалом,

Стыдобы чашу горькую испьют». –

Взвывает клоун, с лютостью шакала.

Парнас застыл. Все с напряженьем ждут

Кого избрал он жертвой на закланье?

От страха с лиц бежит кровавый пот.

Не шевелит усами Сыкуненко.

Предчувствие его не подвело –

Пал первым под ударом красноречья.

Тому виной злосчастное письмо,

Зачитанное вслух всего народа.

В тревожной и истошной тишине.

Срывает Клоун штемпель от конверта!

ВИЛЬЯМУ ШЕКСПИРУ ОТ АВРЕЛИЯ СЫКУНЕНКО.

«Мой дорогой Шекспир, ты даровит, не скрою.

Пусть гений твой не в силах перенять,

Усидчиво спрягая строки рифмой,

Размер творений знаю наизусть.

Напыщен ты, Шекспир, и славой избалован.

Куря химерам мракобесья фимиам,

Отеллы, Макбеты, Ромео да Джульетта

В вертеп мистический толкают с головой.

Уж слишком, брат мой, отдалился от народа.

Прими наказ:

 «Против рожна не при»!

Мы, Вильяминушка, скорбим с женой немало.

Не отрицая просвещенья свет,

Спрошу, не злобствуя:

- Где строгость прежних нравов?

- Где благочинность? –

В принце датском нет!

Бедняга Гамлет не в ладах с рассудком

(могильный череп ближе Розенкранца).

Перепиши финал – не ерепенься, друг:

Пусть не блажит, а женится немедля

На той девице, что зовут Офелья.

По-праву оценить твой удалецкий дар

Читатель не замедлит, мне поверь!

Пиши ядрёней, цепче, забубённей.

Усы даю – ты Сыкуненке ровня»!