|
|
|
Бомжонышь
Папа, милый папа, нет, тебя добрей. Без тебя нет мамы. И все бьют детей. Умер мой папа. Нету его. Вот так просто взял и не пришел домой. Мама плакала и ничего не говорила, а через три дня к нам в дом привезли ящик, а в нем человек. Я не верил, не хотел верить, что это папа. Да и не похож он был на папу, этот человек в ящике. С утра до обеда ящик простоял в комнате. Потом пришли люди. Разные. И с папиной работы, и чужие. Многие плакали. Принесли цветы и венки. Потом все собрались и уехали. Ящик тоже с собой забрали. Больше я папу и не видел. Но в ящике точно был не он. Там лежал какой-то урод, а люди говорили что это после аварии. У нас то и машины не было, какая еще авария. Весь ужас утраты до меня дошел вечером. Когда мама пришла домой во всем черном. Вся в слезах. От нее сильно пахло водкой, а рядом был чужой дядька. Они сразу прошли в комнату и закрыли двери. Мама даже не вспомнила, что я сегодня не кушал. Я подергал дверь, она не открылась, тогда прошел на кухню, сел на уголок. Голову положил на стол и тут на меня как накатило. Я сидел и плакал. Потом уснул, проснулся и снова рыдал. Мама в комнате стонала и плакала. Я слышал. И так мне было нас жалко. Вот в это время до меня и дошло, что папа больше не придет. Нет его и все. Ни кто не купит конфет и игрушки. Ни кто не поцелует меня на ночь, укладывая в кровать. Осознав все это, я еще больше разрыдался. Да так что упал на пол. Сколько прошло так времени я не знаю. Я тут многое не помню. Все было как в забытьи. Мама. Дядька. Кровать. Доктор. Уколы. Матрац и я на нем, на полу. Мучающий маму дядька, а у меня нет сил, ей помочь. Опять доктор. Больница.
В больницу мама ко мне не приходила. Наверное, работала. Я долго лежал. Тут разные дети. И маленькие, не умеющие говорить. А есть и большие, почти взрослые. Был даже урод, у которого только половина головы. Я когда его увидел, очень испугался. Спереди вроде нормально, только слюни текут, а вот сбоку или сзади, так у него затылка нет. Как ножом срезали, и волосы не растут. Мне приходилось под одеяло прятаться, когда он в палату с доктором заходил. Позже, когда я доктору рассказал про то, чего боюсь, этот урод перестал к нам заходить. Еще у нас в палате лежала девочка, которая все время матюкалась. Ну, так, всегда и всем говорила гадости и матюки. Я тоже несколько у нее выучил. Она мне даже объяснила, что это значит и когда надо говорить. Был мальчик, который знал много стихов. Но это скучно. А вот когда он стал рассказывать садистские куплеты, то мы тоже стали учить и рассказывать, а потом еще вставлять чье-то имя. Так весело получалось. Я даже стал смеяться. Тут меня и выписали. Меня забрала бабушка соседка.
Дома все было плохо. У нас так грязно раньше никогда не было. Не мытые тарелки. Кушать нечего. Дверь поломана и не закрывается. Соседка меня накормила, а мама домой, вечером не пришла. Утром я сам собрался и пошел в школу. Оказалось, что я два месяца лежал в больнице и теперь если не подтянусь и не догоню остальных, то меня оставят на второй год. Мне пришлось поднапрячься, но даже к моему удивлению, все давалось мне легко. И год я закончил всего с двумя тройками. При всем том, что в школе меня хвалили, дома было все плохо. Мама редко приходила домой, а если и была, то обязательно с кем – то и они много пили на кухне. Когда же напьются, то тут уж лучше смыться. Или стукнут по голове или вообще отлупят. Я в такие дни прятался у соседей, деда Вали и бабы Вали. Дедушку звали вообще-то Валентин, но он никогда не обижался, если я их с бабушкой одинаково называл. Положит, бывало, свою руку мне на голову, задумается и сидит, куда-то в стену смотрит. Слезы текут. А я ем быстренько. Хоть рука у него и тяжелая, но я не убираю. Она теплая и ласковая, как была раньше у папы. Бабушка Валя, она другая. Она так не ласкает, а подойдет тихонько, встанет рядом, запустит руку себе под фартук и оттуда, из глубины юбок достанет то конфету, то яблоко. Даст мне и шепчет что-то, а сама крестится.
Летом, в самую жару, плохо стало деду Вале. За ним приехала белая машина с крестами. Дедушку положили на носилки. Сначала несли, а потом увезли. Больше меня ни кто не гладил и не ласкал. С бабушкой Валей то же все плохо. Я хоть и перебрался к ней жить, но она стала все забывать и плохо ходить. Почти не готовила кушать. И я перебивался, чем придется. То дома, после маминых посиделок оставалось поесть, а то у бабушки светлело в голове, и она со мной ходила в магазин. Я ходил по магазину и складывал в корзину то, что она говорила. Когда рассчитывалась на кассе, и оставались деньги, то мы брали еще печенье и пили дома с ним чай. Это так вкусно.
Вот и осень. Надо идти в школу, а у меня ни тетрадок, ни портфеля. С бабушкой долго искали в куче белья мою форму, но не нашли. На первое сентября я шел в черных брюках и сером свитере. Такой светлый день, но мне не весело. Мальчишки обозвали меня бомжонком, а девочка одна сказала, что от меня воняет. Я и сам знаю, что свитер почти сгнил. И бабушке об этом говорил, но другого мы не нашли.
Учительница посадила меня одного, на самую заднюю парту. Половину учебников мне вообще не дали, а те что выдали, были самые рваные.
- У тебя то и портфеля нет. Все в кульке носишь. Еще порвешь или потеряешь.
Вот дома меня ждал сюрприз. Баба Валя взяла из журналов картинки. Вложила вовнутрь чистых, вырванных из старых тетрадей листов и скрепила все степлером. У меня появились свои тетради, да еще такие, каких ни у кого в школе не было. Я так радовался. Сделал уроки. А в школе мои тетрадки порвали и раскидали по всему коридору. После этого учительница дала мне три тетрадки как у всех. А вскоре мне бабушка дала и портфель. Не новый, но очень хороший. В который я сложил все свои богатства. Учебники, тетрадки и ручки, а также три цветных карандаша. Ведь без этих карандашей у меня по рисованию была бы двойка. Портфель я домой не носил. Все уроки делал на продленке. Потом ставил свой портфель под стол учительнице и шел гулять во двор. А зимой, когда на улице холодно, заходил в спортзал и смотрел, как проходят тренировки. Сначала девочки из старших классов играли в волейбол. Это такая игра, где мяч надо перекинуть через сетку так, что его не поймают. Тогда будет гол. Как в футболе. Я выучил правила сам. После этого начиналась тренировка по драке. Называлась - самооборона. Но все равно там учили драться. Меня тоже брали к себе и заставляли на кого-то бежать с ножом. Нож был бумажный. А меня, когда я подбегал, переворачивали и роняли на пол. Было не больно, а даже весело. На полу ведь лежали мягкие матрасы. Которые называли – маты. И были они мягче, чем мой, у меня дома.
Конечно, мне в школе было лучше. Хоть и друзей у меня не осталось. Меня все обзывали и толкали. Но дома, среди пьяных дядек и тетек бывало еще хуже. Дома ведь не за что могли так стукнуть, что я потом ходил с синяками или вообще хромал. Если меня били ногой. Я сам, думаю, толкал бы такого грязного мальчика. Но помыться мне порой было негде. Бабушка соседка все чаще оказывалась в больнице или лежала без сил.
Один раз она вот так лежала, не могла подняться и открыть мне дверь, что бы я пошел в школу. Я ходил по комнате, звал людей в окно. Даже хотел выпрыгнуть, но было очень высоко. Испугался. Подошел к бабушке взял ее за руку, а она холодная как лед. Лежит и дрожит. Я стал ее укрывать разными ее халатами и своим одеялом. Я ведь теперь спал на кровати дедушки.
Потом бабушка открыла глаза и плакала, и попросила пить. Она лежала два дня. Я давал ей воды, а сам съел весь хлеб и кусочек масла. Больше в холодильнике ничего не было. Когда пришла тетя с почты и стала стучать в двери, то я ей прокричал что бабушке плохо. И пришли чужие люди и врачи. Дверь открыли и бабушку забрали, а меня послали домой.
У нас в квартире никого не было. Со стола собрал крошки и то, что оставалось в тарелках. Решил идти в школу. Хоть и было уже после обеда, но можно посидеть на продленке или в спортзале. На улице ведь еще холодно. Бегом добежал до школы. У меня хоть и есть куртка, но она не очень теплая. Наверное, что старая.
Я пришел, когда дети выходили из столовой. Раньше я никогда туда не заходил. Там надо платить деньги, а у меня их не было. Но сейчас, в поисках учительницы, я туда заглянул. Мне ведь надо найти и взять свой портфель.
Как там вкусно пахнет. За два дня я съел всего кусочек хлеба и масла.
В столовой было пусто. Где то далеко гремели тарелки и кастрюли. Говорили люди. А здесь никого. От ароматного запаха каши у меня закружилась голова. Я не знал что делаю. А сам бегал по рядам между столов, собирал и прятал по карманам куски хлеба. Доедал остатки каши и даже котлетки. Бегом, что бы ни кто не пришел, не увидел и не отобрал. Очень уж хотелось кушать. И тут.
Тут я остановился и замер. Я стоял с полным ртом и смотрел на нее. Она, широко раскрытыми глазами на меня.
Минута. Я начал быстро жевать, и глотать, чтоб не подавиться. Хотел уже бежать со стыда, но девочка протянула мне ложку и подвинула в мою сторону тарелку с кашей. Я сел рядом и быстро все съел. Она только смотрела на меня. Забрал хлеб со стола и даже у девочки из руки. Все равно она его только держала. Когда я все проглотил, то глянув на девочку на последок, быстро убежал. Оказывается не все дети злые. Хотел зайти в класс, но так объелся, что мне трудно было идти и я, спрятавшись под лестницей, сел прямо на пол. Мне стало плохо и меня сильно тошнило. Открыл глаза от толчка в ногу. В коридоре горел свет, а здесь было полутемно. Тетя, что мыла пол, просто меня не заметила и стукнула по ноге шваброй.
Я встал и побрел домой. Мне что-то говорили вслед, но я не слышал. Сильно болела голова и живот. Мне еще было плохо. Из-за этого наверное, я не мог найти свой дом. Нет, дом то вроде и мой, но вместо поломанной двери у нас стояла железная. И у бабушки соседки тоже. Я постучал, но никто не открыл. Пошел посмотреть с улицы, в окнах темно. Но не мама, же эту дверь поставила. У нас денег на еду нету, а такая красивая и железная дверь наверно стоит много денег.
Холодно. Вроде уже и март месяц кончается, а на дворе настоящая зима. Со снегом и морозами. Что же делать? Куда пойти? Если бабушка меня и привечала, то другие соседи не жаловали. Никто и ничем мне не помог. Я ведь им никто.
Сильно разболелся живот. А я ведь уже не маленький что бы вот так на улице снять штаны. Что же делать? Наверное, для меня этот вопрос становится главным. Я все время сталкиваюсь с этим вопросом. Что же мне теперь делать? Решил: - «Зайду в любой двор. Там наверняка есть туалет во дворе».
Решил, так и сделал. У первого же двора открыл калитку и зашел. Вроде тихо, но темно. Туалета не видно. Есть гараж и маленький сарайчик. Ну не бегать же по чужому двору. Присел в уголочке. После того как я покакал мне стало так легко. Живот перестал болеть, и голова тоже. Тут я заметил дверцу в сарайчике.
- Ну, ничего же не будет плохого если я здесь посплю? Мне ведь и идти то некуда.
Зашел. Странный сарайчик. Есть дверь и окно, на полу много хлама, в виде тряпья. Но места очень мало. Скинув тряпки на кучу, я улегся на них.
Мне снился папа. Снилась девочка, которая смотрела на меня большими глазами, а потом отдала мне свою кашу. Потом я сильно замерз и свернулся клубочком. А потом пришел папа и подарил мне большую теплую игрушку. Она была такая большая, что я не видел, что это было, мишка или зайка. Игрушка была теплая и лохматая. Я прижался к ней и сразу согрелся. Спасибо тебе папочка. Наутро мне опять стало холодно, и я проснулся. Слышались голоса.
Странный был сарайчик. Окно в нем было не застеклено, и начиналось оно от земли. То, что это домик для собаки я понял только когда большой дядя подошел, поставил большую миску перед домиком и сказал:
-Джим, иди ешь.
На что собака ответила коротко:
- Гав.
Дядя ушел. Я увидел это в окошко. Мне хотелось сразу же убежать. Я высунул голову и увидел стоящего возле миски огромного, бело – рыжего пса с большим лицом и красными глазами. Пес смотрел на меня. Я на него. Потом посмотрел на миску, от которой веяло теплом и вкусно пахло. Собака носом ткнула в миску и та подвинулась ближе. Я понял предложение, и уговаривать меня не надо. Каша была вкусная. В ней попадались кусочки мяса. Косточки и хлеб. Но я не наглел. Я ведь знаю, что дядя готовил для своей собаки. Поэтому ел только хлеб и кашу. Мясо и косточки я оставлял своей новой подруге. Кушать, правда, приходилось рукой. Просто зачерпывать и ложить в рот. Мне хоть и негде было помыть руки, но я их очень хорошо вытирал тряпочками. Когда я поел, подошла добрая собачка, а мне пришлось забраться опять в домик, потому что пошел дождь. Он так хорошо стучал по крыше, что я уснул.
Ко мне в домик часто заходила собачка и я спал, прижавшись к ней. Было тепло и уютно, почти как дома. Мне очень не хотелось уходить на холод. Утром и вечером дядька приносил собачке большую миску еды. Которой Джим, (я услышал кличку) охотно со мной делился.
Так прошло много дней. На улице стало тепло. Появилась травка, цветочки, пчелки. Я бы и дальше тут жил, но очень уж переживал за маму. Как она там. Наверное, ищет меня повсюду. И я ушел. Поцеловал собачку в мокрый нос и ушел. Джим встал лапами на забор и долго смотрел своими красными, слезливыми как у бабушки глазами. Я оборачивался и махал ему рукой. Когда я повернул за угол – Джим завыл. Долго и жалобно. Зря он так. Мне бы только маму проведать, да и в школу сходить и я вернусь.
Петляя по улицам, я вышел к большим домам. Как, однако, далеко я забрел. Вот и наш двор. Наш дом.
Маленькие детки играют в песочнице, а бабушки сидят на лавочке. Это наш подъезд. Ой! Или не наш? Железная дверь и на ней кнопочки. Подергал – не открывается. Отошел в сторону и оглянулся. Ну, точно наш подъезд, а вот дверь не наша. Может, как и нам на этаже, здесь поставили двери. Что бы было красиво. У нас с мамой ведь дверь сломали. Потом и у бабушки, когда она болела, тоже. Вот кто-то и сделал красиво. Я пошел на детскую площадку.
- Эй. Попрошайка! Иди ка ты отсюда. Никто тебе здесь ничего не подаст.
- А я не попрошайка. Я здесь живу. В одиннадцатой квартире.
- Не можешь ты там жить. В этой квартире бизнесмен Владимир Евгеньевич живет, а у него свой сын Женечка, тем более не такой вонючий. И жена Инга имеется – раскрасавица. Ведихины – их фамилия.
- Но я здесь всегда жил. С мамой и папой и еще бабушка по соседству. Вы же с ней здесь на лавочке всегда вместе сидели.
- Это с кем же я сидела? С Йосиповной? Так она уж умерла. И девять дён справили. А ты не Выхиных ли будешь. Отца машина сбила, а мать – шалава, спилась и тоже где-то прибили, наверное. Какой ты здоровый вымахал. Ты где живешь то. Собачатиной от тебя разит - жуть, да и грязный весь.
- Степановна.
Раздалось из окна дома.
- Кто это с вами. Гоните его. Нам еще здесь бомжей не хватает. Заразу всякую разносят. Гоните. Там же дети играют.
- Ты слышишь. Все иди отсюда. Как тебя. Иди. Видишь, жильцы ругаются. Мать не ищи, спилась она. Давно уже. Я слышала, у вас дача за рекой есть. И там твои дед с бабкой жили. Вот туда и ступай. Там тебе будут рады, родня, наверное, какая осталась.
И в сторону сказала:
- Ты главное иди отсюда.
|
Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти под своим аккаунтом.
|
Сейчас на сайте
Сейчас 4472 гостей и 5 пользователей онлайн
Личные достижения
У Вас
0
баллов
|
"Канта я не читал... Но ...
Подробнее...