Записки трижды пострадавшего от власти.

«Я вчера закончил ковку и два плана получил! И в загранкомандировку от завода угодил»

                                                                                 В.С. Высоцкий

Ещё учеником 8-го класса мне удалось на летних каникулах побывать в Москве. Наверное, тогда единственному, из трёх классов. Оттуда и привёз несколько диковеных вещей (молодёжь будет ржать), в том числе пластинки Высоцкого (маленькую) и Битлз, выпущенные фирмой «Мелодия» город Апрелевск. Они у меня до сих пор хранятся. И ничего я умнее не придумал, как принести их в школу. У нас в физ.кабинета из кафедры выдвигался проигрыватель и на перемене мы слушали песни. Наш физик (ныне покойный) Бронислав Рудольфович был не против. А тут как торнадо врывается завуч «по борьбе с личным составом», выхватывает диск и обзывает нас антисоветчиками. Сознался я, что это мои. Вызвали маму в школу. Как, мол, мог советский ученик воспроизводить публично песни этого уголовника-пьяницы, а ещё антисоветские песни битлов слушать. Мама тоже не поняла! Пластинки вроде как разрешены к общему прослушиванию?

- Это там разрешены! В Москве! А мы в СССР живём!

В общем в комсомол меня в том году не приняли, а только через год и то ради того чтобы не портить показатели по району.

В 10-м классе я «воздержался» во время выборов комсорга школы вместе с одной девочкой, которая мне нравилась. Все были – «за». Почему воздержался, объяснять не стал, сослался на  демократический Устав ВЛКСМ. Та же завуч по БсЛС пообещала:

- Мы тебя приняли – мы тебя и вышибем!

В третьей четверти писали сочинение, типа, кто твой герой. Все писали про Павлика Морозова, Мересьева, Гастелло, Зою Космодемьянскую. А я написал про Остапа Бендера!  Хотел про Нестора Махно, но не нашёл материала. Из комсомола правда не выперли, наверное хорошо написал и весь райком комсомола ржал под столом (это мне через пару лет рассказали), но строго предупредили.  Завуч, однако,  порекомендовала учителям-предметникам мне в аттестат выше тройки не ставить. Хотя некоторые (историк, географ, физик и литератор) пошли на свой страх и риск против её воли  и выставили, что заслужил. Но в институт с такой «ксивой» дорога всё равно была закрыта. Даже на выпускном эта завуч(она же парторг) высказала мнение, что ждёт меня «дальняя дорога» - тюрьма то есть. Ну, были за мной ещё грешки…. Ошиблась малость. Была служба. Я даже не удивился, что попал на южный берег Баренцева моря, на Северный Флот. Отслужил честно. Даже повоевал маленько. Домой вернулся, а следом медаль боевая пришла. Вручали в клубе на 23 февраля и учителя мои там были. А завуч та в Польшу уже эмигрировала… Такие рады за меня были, аж плакали от гордости. Медаль у меня после вручения тогда сразу отобрали, показав при этом лист «обязательства». Мол, как объяснишь за что? Афган –то только начинался. И ни одного дембеля и ни одного «цинка» оттуда ещё не прибыло.

На заводе, куда я пошёл работать, меня избрали комсоргом цеха. Личного состава там было не много. Как-то собирает нас заводской комсорг (освобождённый) на бюро и голосом, как у Левитана, предлагает осудить поступок двух комсомольцев (супругов) за то, что они в церкви обвенчались. Из 12 – «за» – против был я один, к тому же не крещённый. Погрозили пальцем!

А тут намечаются выборы в комс.комитет завода. Я чего-то в зал припёрся раньше всех и мне суют бумажку. Мол, прочитаешь, состав комитета, когда спросят – «У кого есть предложения?»

Ну, идёт значит, отчетно-перевыборное собрание. Скучище! Пол зала спит, остальные зевают. Переходим к выборам. Председатель:

- У кого, товарищи, предложения по составу комс.комитета!

Я сижу на первом ряду и молчу. Весь президиум почти знает, что список у меня. Председатель повторяет вопрос ещё дважды. Из рядов президиума мне призывно машут, делают страшные глаза, чего-то шепчут, как глухонемые…

А я молчу! В зале уже ропот! Все знают, что у кого-то должна быть бумажка. Слышатся возгласы – Уснул что-ли?

А я молчу! Председатель собрания уже испугано бежит ко мне по залу. Может у меня паралич? Тогда встаю, не дав ему добежать три шага (ещё даст табуретом по голове!) и объявляю:

 – Есть предложение!!! - так и подмывало – 100 грамм замахнуть! Сдержался!

Зал облегчённо вздыхает. Президиум тоже. А я предлагаю:

- Выдвинуть кандидатов в комитет от каждого цеха!

Из президиума - Ну ты и выдвигай!

- Нет! – говорю – Пусть каждый цех сам. У нас согласно Устава демократические выборы… Кто – за! Товарищи!

И весь зал по привычке поднимает руки! Товарищи в президиуме бледнеют. Товарищи из райкома и горкома тревожно крутят головами и протирают запотевшие очки, поправляют отвисшие челюсти. А что делать, пришлось принять предложение моё. Собрание ещё на час затянулось. Комс.комитет с горем-пополам выбрали. Но тот, кого планировали в комсорги завода туда не вошёл. Он-то освобождённый был! И ни к каком цехе не числился. Выбрали новым составом комитета парня одного, а комсоргом нашего цеха по рекомендации сверху девчонку. А меня в наказание перевели на нижеоплачиваемую работу. Я терпеть не стал и написал на комиссию по трудовым спорам. Вот тут-то и началось!  Собрали на меня тогда весь ИТР, активистов, парторгов, комсоргов. Даже в прокуратуре, так «по-дружески» советовали. Брось ты! Не связывайся! Побывал во всех кабинетах и заседаниях. Как меня только не называли! Антисоветчик! Диссидент! Ну это ладно! А вот за «изменника Родины», я зубы то вышиб, не сдержался. Даже деда моего, ветерана войны, офицера-артиллериста, вспомнили, что он сыном врага народа был – колчаковского офицера. Мол, яблоко от яблони… Голосили-орали, а что толку? Правда то на моей стороне. Восстановили меня в бригаду механосборщиков, на прежнюю должность. Только через месяц бригаде расценки урезали и зарплату соответственно. Ребята мои стали недовольства высказывать. Вот из-за тебя пострадали! В общем, написал я заявление, одно в кадры завода, другое в военкомат. В Афгане тогда вовсю война шла. Не повезло мне, в Афган не попал (а может и повезло, что не попал) однако тоже веселья хватил в одной южной стране, где не растут елки. Дома не был 3 года… Приезжаю, а у нас перестройка! Ура! Зашёл в свой цех к мужикам. Удивляются! Они тогда «камуфляж» и не видывали. Загорелый, подтянутый с медалью и орденом иностранным. Орёл, одним словом.

–  А нам говорили, что тебя посадили. Матери твоей, будто письма приходили с обратным адресом зоны (у нас почтовый ящик из трёх цифр был!).  А ты чё! В наемниках служишь? А правильно ты тогда выступал! Сейчас вон все за свободу и права …

На заводе перемены. Руководство другое. Водка в магазине по талонам. А те, кто меня позором клеймил, кто в Польшу, кто в Германию смылись. А те, кто ещё не успел, набожными до фанатизма стали. Кто в церковь, кто в костёл ходят. Псалмы поют по воскресеньям.

 Поначалу мне как то пакостно стало на душе. Вот они, которые нас учили и направляли и меня же «изменникам» обзывали, теперь  кто «перестроился», а кто как мыши под метлой сидят и ждут приглашения за кордон. При встрече о здоровье справляются! Руки пожимают! А я?

Купил я коньяку (он без талонов был!), угостил мужиков, с кем работал. Посидели, поговорили, песни попели революционные. Рабочую смену правда сорвали! Но руководство никого не осудило даже.

Давно уже нет того городка. И тот завод заброшенный стоит. И от дома нашего даже фундамента не осталось. И моих земляков я в основном по надписям на крестах теперь узнаю, когда приезжаю.   Да и государство это уже другое….