У Леры в комнате, прямо над кроватью, висит зеркало. Большое, старинное зеркало в темной резной оправе. Может, не очень-то это хорошее место для зеркала – над кроватью – но ведь не Лера его туда вешала. Да она и представить не может, чтоб зеркало было где-то еще. А по ночам, когда Лера укладывается спать, и мама выключает ночник, из зеркала выходит Мохнатка.
Раньше, когда все еще было хорошо, Лера любила, чтобы мама читала ей на ночь сказки – про колдуна, принцессу и высокую башню до самого неба. Но теперь она сама гонит маму из комнаты, торопит выключать ночник, даже иногда торопится в постель, потому что сказки Мохнатки ей нравятся больше. Нельзя сказать, чтобы она думала о нем весь день – нет-нет, есть много интересных дел, даже куда интереснее чем думать об этом, но как-то так получается, приходит вечер, и Лера вспоминает: ах, да ведь ко мне гость сегодня. Это странно, но она никому о нем не рассказывает. Никаких секретов, ей просто этого не хочется. Совсем. Она и сама этого не знает, но сказки Мохнатки очень переменились с тех пор, как он появился в первый раз. Поначалу они очень походили на те, что читала мама. - В одном королевстве жил король с королевой, и повадился в их виноградники дракон летать… Потом драконов стало поменьше, прибавилось реализма. Реализм – так говорит папа, когда мама начинает мечтать о том, как хорошо было бы летом съездить к морю или переехать загород, засадить огород клубникой и поставить домики с пчелами. - Надо реально смотреть на вещи, а не фантазиям предаваться, - говорит он, и мама хмурится. Слово «реализм» Лера не любит. Интересно, у пчел в домике печка или батареи? Печку Лера видела у бабушки, и она ей очень понравилась. - У короля с королевой была дочь, такая красавица, что не в сказке сказать, не пером описать, - говорит Мохнатка. - Король и королева хорошо жили. У них было все, чего только душа пожелает: большая-пребольшая квартира в сто комнат, три машины, котенок и огород с клубникой. И каждое лето они ездили к морю, и купались сколько захотят, а дракона король застрелил из бластера. А пчелы каждое воскресенье ходили к ним в гости, приносили мед, блины и пирожные, пчелы тоже жили хорошо, топили печку, ловили рыбу на озере, каждая рыба в сто килограмм и все щуки. - Король и королева никогда не ссорились. Если нужно что-то было спросить у друг друга по государственным делам, они завсегда с друг другом советовались, королева целовала короля в нос, смеялась и пела песни. А потом они родили принцессе братика, маленького принца, красивого, как солнце, и доброго, как Господь. Лера никогда не смотрит на Мохнатку в упор, знает, что тот этого не любит, ругается и даже прячется. Да и не очень-то интересно ей на него смотреть. Она отворачивается к стенке, закрывает глаза и слушает. - А уж как они свою дочь, принцессу, любили! Баловали, холили, души в ней не чаяли... Так Лера и засыпает. Если бы ее спросили, когда Мохнатка пришел в первый раз, она бы не смогла назвать точной даты. Лера знает: когда все еще было хорошо, Мохнатки не было. Поэтому она не может сказать, любит она его или нет. Наверное, любит. Мохнатка ее утешает, тайком сидит с ней, когда она болеет, никогда над ней не смеется, не подшучивает. Это ей нравится, но в глубине души Лера знает: будь все по-старому, его бы не было. Мохнатка, наверное, тоже это знает, но молчит. После того, как родители развелись, Мохнатка вдруг исчез. И не появлялся долго, долго-долго, Лера так хотела его забыть, что у нее это даже почти получилось. Однажды он пришел опять. Это был день ее рожденья, и приехала бабушка, и Лера была счастлива, так счастлива, что сердце выпрыгивало из груди от радости. Но Мохнатке она не обрадовалась. - Опять ты!.. Уходи! Уходи! Не хочу, ты все врешь, врешь, врешь, ты ни разу не сказал правду, ненавижу! Не хочу, уходи, уходи, уходи… - Ты и вправду так думаешь, - сказал Мохнатка. - Да, - плакала Лера, - я тебя ненавижу. Хочу одна, без тебя, одна, одна... - Ладно, - сказал он. – Ладно. Как хочешь. И Лера осталась одна. А назавтра пошла и первый раз рассказала о Мохнатке – рассказала подло, во дворе, девчонкам, которые ее ненавидели. - Врунья, - конечно же, стали смеяться они. – Врунья-врунья попрыгунья, Лерка дура, дура, дура… И бабушка тоже не поверила. - Выдумщица ты моя, - погладила она Леру по голове. – Фантазерка... Бабушка ласковая и говорит по-доброму, но Лера-то знает: слова ее значат то же самое, что и слова девчонок во дворе. Вечером она ложится спать и долго борется с собой, так хочется ей позвать Мохнатку, попросить прощения... Наконец не выдерживает. - Эй, прости меня. Я передумала, ну прости, пожалуйста... Не идет. Слово «пожалуйста» волшебное, но мама тоже говорила «пожалуйста», а что вышло? Лера не плачет. Она уже давно не плачет, когда ей плохо, она ведь большая, взрослая девочка. А слезы еще никому не помогли, говорит мама. Лера не плачет. Она просто смотрит в потолок и думает о том, что через месяц ей идти в приготовительную группу, что там, наверно, ее научат читать (считать она уже умеет), и значит, ей никто не будет нужен, чтобы читать сказки, ни Мохнатка, ни мама, все что надо, она прочтет сама, что уже поданы документы. Ей никто не будет нужен, никто, она вполне справится и сама... Лера не плачет, но почему ей тогда так плохо?
23.07.2006 |
Подробнее...