В синагоге я увидел несколько человек, среди которых выделялся хасидской одеждой и окладистой бородой невысокий крепкий мужчина лет 55. Я понял, что это и есть хасид из Милана, организовавший здесь синагогу. Заметив нового человека, он подошёл ко мне, предложил наложить тфиллин. Узнав, что я жил в Черенова и только сейчас перебрался в Ладисполи, пригласил заходить почаще.

В нём чувствовалась какая-то внутренняя сила и уверенность.  Позже я узнал историю его жизни.

Шолом-Бер Фридман родился в начале 30-х годов в Польше, в семье раввина. Семья жила хорошо, пока, перед Второй Мировой Войной, эта часть Польши не была оккупирована Советским Союзом. Священнослужители, особенно иудейские, из уважаемых людей сразу превратились в изгоев, и та же участь постигла их семьи. А потом пришли фашисты, и жизнь вообще превратилась в ад. Шолом-Бер, один из всей семьи чудом уцелев, подался к партизанам, воевал, дважды чуть не был расстрелян - один раз немцами, второй - русскими. При том, что к концу войны ему было всего 14 лет. 

После войны один офицер-фронтовик, заинтересовавшись необычной судьбой мальчика-партизана, сказал, что определит его в суворовское училище. Поднял трубку, чтобы звонить туда, но, спросив фамилию и услышав "Фридман", тут же положил трубку, сказал пару ободряющих фраз и выпроводил мальчика из кабинета.

В конце 50-х годов, когда бывшим польским гражданам разрешили покинуть СССР, Шолом-Бер уехал в Израиль, а через некоторое время переехал в Милан. У него была семья, успешный бизнес, но главным делом его жизни была помощь евреям. Не случайно именно его Любавичский Ребе направил в Ладисполи, где Шолом-Бер организовал и финансировал синагогу.

Стараясь вернуть бывших советских евреев на путь иудаизма, Фридман много рассказывал про выдающихся еврейских деятелей, про события еврейской истории, а также предупреждал о том, что в Ладисполи работают миссионеры во главе с пастором и объяснял, что каждый из нас является звеном золотой цепи длиной более трёх тысяч лет, и уйти из иудаизма - значит грубо обрубить эту цепь, предать всех своих предков, которые в самых тяжёлых обстоятельствах, несмотря ни на что, оставались евреями. Мне он тоже об этом сказал, на что я ответил, что мне стать выкрестом не грозит, попрощался с ним и пошёл домой.

                                                              Продолжение следует