Через несколько дней нас вызвали в Рим, в Джойнт для собеседования. Зная, что торчать там придётся долго, а также желая потом погулять по Риму, мы заранее накупили хлеба, дешёвой колбасы и наготовили бутербродов, так как рестораны нам были не по карману. 

Когда мы проходили мимо мясного отдела местного супермаркета, мясники, молодые парни, как обычно, стали квохтать и махать руками, как крыльями, изображая курицу и намекая на "крылья Советов" - куриные крылышки, единственный мясной продукт, бывший нам по карману. Решив объяснить им, что мы придём за крыльями через пару дней, я вытащил словарик, нашёл слово "среда" и прочитал итальянский эквивалент: "амбиенте". Они взглянули на меня с таким изумлением, что я понял - что-то не то. Заглянув снова в словарик, я обнаружил там ещё одно слово "среда", строчкой ниже, с другим переводом. Прочитав "мерколеди", я был сразу понят. А перед этим они не могли понять, при чём тут окружающая среда.

В Риме двигались от вокзала к Джойнту толпой человек из сорока, растянувшейся на целый квартал. Кто-то впереди знал, куда идти, остальные следовали и старались запомнить дорогу. Всех, кто был в Риме первый раз, удивили машины, запаркованные не по правилам - иногда даже прямо на тротуаре, так что нам приходилось обходить их по проезжей части.

В Джойнте мы попали к молодой симпатичной итальянке, очень прилично (хотя и с сильным акцентом) говорившей по-русски. Она объяснила, что будет нашей ведущей и поможет подготовиться к интервью в консулате. Пока что помогла заполнить кучу бумаг. В середине дня мы освободились и отправились гулять по Риму. Я сразу вспомнил, как мой папа, приехав к нам в Вену из Италии, где была в то время Нина, в ответ на мои восторги от венской архитектуры сказал, что архитектура красивая, но от сравнения с Римом Вена проигрывает. В самом деле, Рим поражал и размахом, и сохранившимися древностями - Колизей, Форум, Храм Весты... Гуляли до темноты, вернулись домой усталые, но полные впечатлений.

Через несколько дней нас вызвали на медосмотр, а ещё через две недели в консулат вызвали Лизу, затем Шифриных и, наконец, нас. В приёмной консулата мы встретили чету Страковских, с которыми познакомились на ленинградской таможне, перед отъездом. Однако поговорить не удалось, поскольку их интервью только что закончилось, а через несколько минут нас пригласили в кабинет. Консул, высокая женщина лет 60, строгого, даже несколько высокомерного вида, задавала вопросы через переводчицу, круглолицую женщину средних лет с одесским выговором. За все 45 минут интервью консул ни разу не выказала никаких эмоций, только время от времени бесстрастно кивала. Когда интервью закончилось, переводчица сказала, что результат мы узнаем через нашу ведущую в Джойнте.

Потянулись томительные дни ожидания. Я часто ездил в Ладисполи (к этому времени я приобрёл за пять милль подержанный велосипед) и каждый день звонил ведущей, но новостей не было. Вскоре Лиза получила отказ. Она очень расстроилась, да и вообще атмосфера в нашей квартире резко поскучнела, даже Саша Шифрин, вечно хваставший, что он везунчик, попритих и посерьёзнел. Обе жены - его и моя - были как на иголках, вздрагивали от малейшего звука и начинали нервничать и кричать без особых на то причин.

Вернувшись очередной раз из Ладисполи, где я узнал, что Лёва Цылов на днях уезжает в Калифорнию, я услышал оживлённые голоса и смех из комнаты Шифриных, и, не спрашивая, понял, что у них всё в порядке. Саша всё-таки был везунчиком - им не только дали "добро", их самолёт к тому же улетал в день, по который была оплачена квартира. Лиза тут же объявила, что она перебирается в Ладисполи. А вот что нам, в таком неопределённом положении, делать с жильём - было непонятно.

Через два дня после отъезда Шифриных неопределённость закончилась. Позвонив, как обычно, ведущей с телефона-автомата, я услышал в трубке: "К сожалению, у вас отказ."

Когда я сообщил эту новость своей жене Марине, у неё случилась форменная истерика, хотя, в принципе, ничего столь уж страшного не произошло. Во-первых, в Ладисполи к этому времени было полно отказников, и их даже не снимали с пособия. Во-вторых, всегда оставалась возможность поехать в Израиль. Но в Израиль ехать Марина категорически отказывалась, да и мне было обидно после девяти лет советского отказа получить американский. Сдаваться не хотелось.

                                                              Продолжение следует