Вскоре я женился на девушке из другой лаборатории того же института. Её родители были родом из Сибири. Очень рано поженившись, они уехали сначала в Саратов, а потом, когда Марине было 6 лет, перебрались в Ленинград. Рано оторвавшись от своих родных, они потеряли всякую связь с еврейскими традициями.

Когда осенью я повёл Марину в синагогу, на Симхас-Тойрэ, выяснилось, что в синагоге она оказалась впервые, а о празднике знает только понаслышке. В синагоге мы встретили моего приятеля Толика Бейлина с компанией друзей, и Марина с изумлением смотрела, как Толик и я запевали песни на еврейские темы, а молодёжь подхватывала. Многие люди встречали знакомых, с которыми давно не виделись. Слышались восклицания типа: "Ну надо же было именно здесь встретиться!" - "Слушай, а где ещё нам встречаться?" Однако репертуар еврейских песен на русском языке быстро иссяк, и вскоре какая-то девушка спросила: "А почему никто не поёт на еврейском?" Ей ответили: "Кто знал эти песни - уехал". - "А чего же мы ждём?" Ответом было неловкое молчание. 

Вскоре, под влиянием отца и растущего антисемитизма, я начал всерьёз задумываться об отъезде. Когда я поделился своими мыслями с женой, её ответ был категоричен: "Мой папа живёт своей работой, у него допуск, он никогда никуда не поедет, а без родных не поеду и я". Да, мой тесть работал в закрытом институте заведующим лабораторией, имел второй допуск, ему было всего 50 лет, так что на пенсию он не собирался.

Тем временем Нина вышла замуж и в начале 1978 года сначала у них с Сашей родился сын, а через 3 месяца у нас - дочь. Незадолго до появления дочери я снова начал вести отъездные разговоры с Мариной, доказывая, что у нашего ребёнка может быть не слишком счастливое будущее. Она возражала, но уже не так уверенно.

В том же году младшая сестра Марины окончила с прекрасными оценками школу при ЛГУ и решила поступить в университет. Все прекрасно знали, что антисемитизм в Ленинграде усилился и в университет поступить еврею практически невозможно. Когда кто-либо из знакомых говорил об этом моему тестю, он пожимал плечами и переводил тему разговора. Я знал причину такого поведения. Дело в том, что у тестя был друг, хорошо знавший заместителя декана факультета, на который поступала Аллочка, и тот обещал помочь. Всё, казалось бы, было в порядке. Но, несмотря на прекрасные знания и поддержку, Алла в университет не попала, а хлопотавший за неё зам. декана имел неприятности по партийной линии за то, что посмел просить за еврейку.