В августе 1963 мы переехали из Осихино в Пустынное, на родину отца. Это село ещё в предыдущем году относилось к Большереченскому району, потом кто-то наверху решил, что в период ледостава и ледохода связь заречных поселений с райцентром теряется, река – это серьёзная транспортная преграда, и заречные сёла Большереченского передали в Муромцевский район, потом часть из них отошла к Нижне-Омскому. У многих в заречной стороне оставались родственники, жители этой стороны по привычке ездили в Большеречье в магазины, решать какие-то дела, поэтому связь не прекращалась. Всегда работал паром кроме периода ледохода и ледостава, летом один раз в сутки людей доставлял речной трамвайчик. Из Пустынного я ездил в Большеречье как раз на этом трамвайчике. Его марка – «Москвич». Из Пустынного нужно было уезжать рано утром, часов в семь, до Большеречья (по течению) он шёл часа полтора, там была довольно длительная стоянка, за время которой можно было решить многие дела. В обратный путь в Омск он отходил в два часа дня, в четыре уже причаливал к Пустынскому дебаркадеру.

На фото "Москвич" М-145. Надёжный транспорт во времена отсутствия дорог с твёрдым покрытием. 
Огни Большеречья были хорошо видны из Пустынного, особенно во второй период нашего проживания, когда мы переехали в дом, построенный на бугорке, где раньше стояла Пустынская церковь. С крыльца дома мы различали освещённые огнями Большеречье и Шипицыно. Много левее виднелись несколько огоньков Больших Мурлов.
Из Пустынного мы ездили в Большеречье реже, чем из Осихино. Сказывалось изменение транспортной доступности. Поэтому и впечатлений о Большеречье в этот период осталось меньше. В начале 1965 года (в 10 лет) родители меня отправили к бабушке с дедушкой на попутном тракторе ДТ-54. За него были зацеплены деревянные сани для перевозки сена. Вот на остатках сена и располагались пассажиры. Максимальная скорость этого транспортного поезда была чуть меньше восьми километров в час, поэтому восемнадцать километров через замёрзший Иртыш и по лугу трактор проехал за три часа. И хотя было обусловлено, что меня высадят около автовокзала, остановка для высадки пассажиров состоялась в районе улицы Зелёной. На мой вопрос, как пройти на Рабочую улицу, прохожие показывали вдоль улицы Сибирской, в последствие переименованной. Я же чувствовал, что мне нужно идти в наплавлении Красноармейской. На месте ПМК-353 лежало много бетонных изделий, вот между ними я и прошёл с начала к «Чайной», потом к автовокзалу и на Рабочую улицу к нужному дому. 

Фото: старый автовокзал в Большеречье. Автобус "КАВЗ" Асфальта ещё нет. 
Этот приезд мне запомнился поездкой с дедушкой и бабушкой в Курносово к нашим родственникам Даниле и Аграфене Захарнёвым на рейсовом автобусе «КАВЗ». Данила – родной брат бабушки. Его сын Никандр женат на молдаванке, эвакуированной в Сибирь. Позже, в семидесятых они всей семьёй уехали в Молдавскую ССР.
Ещё помню посещение Большереченского дома культуры с просмотром цветного фантастического кинофильма «Планета бурь». К этому времени отец мне уже многое рассказывал о космосе, я уже прочитал книгу Циолковского о путешествии к другим планетам, где он критиковал идею Жюль Верна запускать корабли в космос с помощью артиллерийских орудий и «рекламировал» ракетные двигатели.
В следующий приезд летом 1965 года я помогал пилить дедушке пилить дрова, которые были привезены длинными брёвнами, так называемым «долготьём». В распиловке двуручной пилой участвовала тётя Валя. Иногда нам помогал и бабушкин квартирант – молодой московский журналист по фамилии Шевченко, который иногда шутя представлялся как Шевчевидзе. Что он делал в большереченской районной газете «Иртышская правда», я не выяснял. Возможно, что тогда эта газета ещё называлась «Колхозный путь». По крайней мере, в ноябре 1959 года у неё было ещё прежнее название.  К этому времени дед уже пристроил к дому третью комнату, там была печка, но вход был из сеней и московский гость жил там. Журналист мечтательно вздыхал: "Эх, сейчас бы бензопилу «Дружбу-4», быстро бы напилили дров". На это дед отвечал ему: "Вы и так дружно пилите. "Дружбой-2".
Запомнилось опять же мороженное, общественная баня на территории райкомхоза и сладкая газировка в бутылках в буфете. Двенадцать копеек стоила стеклянная тара, пятнадцать – её содержимое. Если приходил в буфет с пустой бутылкой, то при себе достаточно было иметь всего 15 копеек. В то время зарплата за час работы по первому разряду была 39 копеек, по четвёртому 55,5, а по высшему (шестому) – 62,5. Или как говорили, одна копейка в минуту. До третьего приезда на постоянное жительство в Большеречье мне оставалось два года.  Сейчас территория райкомхоза поглощена зоопарком, а бывшей бане - склад. 
Во время нашего проживания в Пустынном Большеречье отстраивалось, появились новые здания предприятий, производственные цеха, второй корпус районной больницы, новая школа. В конце декабря 1966 года в нашей семье появилась самая младшая сестрёнка – Лилия. Семья увеличилась до семи человек. Пятеро детей в семье уже тогда было нечастым явлением. В Пустынской восьмилетней школе мне оставалось учиться недолго. Родители ориентировали нас на получение среднего и высшего образования. Вопрос о переезде «к средней школе» назревал. Новый, 1967 год стал годом нашего переезда в Большеречье. Расставаться с пустынскими одноклассниками было жалко. Но в Большеречье хотелось.