28. Мёд.
Военные годы. Каждый сельский подросток работал в колхозе, внося свой посильный вклад в достижение Великой Победы. Платили за труд мало: отмечали трудодни, которые оплачивались в конце года, после завершения уборочных работ. Как и в предвоенные годы, начала сдавали хлеб государству, засыпали семена для будущего урожая, часть зерна оставляли на корм скоту. И только потом «вспоминали» о людях. На трудодень иногда выходило по два килограмма зерна.
Отремонтированные спешно, но с вдохновением и энтузиазмом в тот предвоенный год, когда на уборку не приехали комбайны машинно-тракторной станции (МТС), конные жатки и «лобогрейки» пригодились в тяжёлые годы, когда на фронт мобилизовали не только мужчин, но и незамужних молодых женщин, не имеющих детей. Мобилизовали все трактора и почти всех лошадей. Работали на быках. На них пахали, сеяли,убирали, ездили, возили грузы.
Летним днём 1943 года мой отец, тогда ещё подросток, косил с соседом на лугу сено. Косили на быках сенокосилкой. Возможно, именно её отец называл лобогрейкой. Сосед, старик непризывного возраста управлял быками, а отец сталкивал с лобогрейки траву, по мере её накопления небольшими пластами. В обеденный перерыв женщины запели грустную песню "Что стоишь, качаясь, тонкая рябина...". Когда дошло до строк "Но нельзя рябине к дубу перебраться. знать ей, сиротине век одной качаться", полоса поющих задрожали, по щекам потекли слёзы, некоторые женщины заплакали. Увы, больше всего похоронок в село пришло в первые два года войны. 
В обед старик нашёл диких пчёл. Мёду захотелось страшно. Сахар в военные годы бывал редко. Продавали иногда сахарин. Он был в 500 раз слаще сахара, но абсолютно не усваивался организмом. А тут – дикий мёд! Старик сразу вспомнил, что в семье моего отца всегда держали пчёл.
- Давай медком побалуемся, Костя! – сказал старик.
- Что Вы, дедушка, тут же нужен дымарь, сетка, без этого пчёлы съедят.
- Вместо сетки наденешь мою майку, а вместо дымаря запалим гнилушку. Мёду очень хочется.
Увы, пчёлы не знали, что гнилушка – это и есть дымарь, и её надо бояться, а майка кое-где прилегала к лицу. Всё это для них не было убедительной причиной отлететь в сторону и не мешать разграблению своего гнезда. Сначала пчёлы набросились на отца, потом на соседа, который рванул с поля боя, не разбирая дороги, проложив курс для своего дезертирства мимо быков. И что самое неприятное, пчёлы стали кусать ни в чём неповинных быков, мирно отдыхавших в тени деревьев около охапок душистого сена. А ведь животные не были в этом деле замещены, как говорится, «ни сном, ни духом». Быки «взбычали» от укусов разъярённых пчёл и побежали в глубь леса. Когда лобогрейка повстречала на своём пути ещё не сгнивший пень, её судьба была решена. Предстоял длительный ремонт с заменой отдельных деревянных частей. Отца укусили три или четыре пчелы, но лицо не опухло. Его и раньше кусали пчёлы, организм выработал иммунитет, и опухолей от укусов уже не было, укусы шли только на пользу. Старика-соседа пчёлы покусали как-то несимметрично, лицо опухло только слева, глаз не открывался, да и трудодня в этот день ему не досталось. А отец получил половину трудодня за отработанное до обеда время и был героем дня. Разговоров об этом случае и смеха в тот день и вечер на полевом стане было много. Мёда сосед так и не попробовал. Отцу дикий мёд всё-таки достался, но позже и немного другой. Вечером его, пятнадцатилетнего подростка впервые увела на луг, а потом и к копне сена молодая односельчанка, уже вдовушка. Героям иногда достаются лавры.
***
Отец и позже держал пчёл, когда мы жили в Осихино, в Пустынном, в Большеречье.  В детстве мы часто ходили покусанные этими насекомыми, причём, без всякого повода. Улья располагались рядом с домом в огороде. А туда нужно было сходить за морковкой, горохом, луком, редиской, огурцами или ещё за какой-нибудь надобностью. Мне, как старшему, выпадало  с отцом осматривать пчёлиные улья,  качать мёд. Как-то ещё в детстве по свежей памяти мы с отцом посчитали, сколько же меня укусило пчёл за моё детство.  По нашим подсчётам оказалось: около двухсот.  Примерно после первой сотни укусов у меня выработался иммунитет. Места укусов перестали опухать.  Выяснилось это случайно. Однажды мы собирались ехать на речном катере из Пустынного в Большеречье, к дедушке с бабушкой.  И тут даже не в огороде, а на крыльце дома меня укусила пчела.  Я запаниковал - предстояло ехать с опухшим глазом. Но глаз не опух. У меня уже был иммунитет. Потом местные пацаны по спору садили пчёлу мне на руку, вынуждая укусить.  Я выигрывал, опухоли не бывало ни тогда, ни годы спустя.