Глава 4.
- Слово предоставляется Марк Ильичу Соболеву, - объявил председательствующий и первым захлопал в ладоши. – Просим.
Зал его поддержал. Только Колька, уяснив, что до конца встречи ещё далековато, заметно приуныл и во время этих аплодисментов сидел в своём кресле с несчастным траурным видом.
Напоминающий своей объёмной фигурой борца сумо, Соболев тяжело поднялся со стула и, затолкав выбившийся пёстрый галстук назад под тёмно-синий пиджак, направился к трибуне. Как и в начале встречи, засверкали фотовспышки, оператор навёл видеокамеру на кандидата. Мимоходом Соболев глянул в направленные на него объективы и смачно шмыгнул носом, от чего зафонил микрофон на трибуне. Этот небольшой казус отнюдь не смутил кандидата. Несмотря на дружелюбную, очевидно предварительно отрепетированную перед зеркалом улыбку, не сходившую сейчас со щекастого лица, в его поведении чувствовалась решительность и даже некоторая надменность: избиратель должен был видеть, избиратель должен был понять – пусть Соболев слишком толст и неуклюж в движениях, но это настоящий мужчина, уверенный в себе человек, хозяин положения, истинный мачо. Кандидат выдержал паузу, шумно вздохнул и густым басом пропыхтел:
- Это самое… Ну,.. большое спасибо всем здесь выступавшим за такие лестные слова обо мне и за такую высокую оценку моих дел. Обещаю, когда меня изберут депутатом, я обязательно оправдаю ваше доверие. А сейчас я зачитаю, в смысле, изложу свою предвыборную программу.
- Только покороче, дяденька, - тихонько пробубнил Колька.
Марк Ильич достал из бокового кармана пиджака очки в футляре и сложенные вчетверо листики бумаги. «Сейчас изложишь! Сейчас ты нам всё изложишь», - подумал Олег. Он перевёл дыхание в нужный ритм, сконцентрировался и вцепился взглядом в переносицу Соболева. Тот как раз вооружал глаза очками.
- Все мы очень любим наш славный город, - начал читать по бумаге кандидат в народные депутаты. – И жить в Санкт-Петербурге – это великая честь для каждого из нас. Но задумывались ли мы о том, в какое знаменательное и вместе с тем сложное время…
Соболев вдруг замолчал. Пауза затягивалась, все ждали продолжения и в зале возник лёгкий гул. Но вместо того, чтобы продолжить чтение, кандидат скомкал свои листики в один бумажный комок и отправил его в карман. На его губах опять заиграла улыбочка, но не та отрепетировано добрая, а другая, насмешливо-ехидная.
- На кой мне сдались эти шпаргалки? – Соболев похлопал по карману пиджака, в который только что отправил текст своей предвыборной программы. – Мне их эти щелкопёры написали… эти… как их… имиджмейкеры мои хреновы. Фигня всё это, скажу я вам. Обман, брехня и дерьмо.
Гул в зале стих и наступила тишина. Сидящие в президиуме, словно в знаменитой сцене гоголевского «Ревизора», в неподвижном изумлении замерли за столом. Председательствующий на встрече чиновник городской администрации выкатил глаза на Соболева и позабыл закрыть рот.
- Что уставился? – поинтересовался тот. – Могу повторить: фигня все эти программы и выборы. А вам всем я сегодня прямо скажу, зачем лезу в депутаты. Мне плевать на прошлое, настоящее и будущее вашего задрипанного Санкт-Петербурга. И мне по барабану проблемы его жителей. Депутат - это же полная неприкосновенность и вседозволенность. Такие дела можно будет проворачивать, такие бабки поднимать, что ни в одном самом сладком сне не приснится. Ну как, удивил я вас своей откровенностью? Закрой, Жора, рот. Не то птичка залетит.
В зале опять возник гул, позади Олега и Кольки рассмеялись.
- Ты, Тяпа, чего весь пятнами пошёл? Да если бы мой Мишка не был полным идиотом, перевёл бы я его из лицея в твою школу для голодранцев? Но разве можно такого придурка, как мой сынок, выпускать в приличное общество, – в лицее сказали: забирайте его куда угодно. Пришлось забрать. Сейчас он в горном институте учится. Не учится – мучится! Месяц назад под следствие попал за изнасилование. Дурак, одним словом. Обычных шалав ему, видите ли, мало, экстрима захотел – на недавалку запрыгнул. Хорошо, что нужные люди дело замяли, от тюряги его отмазали. А этих сироток из детдома, вы думаете, я к себе в дом пущу, носы их беспризорные вытирать буду? Ага, щас! Размечтались, губу раскатали! Вся эта шумиха и игры в благотворительность только для избирательной компании.
- У дяди крыша поехала. Это что ж он такое лепит? Сам себя с дерьмом мешает, – недоумённо произнёс Колька и толкнул Олега локтем в бок: – Слышь, Савицкий?
Но Олегу сейчас было не до Кольки. Он продолжал своё давление на сознание Соболева.
- Марк Ильич, Марк Ильич, вы… что с тобой? – очнулся от столбняка председатель. – Марек, перестань… Товарищи,.. то есть граждане избиратели. По всей видимости, кандидат в депутаты - Марк Ильич Соболев переутомился и сейчас не в себе. Сами понимаете, предвыборная гонка, жуткая нервотрёпка. Такие перегрузки сказались на его здоровье. Давайте отложим нашу встречу и на этом закончим…
- Нет, не закончим, - громыхнул в микрофон Соболев. – Я ещё не рассказал самого интересного.
В зале гул перерос в откровенный шум, но никто не шелохнулся с места, даже давно желавший уйти отсюда Колька. Все хотели слушать своеобразное выступление кандидата в депутаты, а тот, большой и толстый, едва вмещаясь в маленькую для него школьную трибуну, продолжал цинично улыбаться и говорить:
- Вы знаете, кто я? Вообще, что вы можете знать обо мне и о моей жизни, вы – стадо, жалкая куча тупоголовых баранов. Познакомиться со мной хотите? Ну, так знакомьтесь: перед вами бывший рэкетир. Что, съели? Да, я в конце восьмидесятых рэкетом занимался, целых четыре года. С него-то и началось всё моё бизнесменство. Не верите? Серёга, подтверди! – Соболев взглянул на одного из сидящих в президиуме. – Мы же с тобой вместе в одной бригаде быковали. Помнишь, как мы тогда славно резвились? А того кооператорщика с Суворовского помнишь? Что он держал? Цех по пошиву носков, кажется. Точно, носки шил и рабочие рукавицы. Крепким мужиком оказался, долго не хотел нам бабло кашлять, крутого из себя корчил. А когда мы ему включённый паяльник в задницу вогнали, так вся его крутость и испарилась. Разумным стал. Осознал, что жизнь и не обугленное очко, куда важнее, чем бабки. А что он мог, сердешный, поделать, если мы под ментами ходили и они нас сами крышевали? Чего ты молчишь, Серёга, и морду чуть ли не под стол опускаешь? Не стесняйся. Давай хоть раз правду-матку этому быдлу скажем. Пусть они за нас, перспективных и удачливых, порадуются.
- А мы и радуемся, - послышался мужской выкрик из зала. – Ты рассказывай.
- Марк Ильич, - накачанный секьюрити поднялся на сцену, подошёл к Соболеву и осторожно взял его под руку. – Пойдёмте.
- Пшёл вон, холуй! Поди, сядь на место и слушай, что твой хозяин говорит, - оттолкнул своего работника Соболев. – Ну, кому сказал?!
Охранник пожал плечами и попятился. Весь президиум повскакал со стульев и, не зная, что предпринять, топтался у стола на сцене.
- Да выключи ты свою шарманку, - сорвал зло председатель на телеоператоре, который продолжал крутиться в зале под трибуной и записывать всё происходящее. – Заберите у него камеру.
Охранник, уговаривавший Соболева уйти, нашёл применение своим способностям. Он спрыгнул со сцены на телевизионщика и, несмотря на его протестующие возгласы, отобрал камеру.
- Чего замолчал? Давай дальше рассказывай, - крикнул Соболеву женский голос из зала.
- И расскажу. Рэкет – это только цветочки, примитив. Но он мне дал возможность заработать авторитет, обрасти нужными связями, познакомиться с влиятельными людьми. А в девяностых пошли ягодки – какой только бизнес я не перепробовал?! И просроченную испанскую колбасу в Питер завозил, и левый спирт с Кавказа цистернами гнал для производства водяры, даже наркотой одно время пробовал промышлять. Подъём имел капитальный! Но наркоту пришлось оставить. Ею занимаются очень конкретные люди, - Соболев поднял указательный палец и посмотрел в потолок. – Орлы не моего полёта. Короче, предупредили меня и я всё понял. Я ведь - понятливый. Низзя, так низзя! Я тогда проститутками стал заниматься. С этого бизнеса тоже имел приличные бабки. Конечно, положенный процент наверх платил кому следует, и всё шло чин-чинарём…
Председатель выхватил из пиджака мобильный телефон и, понажимав кнопочки, что-то нервно сказал в трубу. Не прошло и минуты, как в зал вошла четвёрка молодцов спортивного вида и торопливо направилась к сцене.
- А в убийствах принимали участие? – сложив руки рупором, быстро крикнул Олег.
Краем глаза он обратил внимание, как один из четверых парней – скуластый и высокий приостановился и цепко посмотрел ему в лицо. Но Олега сейчас это мало заботило. Понимая, что беспрецедентный акт покаяния кандидата в депутаты сейчас закончится и другая возможность уже вряд ли представится, он хотел, чтобы Соболев публично рассказал о своей причастности к смерти отца.
- Что? В убийствах? – Соболев задумался. – Не-е, чего не было, того не было. Лично мне убивать не доводилось. Только приказывал. Вот по моему заказу лет пять назад двоих завалили: Бориску Матвеева и его приятеля. Они решили в обход меня металлом поторговать, вот и пришлось их утихомирить. Как сейчас помню. Киллер тогда ещё болезненный попался: двоих заказанных пристрелил на квартире, что и требовалось, а когда сверх плана сынка Борискиного приятеля стал душить, то сам внезапно помер… Так, я не понял! Вы что? Руки убрали, бля! Руки, я сказал…
Четвёрка парней стала отдирать от трибуны Соболева, и один из них зажал ему рот и нос.
- Не трогайте, - закричало несколько голосов из зала. – Пусть выговорится.
Но грузного кандидата в депутаты, несмотря на его отчаянное сопротивление, чуть ли не на руках уже спустили со сцены.
- Всё, - тихонько прошептал Олег и «отпустил» сознание Соболева. – Этого вполне хватит. Лёд тронулся, господа присяжные заседатели.
- Что ты говоришь? – тоже шёпотом спросил Колька.
- Я говорю, что сейчас состоится вынос тела, - Олег устало закрыл глаза.
Он чувствовал себя, как выжатый лимон, как стайер, истративший все силы на дистанции, чтобы победить. Голова разрывалась от только что перенесённого напряжения, но вместе с болью нахлынула неимоверная радость и облегчение – он смог, он сделал это! Он отомстил истинному убийце своего отца, не нарушив слово, данное матери.
- Не понимаю… Я не помню… Что я сейчас говорил? – слышал Олег растерянные возгласы Соболева.
Марк Ильич теперь не сопротивлялся. Он позволил довести себя под руки до выхода, но там притормозил и, оглянувшись, просительно взглянул на чиновника городской администрации, шествовавшего шагах в трёх позади:
- Жора,.. Георгий Александрович, что это было? Как же так? Поверьте, я здесь не причём… сам не знаю, как такое могло…
- Потом, потом, давайте выйдем на свежий воздух, - угрюмо ответил тот.
- Ему теперь больше тюремный воздух подойдёт, - бросил кто-то из толпящихся у выхода избирателей, другой посоветовал: – Вы его сразу в «Кресты» везите, пусть там депутатствует.
Обслуга на плечи Соболева набросила дублёнку, и его увели. Следом, громко обмениваясь впечатлениями, хлынул из зала народ. Колька тоже поднялся со своего кресла и сказал Олегу:
- Что ты расселся, да ещё глаза закрыл? Так расстроился за своего кандидата-депутата? Всё, пошли. Цирк окончен – главного клоуна уже увели. Видел-видел, но такого… Да, ты прав был, это ещё то шоу! Гораздо интереснее хоккея, - Кольку прямо распирало от восторга. - Особенно про киллера мне понравилось… Ну ты и молоток, нашёл, что крикнуть. Савицкий, слушай, он же сказал… пять лет назад киллер убил двоих и хотел задушить сына одного из них… Выходит... он же про тебя рассказывал! Получается, это тушкан Соболев заказал твоего отца!
- Получается, - ответил Олег, открыл глаза и устало усмехнулся: – Кто бы мог подумать, что такой человек и вдруг заказал моего отца. Пошли.
Он начал подниматься с кресла. Однако встать пришлось значительно быстрее, чем хотелось - как раз в этот момент его сзади схватили за плечо и, скомкав ткань синтапоновой куртки, весьма неучтиво рванули вверх. Олег оглянулся. Перед ним стоял скуластый высокий парень спортивного телосложения. Тот самый, который пять минут назад одарил Олега своим пристальным вниманием.
- Тебя очень убийства интересуют, молокосос? – с издёвкой спросил подошедший. На его губах играла презрительная жёсткая улыбочка, а глаза смотрели холодно и зло.
Олег рванулся, но парень держал крепко.
- Не трепыхайся, сволочь. Пойдёшь со мной, - сквозь зубы произнёс скуластый и взглянул на Кольку. - А ты, сморчок, вали отсюда.
- Я не сморчок, - неуверенно ответил Колька. – И вообще…
- Что вообще? Дуй, пока я не передумал.
Колька побледнел. Опустив голову, в числе последних зрителей он пошёл к выходу и исчез за дверью.
- Пошли, - повторил скуластый и снова дёрнул куртку.
Олег не знал, что предпринять. Пожалуй, он был физически посильнее этого «спортсмена» и мог бы вырваться, во всяком случае, попытаться. Но стоило ли это делать? Понятно, парень – хоть и мелкая сошка, но представитель власти, поэтому и вёл себя так нагло. Если сейчас врезать ему в челюсть и убежать, то потом обязательно найдут. Проблем не оберёшься, могут даже посадить. Попробовать воздействовать на его сознание? Олег точно знал – сейчас не получится: после такой экстремальной перегрузки он слишком устал. Так что придётся идти с этим узколобым. Эйфория радости от признания Соболева сменилась беспокойством.
- Пошли, - Олег медленно двинулся между рядами кресел. – Только руку с плеча уберите, пожалуйста.
- Быстрее, - его просьбу скуластый проигнорировал.
Когда до дверей оставалось несколько шагов, в зал заглянул Керьянов, посмотрел на Олега и спросил:
- В чём дело? Я же тебя жду.
Произнёс он это будничным тоном, словно они действительно договорились о встрече. Увидев Керьянова, Олег несколько воспрянул духом. Он чувствовал: следователь доброжелательно относится к нему.
- Ты… Вы его отец? – несколько растерялся парень.
- Я - следователь прокуратуры по особо важным делам, - Керьянов заскрипел кожей куртки, вытащил из кармана удостоверение и предъявил его в открытом виде. – А вы кто?
- Я из службы безопасности мэрии.
- О-о, серьёзная у вас работа. И документы есть?
- А как же, - скуластый ловко выхватил из пальто свои «корочки», на секунду развернул и хотел сунуть обратно в карман.
- Не спешите, - остановил его Керьянов. Он достал ручку и блокнот, нарочито медленно переписал с удостоверения регистрационный номер и фамилию: - Спасибо. Какие у вас претензии к этому молодому человеку?
- Он себя по-хамски вёл. Пытался лживыми выкриками опорочить кандидата.
- У вас есть право на задержание?
- Формально нет, но…
- У вас есть свидетели, которые могут подтвердить хамское поведение и лживость выкриков задержанного вами лица?
По лицу скуластого загуляли тугие желваки.
- Граждане, освобождайте помещение. Мне закрываться надо, - заглянул в зал пожилой школьный вахтёр. – Идите в вестибюль и там говорите.
- Уже идём, - ответил ему Керьянов и, перейдя на «ты», сказал скуластому: - Слушай сюда, охрана. Давай теперь без излишней дипломатии и ненужного выпендрёжа. Если ты с сотоварищами решил расправиться с этим парнем, то есть, с просто не понравившимся тебе человеком, у твоей службы могут возникнуть проблемы. Уж я об этом позабочусь.
Рука скуластого неохотно разжала куртку Олега.
- Вот так-то лучше, - почти дружелюбно улыбнулся ему следователь. – Твои коллеги, небось, сидят в машине и с нетерпением тебя дожидаются. Не заставляй их долго ждать. Будь здоров, служивый.
Скуластый с хмурым видом убрался из зала. За ним вышли Керьянов и Олег.
|
Комментарии