Глава 4.

            - Hello! - раздалось у Игоря над головой.

            Он оторвал глаза от журнала и увидел рядом с кроватью улыбающуюся Ирину. Зачитавшись, он не услышал, как она вошла в палату.

            - Hello! - улыбнулся Игорь в ответ.

            - Your hand, patient, - Ирина принесла всё необходимое для капельницы.

            - Hear your are, - он отложил журнал и протянул медсестре руку.

            Они общались между собой по-английски уже пять дней - со среды прошлой недели. В тот день Ирина тоже ставила ему капельницу. Слово за словом, они разговорились и Игорь узнал, что она заканчивала школу с углублённым изучением иностранных языков. Шутки ради Игорь спросил у неё что-то по-английски. Ирина шутку поддержала и ответ её был тоже на английском. Эта забава им понравилась и с того дня, к удивлению остальных обитателей палаты №428, их беседы велись только на языке Шекспира.

            Ирина нашла вену на руке Игоря, легко вколола иглу, поправила на штативе бутылочку.

            - I will come back, - она снова улыбнулась и пошла к двери.

            - Эх, где мои семнадцать лет? - лежавший у окна мужичок лет пятидесяти вздохнул и взглядом провёл медсестру до самого выхода. - Годков бы двадцать мне скинуть. Я бы тоже с Ирочкой поговорил...

            - Размечтался он. Поговорил бы, - отозвался с соседней койки дед-весельчак. – Вместо разговора скинет она с тебя портки и вкатит в задницу здоровенный укол.

- А иголка в шприце будет длиной по самые гланды, - добавили с другого угла.

            - Ничего, - ответил мужичок под общий смех палаты. - Мне гланды ещё в молодости удалили.

            Вместе со всеми больными рассмеялся и Игорь. Начиналась уже четвёртая неделя, как он находился в этой палате. Словно кузнечик, который перецепился задней лапой через травинку, да так и остался на ней висеть, Игорь лежал на кровати, а его левая нога была подвешена на хитроумных блочках и тросиках, именуемых медиками шиной Беллера. Здоровье его заметно улучшилось, боли в груди и во всём теле уменьшились, и если бы не перелом бедра, то он бы уже давно мог прогуливаться по палате, или коридору. Ему было мучительно тяжело лежать без движения в этой опостылевшей кровати и считать дни до того радостного момента, когда хирурги, наконец, снимут его ногу с этих блочков-тросиков и разрешат хотя бы с помощью костылей сделать несколько шагов. По ночам ему всё чаще снилось, что он ходит, бегает, прыгает, что он может без всяких усилий, на своих ногах гулять по городу или по лесным тропинкам. И это ощущение движения потом долго сохранялось в неподвижном, более двадцати суток лежащем на кровати теле.

            За прошедшие три недели из новичка палаты Игорь превратился в её долгожителя. Давно уже выписали тех, кто лежал здесь три недели назад. Не выписали лишь одного Пашу Кирилова. Он умер внезапно и скоропостижно через двое суток после того, как Игоря перевели в эту палату из реанимации. Тогда среди ночи Паша вдруг стал задыхаться и хрипеть. Больные позвали дежурного врача и медсестру. С помощью уколов они вводили Паше какие-то препараты, к посиневшему лицу подносили кислородную маску. Но всё было бесполезно. Кирилов продолжал задыхаться, из его горла вырывались страшные хрипы и стоны, а вскоре он совсем затих и медики беспомощно развели руками.

Той ночью в палате так никто и не заснул. Утром пришли санитары, переложили труп на каталку и отвезли в больничный морг. Нянечка убирала как раз Пашину постель, когда в палату вошёл мрачный Леонид Витальевич и к его ногам из-под сдвинутого матраца вывалилась почти пустая пачка сигарет «MALBORO».

            - Дурак! - процедил сквозь зубы Виталич, поднял пачку, скомкал её и бросил в урну.

            Нянечка застелила Пашину кровать чистым бельём и к обеду, на неё определили уже нового пациента.