* * *
- Ты соскучился? - Лариска смотрела на меня своим лучистым изумрудным взглядом и улыбалась.
- Очень! - я радостно протянул руки и двинулся к ней навстречу. Мои губы сами собой вытянулись, сложились в трубочку, предвкушая поцелуй. Её губы уже совсем близко, ещё мгновение и мы...
- Дз-з-з, - сказала Лариска.
Я ошалело посмотрел на неё:
- Что?
- Дз-з-з, - дзинькнула она опять и... пропала.
Я открыл глаза и, ещё не осознавая, что это был всего лишь сон, сел на диване.
- Дз-з-з, - раздался из прихожей телефонный звонок.
Кто бы это мог звонить? «Конечно, это Лариска!» - решил я, ещё не проснувшись окончательно.
- Дз-з-з.
Путаясь в одеяле, я вскочил с дивана и со всех ног бросился в прихожку, где стоял телефон. На мою беду, свет я не включил и даже не одел очки. На скорости я в дверной проём не вписался и изо всей силы боднул лбом дверной косяк.
Согласно третьему закону Ньютона - закону равенства действия и противодействия, вся моя семидесятипятикилограммовая масса отлетела от стены и опустилась опять на диване. Жалобно поскуливая, я схватился за лоб и, уже никуда не торопясь, стал приходить в себя.
Проклятый телефон звякнул ещё раз, другой и заткнулся. Кое-как я нащупал кнопку светильника и включил свет. Затем пошарил по поверхности тумбочки, нашёл очки и вооружил глаза.
Когда туман и искорки перед глазами немного рассеялись, я направился к серванту и стал обозревать в зеркало свою физиономию.
- Во, блин! Гоблин! Да, блин! На, блин! - простонал я, увидев, как на лбу, прямо на глазах, появляется жирный сине-красный рубец, - след от действия третьего закона.
Я прошествовал в ванную, намочил полотенце холодной водой и обвязал им голову. Спать почему-то расхотелось. Я уселся на диван и глянул на часы - двадцать минут второго! Какой же придурок мог звонить в это время?
- Дз-з-з, - весело позвал меня телефон из прихожей.
Ну, теперь-то я точно узнаю, кто это трезвонит! Я описал осторожную дугу возле дверного косяка и благополучно достиг телефона.
- Алло! - громыхнул я, стараясь вложить в это приветствие всю свою злость и гнев к звонившему.
- Серенький, привет! - отозвалась трубка и я, к своему огорчению узнал голос Виктора Колыванова - начальника моего отдела. - Как дела? Чем занимаешься?
- Спал, - пробурчал я. - Набираюсь сил перед предстоящими трудовыми буднями.
- Молодец! - жизнерадостно похвалил Виктор. - Я тоже отдыхаю, но не так, как ты, а активно. Знаешь, откуда звоню?
- Нет!
Я только знал, что Колыванов сейчас где-то за границей. Переработался мой начальничек! Отбыл на заслуженный отдых. А чего не отдохнуть, коли деньги позволяют? Ни для кого в нашем банке не было секретом, что Виктор имел привычку раз пять-шесть на год брать отпуск за свой счёт и совершать вояжи за границу. Расслабиться, так сказать.
- Я на Кипре. Выручай, Сергунчик, - сказал Колыванов. - Мы ж с тобой друзья!
«Ты бы о дружбе заговорил три недели назад, когда я тебя просил мне зарплату повысить», - подумал я, а вслух спросил:
- Что случилось?
Хотя я уже прекрасно понял, что случилось и почему в такой час звонит мой шеф. О том, что Колыванов частенько отдыхает за границей, знали все в нашем банке, а вот чем он там занимается - пожалуй, один только я. У Виктора был один недостаток, не очень совместимый с банковской деятельностью. Вернее, даже не недостаток, а болезнь - Виктор очень любил играть. И не было такого случая, чтобы он на отдыхе не посетил тамошнее казино.
- Проигрался я, - ответил Виктор. - Срочно бабки нужны. Выручай!
Я его уже выручал четыре раза. Первый раз, месяцев восемь назад, он мне позвонил тоже из-за границы, правда, не ночью, а вечером, и попросил перевести со счета нашего банка на его счёт тысячу долларов, поставив меня своей просьбой в затруднительное положение: с одной стороны, он подстрекал меня совершить служебное преступление, с другой - это был мой непосредственный начальник, которому я обязан подчиняться. Но тогда он меня уговорил: мол, тысяча баксов не такая уж большая сумма и в оборотах банка - это капля в море, через день он достанет деньги, положит их назад на банковский счёт и никто ничего не узнает. В общем, он меня убедил и я, придя на работу, перечислил на его счёт тысячу. Всё действительно обошлось: через день он перечислил деньги на наш банковский счёт, и об этой махинации банковское руководство не узнало. Через два месяца он опять был за границей, опять позвонил и попросил перечислить две тысячи на его счёт. Я сделал это с уже более-менее спокойной душой. И опять всё обошлось. После этого, я переводил деньги на его счета ещё два раза: один раз две тысячи, второй раз - три. И вот сегодня опять...
- Сколько? - спросил я.
- Двадцать, - весело ответил Колыванов.
- Сколько?! - ужаснулся я.
- Чего ты удивляешься? Пустяки, не дрейфь. Ты ж меня знаешь! Всё будет, как в лучших домах Парижа. Через день деньги будут на месте, комар носа не подточит, отвечаю.
- Всё-таки двадцать штук, - пролепетал я.
- Ну, двадцать. Ну и что? Не трусь! Записывай счёт.
- А разве?.. Разве не на твой счёт нужно перевести?
- Нет. Понимаешь, Серенький, - Колыванов замялся. - Я здесь одолжил уже деньги у одного парня: депутат Думы, классный пацан, тоже, как и я, на отдыхе. Дал мне бабки, не колеблясь, а я пообещал сегодня же вернуть. А я человек слова! Ему ещё тут неделю отдыхать-куролесить, а мне через восемь часов вылетать домой. Вот и нужно на его счёт скинуть двадцать косячков. Сделаешь?
- Вдруг Пономарь узнает? - заколебался я, вспомнив о директоре банка. - Он же меня сразу турнёт, это в лучшем случае.
- Как он узнает?! - рассмеялся Виктор. - Послезавтра я деньги перечислю обратно в банк и всё будет шито-крыто. Ну а если вдруг кто-нибудь что-нибудь пронюхает - я всё возьму на себя, отвечаю. А я человек слова! Ну, сделаешь?
Я вздохнул:
- Диктуй.
Он продиктовал мне реквизиты счёта своего приятеля-депутата и сказал напоследок:
- Значит, сразу, как придёшь на работу, и переведи. Ну, давай, Серый! Спокойных тебе сновидений! Послезавтра увидимся, и я тебя отблагодарю. За мной не заржавеет.
Сновидений в этот остаток ночи я так и не увидел, тем более спокойных. Просто потому, что уже не мог заснуть, хотя и пытался. Я лежал на диванчике и ворочался с боку на бок, но сон упорно не приходил: во-первых - чертовски болел лоб, во-вторых – в мокрой полотенечной чалме не очень-то и заснёшь, в-третьих - мне жутко не понравилась очередная просьба Колыванова. Третья причина моей бессонницы была, пожалуй, самая главная. Двадцать тысяч - это деньги! У меня таких отродясь не бывало. Вдруг Колыванов не соберёт к послезавтрашнему дню нужную сумму?! Кто деньги отправил? А деньги отправил банковский оператор Сергей Савельев, то есть я. Правда, в случае чего всё на себя возьмёт Витька. Прежде всего, пострадает он. Но при этом и с меня сдерут три шкуры, за содействие.
Утром я заглянул в зеркало, с отвращением осмотрел свою не выспавшуюся примятую рожу: мало того, что глаза красные, как у алкаша, так ещё строго посредине лба багровый рубец красуется. Под моей коротенькой белой чёлкой его очень даже видно. Прямо не российский интеллигент, а индеец-альбинос в боевой раскраске и при очках. Банковский Чингачгук, одним словом. Или, скорее, Зоркий Сокол.
* * *
Я зашёл в троллейбус, стал на передней площадке и прилип взглядом к окну, стараясь поменьше вертеть головой и не привлекать внимание близстоящих пассажиров к своему разноцветному лбу.
В городе уже во всю вступала в свои права весна. Припекало солнце, и под его лучами быстро испарялись лужи с мостовой и тротуаров. Лишь кое-где ещё возле деревьев оставались грязные кучи льда и снега, но и они через несколько дней должны растаять, просочиться в землю, испариться. Как всегда первыми на потепление погоды откликнулась молодёжь, и на городских улицах появились беспечно весёлые, одетые уже почти по-летнему мальчики и девочки. В толпе пешеходов стали радовать глаз умопомрачительно короткие мини-юбки, открывающие длинные женские ножки в соблазнительных колготках и на высоких шпильках-каблуках, - самый опасный период для мужиков-шофёров. Недаром они говорят, что весна хуже гололёда.
Троллейбус рогатой черепахой медленно полз по проспекту, надолго застревая в пробках и останавливаясь на светофорах. Среди пассажиров прокатился лёгкий шум и мгновенно стих, как на стадионе перед пробитием одиннадцатиметрового. Такое бывает, когда народ увидит что-то из ряда вон выходящее, или предвкушает хорошее развлечение. Я обозрел перспективу за окном, но там был полный порядок, ничего примечательного. Тогда я стал рыскать взглядом по салону. Так и есть! Троллейбусная публика уже следила за представлением, которое разыгрывалось в самом салоне. Совсем рядом, всего в каком-то полуметре от меня происходил поединок двух дам бальзаковского возраста. Тётеньки стояли, плотно прижавшись спинами друг к другу. В одной руке они держали по хозяйственной сумке, другой - изо всех сил упирались в поручни. Спина каждой упорно толкала спину противника и борьба велась с переменным успехом. Но вот дама, стоявшая слева, стала уставать.
- Хамка какая! - вскричала она. - Берёт и толкается!
- Сама ты, хамка! Первая начала и ещё возмущается! - отозвалась побеждавшая дама.
- Нет! Ну вы только на неё посмотрите! - закричала первая дама, призывая на помощь общественность, и локтём ткнула меня под ребро. - Как тебе нравится эта толстая курица?
Видимо, тётенька решила взять меня в союзники. «Да ты тоже, цыпа, не сильно худенькая», - подумал я. Покатые плечи и натоптанная фигура обратившейся ко мне дамы сразу вызывали ассоциацию с борцом сумо, причём не с рядовым, а как минимум, с мастером спорта. Я не имею привычки встревать в такого сорта разборки и всегда обхожу их стороной, лишь последние три месяца с удовольствием любовался тем, как лихо ликвидирует транспортные конфликты Лариска. «Эх, нет на вас, барышни, моего Ларимона, - грустно подумал я. – Будь она здесь, вы бы уже разбежались по противоположным углам троллейбуса, как боксеруны расходятся по углам ринга, едва заслышав гонг. Может, мне тоже попробовать устранить конфликт и помирить этих коренастых бабасиков? Может и у меня получится, как у Лариски?».
Я солидно откашлялся и мужественным строгим голосом сказал:
- Хватит, девочки, толкаться. Корриду здесь устроили, понимаешь. Вы, миленькая, станьте сюда - смотрите, сколько здесь места, а вы продвиньтесь вперёд на три шага...
Девочками они были лет двадцать назад, или может даже тридцать. Но, называя так тётенек, я думал, что этакое обращение они воспримут как комплимент, отпущенный их внешности, мол, выглядят они ещё очень и очень… Кроме этого, мне хотелось поднять свой рейтинг вместе с имиджем на должную высоту, чтоб они беспрекословно подчинились моему мужскому обаянию и напору. Однако в тот момент я почему-то забыл о своей нестандартной внешности и об индейской раскраске моего лба - наверное, что-то в голове перемкнуло после ночного бодания с дверным косяком.
Дамы перестали толкаться, переглянулись и повернулись ко мне лицом. В первые секунды моей миротворческой речи они смотрели на меня недоуменно, но затем в их взглядах стала читаться твёрдая решимость размазать меня по стёклам и стенкам троллейбуса.
- Это кто здесь девочки?! - процедила левая дама, постепенно повышая тон. - Ах ты, молокосос, жердина долговязая.
- Мэдам, - я чуть попятился. - Я же для вашего блага стараюсь, конфликт сгладить, так сказать...
- Я тебе сейчас всю морду сглажу, - стала надвигаться на меня правая дама. - Ты кем командовать вздумал, сопля белобрысая. Я тебе сейчас дам корриду! Ты что же, меня коровой испанской считаешь?! Мало тебе по лобешнику настучали, пьянь очкастая?!
По троллейбусу опять прокатился рокот трибун - пассажиры настраивались на бурную динамичность спектакля. Тем более, что в шоу появился новый актёр, то есть, я. Но мне не хотелось оправдывать надежды зрителей - следующая остановка была моя. «Да, у Лариски это получше получается», - подумал я, ускоренно продвигаясь к выходу.
Слава Богу, погони за мной не было. Дамы продолжали отпускать в мой адрес гневные тирады, а я нетерпеливо топтался у двери.
- Не провожайте меня, девчонки, - крикнул я им, когда троллейбус стал притормаживать перед остановкой. - И берегите нервные клетки.
Сам удивляясь своей неожиданной наглости, я послал им по воздушному поцелую и благополучно нырнул в открывшиеся двери.
|
Подробнее...