***

- Иван, ты, зачем на кухне аквариум поставил?
- Психология, Михалыч!
- Чего?
- Ну, как тебе объяснить?...Ну вот, ты, когда приходишь с работы домой, что делаешь?
- Что?
- Ну…Садишься ужинать?
- Сажусь.
- Сто грамм пьёшь?
- Пью.
- Закусываешь?
- Закусываю.
- И?
- И всё.
- Во-о-от! А я домой прихожу, сажусь за стол, пью сто грамм, закусываю, смотрю в аквариум и…
- И что?
- И - рас-слаб-ля-юсь…
- Ну, Ложкин! Ну, голова!
- Психология…

                                                                  ***

Иван cбросил тапочки и залез под одеяло. Маруся, которая была уже в постели, не сводила с него глаз.
- Ваня! – cпросила она вдруг. - У тебя появилась женщина?
- Чего? – не понял Иван.
- Я спрашиваю, ты бабу себе завёл?
- Да, ты чё, Марусь, белины объелась? Какую бабу?
- Ничего я не объедалась! Ты, думаешь, что я ничего не вижу? Не замечаю?
- Чего не замечаешь?
- Чего?... С работы стал позже приходить. А как приходишь, так сразу в свой телевизор. А если не туда, так спать. На меня внимания совсем не обращаешь. Ни одного ласкового слова от тебя не услышала, не говоря уже о большем… И вон, ещё! – Маруся бросила свой взгляд на подбородок Ложкина – бриться стал, чуть ли не каждый день… И так уже, целую неделю, Вань...
Ложкин увидел, как Марусины глаза стали наполняться слезами. В такие минуты ему хотелось провалиться сквозь землю.
- Да, ты, что, Маруся, Солнышко моё. Какая баба? Кроме тебя у меня никого нет, не было и не будет.- проговорил Ложкин.- И бриться я стал для тебя. Ты же сама мне бритву на день рождения подарила.- Иван поднял вверх указательный палец и торжественно произнёс – Электрическую!…Отличная бритва. Почему бы ей не бриться? – Тут Ложкин перевел дыхание и продолжил:
- А не обращаю внимания?...Так, это, я устаю, Марусь, на работе…Кузьмича с аппендицитом забрали, так я за двоих и вкалываю. Сколько я им говорил – ни в какую…
- Устаёшь?
- Ну, да, Марусь – устаю.
- И бриться стал для меня?
- Конечно для тебя. Для кого же, ещё?
- И бабы никакой нет?
- Нет, Марусечка! Нету! Откуда ей, горемычной, взяться?
- Точно нету?
- Ну, точно…
Ложкин обнял жену и поцеловал.
-Хм, - хмыкнула Маруся, - не колешься…
- Ну, вот видишь…- улыбнулся Иван и поцеловал ещё раз.
- А я – то, грешным делом подумала…- проговорила Маруся и прижалась к мужу
- Эх, ты, думальщица моя… – пошутил Иван и с печалью в голосе добавил – Просто, Маруся, я очень устал…
- А может, выходной возьмёшь, Вань?- вдруг спросила Маруся и посмотрела на Ивана.
- Выходной?
- Ну, да. Съездим куда-нибудь вдвоём… На рыбалку… Хочешь со мной на рыбалку, Вань?
- На рыбалку? С тобой? – улыбнулся про себя Иван. - А почему бы и нет? Давай Маруся! - и Ложкин крепче обнял жену. - Вот, прямо завтра, приду и потребую выходной. Пусть только не дадут.
- Хорошо… - прошептала Маруся.
Между супругами наступила долгожданная идиллия.
- А который час? – спохватился Иван
- Уже…Уже половина двенадцатого, Вань.
- Так спать надо, Марусь. Мне ж завтра вставать рано!
Иван снова поцеловал жену и пожелав друг другу спокойной ночи, они оба закрыли глаза…
   Примерно через час, Ложкин, аккуратно, чтобы не разбудить Марусю, поднялся с постели, нырнул в тапочки и украдкой вышел из спальни. В передней, он накинул плащ и прихватив с собой сигареты со спичками, вышел во двор.
   В лицо подуло ночной прохладой и запахом свежескошенной травы. Сверху, на Ложкина, смотрела одинокая, белая луна. “Ишь, ты, смотрит” – подумал Иван. Луна же, в свою очередь, подмигнула ему в ответ. Ложкин протёр глаза, сплюнул и закурил. Где-то залаял пёс. За ним второй.
   Докурив сигарету, Иван, направился к сараю. У входа, он остановился и посмотрел на окна спальни. ”Надо же…” – проговорил Ложкин и скрылся за дверью. Там, он, поднялся по лестнице на сеновал и стал искать…
   Спустя несколько минут, прижимая к груди находку, Иван шёл по заброшенной тропинке. Крапива жалила его ноги, колючки цеплялись за подол плаща и несколько раз, Ложкину приходилось возвращаться за тапком, который то и дело соскальзывал. Подойдя к деревянной постройке с перекошенной дверью, Иван оглянулся и потянул за ручку. Дверь со скрипом открылась и оглянувшись ещё раз, Ложкин вошёл вовнутрь.
   Там, из-за пазухи, он вытащил круглый свёрток, завёрнутый в мешковину. Под ней, оказался большой лист ватмана. После того, как Иван развернул его, в груди защемило и перехватило дыхание. На внутренней стороне ватмана, размерами поменьше, был приклеен плакат с портретом голливудской актрисы Анджелины Джоли. Её длинные волосы свисали на обнажённые плечи и ниже, сливались с чёрным, бархатным платьем. Ярко-красные губы были слегка приоткрыты, а в зелёных глазах было столько огня, что казалось - наступило утро.
   Некоторое время Ложкин не мог оторвать от неё взгляда. В свою очередь и Анджелина, как казалось Ложкину, всё это время смотрела на него и спрашивала:” Что-то случилось?” Кажется, прошла целая вечность, прежде, чем Ложкин тяжело вздохнул, прокашлялся и, поджав губы, произнес:
- Да, Анжела… Боюсь, что между нами всё кончено…
Затем наступила гробовая тишина, а у Ложкина зазвенело в ушах.
- Ты не можешь со мной так поступить! – кричала ему в ухо Анджелина.
- Прости…
- Ты не посмеешь! Ты не…
- Прости! – оборвал её Ложкин. - Но, Маруся, кажется, догадывается…
- Не бросай меня… – сквозь слёзы проговорила, Анджелина и Иван увидел, как по её щекам потекла тушь. - Я люблю тебя, Ложкин…- добавила она и закрыла лицо руками.
- Прощай…- и это было последнее, что успел сказать ей Иван в ответ.
Через секунду загорелась спичка, а через две и сама Анджелина…

Маруся по-прежнему спала, когда Ложкин, во второй раз за сегодня, залез под одеяло. Несколько минут он пытался разглядеть в темноте её лицо и в конце концов поймал себя на мысли, что любит он только свою Марусю и больше никого. Мысленно пожелав ей спокойной ночи, Ложкин перевернулся на другой бок и закрыл глаза.
- Так-то оно лучше будет…- услышал он за спиной и ещё крепче зажмурился.

                                                                     ***

- Слышишь, Иван! – спрашивали его друзья - А откуда фамилия у тебя такая –Ложкин? Наверное, твои предки ложки вырезали?
На что, Иван, садился удобнее на скамейке, доставал cигарету, раскуривал, делал глубокую затяжку и высоко подняв голову выпускал струйку белого дыма.
- Из Врунгелей мы… – говорил затем Ложкин, не опуская головы. – Из Врунгелей…